Убить нельзя научить. Дилогия (СИ) - Сапфир Ясмина Страница 44

Ровно в два часа дня, как мы и договаривались, пришла Слася, и я начала процедуру по ее преображению.

Превратить мрагулку в принцессу особого труда не составило, в королеву – потребовало еще немного усилий.

Тушь, тени, пудра, блеск и щипцы для завивки волос не подводили еще ни одну девушку.

Бирюзовое платье на тонких бретельках, с вопиюще нескромным декольте, не оставляло равнодушным еще ни одного мужчину.

Когда я надевала это шелковое великолепие в пол, ни один академик, ни один профессор ни разу не взглянул в глаза. Чего уж говорить о простых смертных. Если же требовалось, чтобы первый встречный двух слов связать не мог, я вставала к нему в пол-оборота. Платье не только не скрывало спину, но и зазывно демонстрировало вторую самую соблазнительную женскую ложбинку – между ягодицами. Чтобы добить сильный пол Академии, по самому центру декольте Сласи я нацепила «ковровую брошь».

Девушка вертелась перед зеркалом и счастливо хихикала.

Сама я вначале честно хотела нарядиться как можно скромнее. Угрозы Вархара, которые сам проректор считал предупреждениями, так и всплывали в памяти.

Но потом во мне очень некстати проснулся дух противоречия. Тот самый, на чьей совести остался нынешний вечер с танцевальным залом в придачу. Но кто считает?

Моя рука уже благоразумно потянулась за скромным бежевым платьем, с закрытым воротом и пышной юбкой чуть ниже колен. Но взгляд упал на другое, угольно-черное.

Назвать это платье нескромным было все равно, что назвать море лужицей.

И самое потрясающее, что при всей своей вопиющей откровенности, оно целиком и полностью соответствовало требованиям Вархара. Ворот под горлышко, рукава длиннющие, юбка в пол.

Вот только плотная, шелковистая часть платья начиналась от сосков и заканчивалась где-то на середине бедра. Все, что выше, ниже, дальше было пошито из тончайшего кружева. И к этому великолепию прилагалась юбка «с сюрпризом». Достаточно пышная, чтобы позволить себе широкие шаги, она в самый неожиданный момент распахивалась в высоком разрезе. Таком высоком, что я всякий раз с трудом подбирала под него белье.

Выловив платье из шкафа, я с недоверием повертела его в руках. Во мне боролись благоразумие и дух противоречия. Как на грех, благоразумие вооружилось только угрозами Вархара. А дух противоречия – самым страшным оружием, возмущением от того, что проректор вообще имеет наглость диктовать мне, во что одеваться. Еще немного – и он возьмется диктовать куда ходить, как разговаривать и с кем встречаться!

Этот последний, контрольный выстрел духа противоречия сразил мое бедное благоразумие наповал.

Я решительно влезла в черное платье и улыбнулась зеркалу. Надо же! Подруга подарила мне кружевной наряд почти девяносто лет назад, а сидит и выглядит так, словно только что из бутика. Вот они, ткани нового поколения.

Над обувью я раздумывала всерьез и без спешки.

Слася пришла в правильных туфлях – черных, под любой наряд, с невысоким каблучком. С ее ростом в любых других мужчины смотрели бы на мрагулку снизу вверх, отчетливо понимая свою ничтожность перед беспощадной силой женской красоты. Мне же хотелось, чтобы мужчины понимали свою ничтожность немного позже. Сразу после того, как Слася начнет отказывать партнерам в танцах, а ухажерам – в беседе и номере телефона.

Поначалу я склонялась в сторону аккуратненьких черных туфелек на маленьком каблучке.

Но в голове назойливо прокручивались фантазии о том, как наступаю Вархару шпилькой на ногу. Так, в качестве профилактики променада его шаловливых рук по моей фигуре.

Я решительно отставила туфли на низком каблуке и вытащила черные, лакированные лодочки на двадцатисантиметровых шпильках. В моем платье оружие самозащиты не роскошь, а средство оставить хотя бы пару сантиметров тела незащупанными проректором!

Слася смотрела на то, как я надеваю лодочки и несусь к шкафу – убрать ненужную одежду – как на восьмое чудо света. Девушку не удивляли молнии в руках однокашников, затяжные полеты мебели по аудитории, не сражали наповал ямы, возникающие сами по себе. Но мои пробежки по комнате на головокружительных шпильках потрясли ее до глубины души.

Слася даже рот приоткрыла и захлопала удлиненными тушью ресницами так, что я начала опасаться легкого ветерка.

Едва успела подвести глаза карандашом, а губы – блеском, убрать косметику в шкаф, как в дверь постучались.

Вархар! Я чуяла его той самой пятой точкой, которая вечно влипает в неприятности и оттого великолепно их чует.

В панике метнула взгляд на скромное платье, что сиротливо покачивалось на дверце шкафа немым укором духу противоречия. Казалось, наряд пенял мне, предупреждал.

И, как выяснилось спустя недолгое время, он был убийственно прав.

17

Я открыла дверь и поняла, что раньше меня взглядом еще не раздевали, а вот тепе-ерь…

Куда там дилетантам – студентам и аспирантам – до настоящего профессионала – Вархара.

Первой жертвой его цепкого взгляда стало все, что не столько прикрывало, сколько искусно украшало кружево. Проректор трижды сглотнул, но промолчал. Следующей жертвой стало все, что не столько драпировал, сколько подчеркивал тонкий трикотаж. Вархар сглотнул еще три раза.

Слася молча выскользнула из комнаты, коварно бросив меня на милость слегка подвисшего проректора.

Некоторое время он только открывал рот и произносил нечто вроде:

«Ог-го-о-ог-г-го»… «Ог-г-г-го-о»…

Истинный скандр проснулся в Вархаре, и способность связно выражать мысли благоразумно уступила ему место.

Прошло пять минут, если верить моим экзотическим настенным ходикам, а проректор так и не отвис. Его лихорадочный взгляд уже даже не раздевал, скорее «ощупывал» самые выдающиеся места, и я начала всерьез побаиваться за свою целостность.

Вдруг с немыслимой силой захотелось переодеться, но было уже поздно…

Вархар улыбнулся одной из своих самых нахальных и самых сладких улыбок. Теперь на меня смотрела помесь акулы и Чеширского кота. Я нарекла эту улыбку чеширским оскалом. Страшноватое зрелище.

Я попыталась ответить проректору той же монетой – окатила его взглядом с ног до головы.

Не скажу, что Вархар изменил своему фирменному стилю, он просто слегка усилил акценты, как выражаются модельеры.

К черным брюкам на два размера больше прилагалась самая узкая угольная футболка в сеточку, что я видела. Соски не столько просвечивали, сколько зазывно торчали в дырки.

Я ожидала, что проректор подаст руку, протянет ладонь, хотя бы пригласит.

Вместо этого Вархар схватил меня за талию, поднял и поставил рядом, захлопнув дверь ногой. Не успела возмутиться, замахнуться каблуком, а проректор, как порядочный кавалер, продел мою руку через свой локоть и потащил за собой.

Он даже не маршировал – летел, и половину пути до лифта я пробежала на цыпочках. «Контуженный» платьем Вархар заметил мои трудности далеко не сразу. Но когда наконец-то обнаружил, благородно сжалился и сбросил скорость. На каждый его шаг по-прежнему приходились три моих, но теперь проректор двигался как брейкер, изображающий робота. Делал шаг, замирал, а когда я догоняла его, делал второй. И, что самое интересное, выглядел Вархар не столько комично, сколько пластично.

Это должно было сразу меня насторожить. Но инстинкт самосохранения временно отпросился в отгул. Перегрелся на пожаре, перенапрягся в ожидании встречи с башней, нахлебался воды на потопе и переутомился в яме.

Без задней мысли доехала я с проректором до двадцатого этажа.

По счастью, лифт был на моей стороне и доставил нас к месту действия за считанные секунды. За это время Вархар успел лишь зажать меня в углу и погладить по ягодице. Его взгляд ужасно хотелось прямо-таки оторвать от груди. Казалось, он пристал к ней как скотч и отлипал только для того, чтобы так же намертво приклеиться к бедрам.

Мы очутились в холле-перекрестке между двумя кафедрами, лифтом и лестницей, как на этаже физиков и биологов. Вархар лихо крутанулся на пятках и утянул меня в одну из дверей.