Татьяна Каменская - Эртэ Страница 42

— ЭРТЭ, ты слышишь меня. Я знаю, слышишь! Очнись…

Он не ошибся. Она приходит в себя. Вот только, что с ней? Почему она так бьется в его руках. Словно чего-то или кого-то боится…

— Уходи, оставь меня! Оставь…

Он ошибся. Она ещё не пришла в себя. И её бормотание так малопонятно. Хотя…

— …система разморожена…разморожена… Уходи! Алёна знает… её гил универсален. Но она просчиталась… Музыка? Ты тоже слышишь музыку? Ах, какая это грустная музыка… Я знаю… я всегда верила тебе… ты не бросишь меня…никогда…никогда…

Женщина умолкает, словно засыпает. Это не нужно ей делать сейчас.

— Очнись Эртэ! Очнись же! Алёна охотится за тобой… — в отчаянии сжимает мужчина хрупкие плечи женщины и трясёт её словно грушу.

На мгновение женщина приходит в себя, но тут-же голова её вновь падает безвольно на грудь, и лишь посиневшие её губы продолжают шептать:

— Там…там твоя невеста…

Его невеста? Скорее всего, его Марина? Отчего в памяти всплывают суровое лицо Леса и его слова о каком-то потомке. А может это и есть та правда, которую он ищет? Последний потомок владов! Это он! Звучит заманчиво, хотя он не уверен в этом своём предначертании. В прежних своих снах он спасал Эртэ, теперь же пришла очередь его Марины. Но она обычная женщина… которую похитил Маг… Какая чушь, какая нелепая сказка. Но если есть Маг, почему не быть Последнему потомку? Значит, по словам Леса, не гоже Последнему потомку владов быть трусом? Не гоже сдавать свои позиции, и то, что принадлежит тебе и только тебе? Отдавать своё, родное, "не за понюшку табаку", как иной раз говорил его дед Евсей, мудрый и умный старик, который, будучи слепым, видел всё, и за которое воевал когда-то сам, потому-что он был настоящим мужчиной…

Пусть спит Эртэ! Значит так надо! Значит, он сам справится с врагом, если тот здесь! Не только сила, но и хитрость нужна в этом деле. А он постарается… несомненно постарается быть достойным приемником славы своих отцов…

Ишь, как торжественно вышагивает впереди всей свадебной процессии, длинный, тощий как журавель Маг в своём ярко-красном тюрбане фокусника. Играет музыка, грустная, и нисколько не подходящая данному случаю. Плачет маленькая флейта, ей вторит скрипка, и полупрозрачные девушки — танцовщицы бесшумно двигаясь по залу в танце, взмахивают своими белыми прозрачными платками, словно отгоняют от бледной невесты ту разноряженную толпу алчущих крови монстров, что готовы тут-же набросится на свою жертву.

Как изменилась Марина. Её вечно сияющие синим огнём глаза потухли, и безжизненны, улыбка, которая неизменно была на её губах, исчезла, а бледность её лица, и тёмные круги под глазами, стали ещё сильнее. Неужели Маг не видит, что Марина больна? И что даже сейчас она находится в полуобморочном состоянии. Невеста не должна быть несчастной. Не помогает разубедить в этом даже её красивое белое платье, ни облако фаты, спадающее белой пышной волной до самого паркета, начищенного слугами до сияющего блеска по случаю свадьбы. Пошатнувшись, Марина едва не падает, но её вовремя подхватывают под руки те дамы, что следуют рядом. И Сергей Викторович вдруг понимает, что Марина спит…

Стройная дама в черном блестящем платье, в высоком напудренном парике встречает процессию. Она поднимает руку, и музыка стихает, напоследок истерично взвизгнув скрипкой. Дама морщится, но тут-же улыбается гостям обворожительной улыбкой и кивает головой Магу, словно соглашаясь с ним в чем-то. Полупрозрачные девушки куда-то исчезают, дама вновь взмахивает рукой и несколько слуг уже спешат к ней. Один тащит в руках маленький изящный столик с вычурными ножками, а другой спешит с большой толстой книгой в ярко-красном переплёте, в руках третьего слуги красивая фарфоровая чернильница, из которой торчит длинное гусиное перо. Установив стол, положив на него книгу в красном переплёте, и укрепив фарфоровую чернильницу с пером, слуги, пятясь, спешат быстрее покинуть зал, явно боясь того, кто нетерпеливо поглядывает на невесту, которая, кажется, всё ещё пребывает во сне, или в полуобморочном состоянии. Жених недоволен? Возможно. Он морщится, и грозно сдвинув брови под высоким тюрбаном факира-волшебника, сердито смотрит на женщину в черном платье. Как ни странно, она в растерянности. Поминутно оглядываясь, женщина смотрит с надеждой на двери, где скрылись трое слуг. Наконец она подает знак, и к органу спешит маленький толстенький человечек в чёрном сюртуке.

Громкие звуки торжественной музыки сотрясают стены древнего замка, и через минуту вновь умолкают. Откуда-то сверху с высокого потолка вдруг начинает сыпаться мусор, и старые пожелтевшие листья, которые кружась, падают у ног невесты. Словно очнувшись, она смотрит на них, затем переводит взгляд вверх, и тихо шепчет какие-то слова.

— Не пора начинать процессию? — резкий голос мужчины в ярко-красном тюрбане нарушает звенящую тишину, установившуюся в огромном зале.

— П-позвольте д-доложить, отсутствует ис-сторик! — заикаясь, подаёт голос толстяк за органом.

— Скоро двенадцать, а этого болвана до сих пор нет! — громогласный голос тощего жениха в тюрбане пугает не только женщину в черном, что внимательно следит за невестой, но и гостей, что застыли в немом изваянии, словно безликие статуи.

— Где этот чёртов историк? — рычание дикого зверя ничто по сравнению с этим рёвом, не обещающим ничего хорошего для присутствующих.

Зато тому, кого так нетерпеливо ждут, видимо нипочём все эти проявления эмоций " хорошего тона". Почти согнувшись пополам от старости и немощи, по длинному коридору зала, не спеша, бредёт старичок с белой длинной бородой. Фалды его огромного халата волочатся за ним по паркету, собирая в кучку сухие желтые листья. Старичок вертит головой, доброжелательно улыбаясь, кивает присутствующим, и его неимоверно высокий колпак звездочёта кажется живым воплощением ночного неба, на синем фоне которого ярко сияют, сверкают, загораются и тут-же гаснут маленькие золотые звёздочки, насмешливо подмигивая всем собравшимся гостям то с левой, то с правой стороны. Сморщенное лицо старика в ореоле косматых седых волос выражает безмятежность, а улыбка, с которой он смотрит на окружающих, такая добрая, что только глухой не услышит, как яростно скрепят зубы нетерпеливого жениха, и как сжимаются его кулаки.

— Где ты задержался, старый недотёпа? Ты видно совсем постарел, если не помнишь, что тебя двадцать раз предупредили о свадьбе. До того как часы пробьют двенадцать часов, я должен стать мужем этой женщины. Ты проспал…

— Каюсь, спал! Прилег на секунду и уснул… — старичок хитровато блеснул глазками, увеличенными толстыми линзами очков, и, опершись на кривую сучковатую палку, прищурился, глядя на невесту.