Джулия Джонс - Корона с шипами Страница 45

Райвис взял за правило дружить с рыбаками в любом порту, куда его заносила судьба. Никогда ведь не знаешь, не пригодятся ли тебе услуги просоленного морского волка.

Заметив у дальнего мола знакомую темноволосую фигуру, Райвис сразу же свернул и направился к ней. Он вернется в дом Марселя и встретится с Кэмроном Торнским, но чуть погодя: сначала надо узнать свежие новости — чтобы потом, когда давать задний ход будет поздно, не столкнуться с неприятными неожиданностями.

— Эй, Пэграфф! — позвал Райвис и приветственно помахал рукой. — Ну как море, не жалуешься?

— Море-то ничего, жена хуже, — последовал ответ. Пэграфф кончил привязывать лодку и спокойно ждал, пока Райвис подойдет ближе. Бейзеллские рыбаки никогда не делают лишних движений.

Мужчины обменялись рукопожатием — и заодно вопросительными взглядами. По лицу Пэграффа сразу было видно — этому человеку частенько приходится окунаться в соленую морскую воду. Кожа покраснела, губы потрескались, а брови выцвели добела.

— А Джеми где? — спросил Райвис.

— Я послал его на рынок за воском.

Райвис кивнул. Джеми был единственным сыном Пэграффа. Впервые Райвис встретился с ним на одной из маленьких улочек, ведущих к восточной гавани. Джеми тогда решил наняться в солдаты. Он, видите ли, устал чинить сети и вощить бревна. Райвис отговорил нежного и мягкого юношу от опрометчивого шага. Не все люди рождены для ратных подвигов. Некоторым лучше оставаться на море. Райвис отослал Джеми назад к отцу. Он не стал бранить его, просто рассказал — и то была чистая правда, что в жизни наемника нет ничего романтичного и труд солдата так же тяжек, как труд рыбака. Райвис поступил так не по доброте душевной, а потому что брал он только добровольцев, которых мог научить убивать. Но Пэграфф счел это доказательством его доброты — и Райвис не стал тратить время на споры.

— У него появилась девчонка, — продолжал Пэграфф, отвинчивая крышку от оловянной фляги с арло и протягивая ее Райвису. — Крепкий орешек, между прочим. Как раз то, что надо Джеми. Может, хоть остепенится чуток.

Райвис взял предложенное питье. У Пэграффа не было состояния Марселя Вейлингского, но в его фляге почему-то всегда оказывался лучший арло в Бей'Зелле. Райвис отер губы и спросил:

— Какие новости с моря, дружище?

Пэграфф взял флягу и, прежде чем глотнуть самому, хорошенько отполировал ее рукавом. Моряки что сороки — обожают все блестящее.

— Мэйрибейнский бриг бросил якорь у порта Бэлинок. Мой приятель Гиллиф, он ловит там омаров, клянется, что на прошлой неделе среди ночи к бригу направилась шлюпка, набитая гэризонцами.

— А почем он знает, что это были гэризонцы?

— А что, недостаточно видеть, как они орудуют веслами? — Рыбак невесело усмехнулся. У старых морских волков вроде Пэграффа Гэризон, как всякая страна, не имеющая выходов к морю, вызывал подозрение. Они не сомневались, что любой правитель будет стремиться заполнить подобный пробел. И в отношении Гэризона были совершенно правы. — Гиллиф говорит, что пики у них были какие-то чудные. И еще он заметил, что все их солдаты теперь бреют бороды.

Райвис кивнул. Он сам ввел в употребление среди гонцов Изгарда пики нового образца, более широкие, чем раньше.

— Что-нибудь еще?

Пэграффа, похоже, задело, что такая интересная новость не удостоилась должного внимания. Он утешился еще одним глотком арло и лишь потом продолжал:

— Не все ладно между мэдранцами и истанианцами в Восточном заливе. Только за этот месяц на мэдранские баркасы двенадцать раз нападали пираты. Мэдранцы не сомневаются, что это работа истанианцев. Поговаривают, что надо послать галеоны в Галф.

— В Галфе не было военных кораблей вот уж... — Райвис осекся и задумался.

— Пятьдесят лет, — закончил за него Пэграфф. — Точно вам говорю, лорд Райвис, паршивые времена настают. Плохо будет на море. Плохие слухи ходят. На прошлой неделе Бей'Зелл удвоил пошлины, и гавань забита пиратскими галерами и военными кораблями. Дрохо вообще все клешни повыставил, точно краб в ведерке. Выслали военные шлюпки охранять гавань. Хуже всего, конечно, в Мэйрибейне. Из-за бейзеллских пошлин накрылся весь их экспорт. Они боятся, что Истаниа и Дрохо последуют примеру Рейза. Мэйрибейнцы перевели два самых больших своих галеона из порта Шрифт в Хэйл. Якобы чтобы защитить их от идущих с севера бурь. Но всем известно, что бури начнутся только в следующем месяце. — Пэграфф снова приложился к фляжке. — Я рыбачу в этих водах вот уж тридцать лет, у меня были неплохие уловы. И, честно вам скажу, не помню, чтобы мне еще когда-нибудь так не хотелось выходить в море, как в последние два месяца. Нехорошие времена настают, очень нехорошие — море говорит это, а море не ошибается.

Пэграфф покачал головой, вздохнул, почмокал губами, еще раз протер фляжку и допил остатки арло. Спрятав флягу под тунику, он повернулся спиной и начал возиться с удочками. То есть на свой рыбацкий манер показал, что разговор окончен.

Райвис поблагодарил и повернул обратно, к набережной.

10

— Гонцы, убившие твоего отца... не заметил ли ты в них нечто странное, сверхъестественное? — В ожидании ответа Райвис отвернулся от Кэмрона Торнского.

Они сидели в кабинете Марселя. Потрескивали буковые поленья, подогретый берриак дымился в бокалах, от порывов восточного ветра позвякивали с трудом закрытые банкиром жалюзи. Хотя в камине пылал яркий огонь, в комнате было полутемно. Бронзовая каминная решетка защищала дорогой шелковый ковер от случайных искр, абажуры из цветного стекла закрывали серебряные светильники.

Огонь внушал Марселю мистический ужас — ведь в пламени могли погибнуть его драгоценные бумаги. В Великом банковском пожаре двадцать лет назад уцелели все золотые слитки Марселя, но огонь пожрал массу документов, в которых заключалось целое состояние — приписки к завещаниям, платежные поручения, долговые расписки, обменные чеки, акты и договоры об аренде. И Марсель до сих пор не забыл этого кошмара и безумно боялся повторения.

В голове Райвиса промелькнула соблазнительная мысль — случайно задеть фонарь, опрокинуть его и полюбоваться, как керосин растекается по письменному столу Марселя и язычки пламени лижут его бумаженции. Посмотреть, как банкир будет отчаянно бороться с огнем, было бы забавно и хоть немного вознаградило бы его за вчерашнее унижение. Однако Райвис отказался от этой идеи. На многолетнем опыте он убедился, что месть приносит очень мало удовольствия. Только мимолетное злобное удовлетворение, которое в конечном счете оборачивается против тебя самого.

Отгоняя ненужные мысли, он решительно повернулся к Кэмрону и заставил себя сосредоточиться на их беседе. Прежде чем высказать собственное суждение, ему необходимо было кое-что прояснить.