Дмитрий Распопов - Начало пути Страница 45

– Я уверен только в том, что не приносил вам клятву верности и не получал от вас феод, Ваша Светлость, – уже спокойней ответил я, с трудом выдерживая взгляд герцога, будто пронзавший меня насквозь. – Поэтому не понимаю, почему Ваша Светлость прибыла с таким количеством спутников, да ещё и без предварительного уведомления хозяина.

По местным законам я был, конечно, прав, но, если перевести на нормальный язык, то я просто послал герцога и его свиту очень далеко от своего замка.

– Да как ты смеешь, щенок… – раздался голос старшего сына герцога.

– Остынь, Ричард, пусть щеночек показывает зубки, пока их ему не выбили, – улыбнулся герцог, на лице которого улыбка смотрелась страшно. – Он снова обернулся ко мне и сказал: – Живи, щеночек, но помни, пройдёт не более полугода, как ты сам явишься ко мне на коленях, неся в руках ключи от замка и умоляя принять твою клятву верности.

Не дав мне ответить, он резко повернул коня и махнув рукой, поехал прочь, а следом за ним, бросая на меня угрожающие взгляды, двинулась вся кавалькада.

Кричать что-то вслед выглядело бы по-детски, поэтому я просто молчал, глядя, как из замка выезжает последний всадник.

– Ну всё, теперь жди пакостей, – полным ненависти голосом прошипел Рон. – Поверь мне, эта такая гадина, если он пообещал тебе неприятности, то обязательно их доставит.

Я только тяжело вздохнул.

Рон, видимо, отходя от встречи со своим врагом, уже спокойнее произнёс.

– Однако крутовато ты ему сказал, Макс.

Я опять вздохнул. Проклятые рефлексы, это ведь не папе с мамой или учителям грубить, тут себе хорошенького такого врага заимел, в лице властителя местной провинции.

– Сам уже жалею, Рон, – ответил я молчавшему негру, – но сначала сказал, а потом подумал.

– Умеешь ты, Макс врагов себе наживать, – тяжело вздохнув, ответил тот. – Почему не сразу короля?

– Так короля не было среди этого балагана, – невесело пошутил я.

Подошедший гном, увидев наши пасмурные лица, нахмурился и потребовал рассказать, что произошло в его отсутствие.

От моего рассказа гном застонал и схватился за голову.

– Ну ты, Макс, даёшь, нажил такого врага из-за своего языка.

Я сам понимал свою вину, но посыпать голову пеплом было уже поздно.

– Ладно, что сделано – то сделано. Пошли освободим женщин и продолжим тренировки, – сказал я. – Поздно пить «Боржоми», почки отвалились.

Рон оказался прав, неприятности начались ровно через три дня с того памятного визита.

Сын старосты прискакал ко мне и сказал, что охота из дворян с соседних земель выехала на мои и теперь около двадцати всадников топчут мои поля и стреляют мою дичь. Пока я собрался и выехал, охота была уже на своих землях, а мне оставалось только при виде потоптанного лошадьми поля сжимать от злости кулаки.

«Хорошо хоть урожай собран, – подумал я, – если бы такое началось до сбора, плакали мои денежки».

Словно получив негласную команду, топтать мои поля, дороги, стрелять дичь в моих лесах принялись все ближайшие соседи. Я перестал даже выезжать на вызовы, так как, едва я показывался в поле зрения, охотники поворачивали на свои земли и делали вид, что ничего не происходит. Ко всему прочему в деревню попробовали наведаться солдаты, правда, направленные на них четыре десятка стрел и болтов быстро их вразумили. Крестьяне потом целый день праздновали победу, но я понимал, нужно что-то придумывать, иначе меня раздавят.

Пару дней я думал, как мне остановить творившийся беспредел и, придумав, вызвал к себе Рона и Дарина. Собравшись духом, я выложил свой план.

Глаза у Рона и гнома сделались по сестерцию и негр тихо сказал.

– Как ты называешь войну?

– Партизанская, – ответил я, – уходим в подполье и тихо гадим врагу, пока он не передумает.

Гном почесал в затылке.

– Первый раз слышу такой войне, но если рассуждать здраво, то у тебя есть шанс.

– Что скажешь, Рон? – обратился я к негру.

– Не знаю, откуда у тебя такие знания, но мы иногда для победы над врагом применяли нечто подобное. Могу только подсказать ещё несколько способов защиты, а так в целом план одобряю.

Утром во дворе был собран весь состав дружины, она была поделена на двойки, каждой был выдан рабочий инвентарь, а затем Рон увёл их на выполнение «задания партии».

Вечером мои бойцы, усталые, перепачканные землёй и глиной, были доставлены обратно. Каждый день в течение двух недель они отправлялись по всем направлениям, откуда любили появляться желающие потоптать чужую землю и побить чужоё зверьё.

Мой план был прост: если я не могу выступать в открытую, то нужно вести партизанскую войну. Дружинники копали на всех дорогах небольшие, беспорядочно расположенные ямки, бывшие, несмотря на малую глубину, очень коварными для лошадей. Даже при беге рысью лошадь, попав ногой в такую прикрытую дёрном ямку, запросто могла сломать себе ногу.

А уж раскидываемые моими дружинниками повсюду небольшие квадратные дощечки с вбитыми в них гвоздями, ужасным изобретением, от которого отказался ещё Александр Македонский! Я не брезговал ничем, чтобы отвадить любителей потрепать мне нервы. В лесу, на узких тропах, дружинники копали волчьи ямы, расставляли самострелы, подвешивали обрезки брёвен и вообще использовали полный набор партизанских гадостей, мастером на которые оказался мой телохранитель.

Не прошло и дня с момента установок первых гадостей, как группа всадников из замка графа Шарона, погнавшись за оленем, угодила на «минное поле» из досок с гвоздями. Случившееся видел один из крестьян, проходивший мимо, он и поделился впечатлениями со старостой, а тот со мной.

Кстати, всем деревенским было запрещено ездить на лошадях и появляться в лесу, без объявления причин введения таких мер. Впрочем, крестьяне сами вскоре поняли почему нельзя никуда ходить, но, понятное дело, помалкивали, а дружинники работали только попарно и никому не показывались на глаза.

Староста рассказал мне, как гнавшиеся за добычей охотники неожиданно, в несколько секунд, превратилась из организованной и слаженной группы в мешанину людских и конских тел. На первых упавших лошадей падали другие, и только последние ряды успели затормозить.

Этим же вечером ко мне в замок ворвался взбешенный граф Шарон, потерявший в моей западне пятерых переломавших себе руки и ноги рыцарей, а также множество отличных лошадей. Он потрясал передо мной доской с гвоздями, говоря, что это моих рук дело.

Спокойно выслушав орущего графа, я ответил, что в последнее время на мои земли повадились приезжать разные негодяи, и что за их действия я ответственности нести не могу, более того, сам страдаю из-за гадостей, которые они мне устраивают.