Джулия Джонс - Корона с шипами Страница 46

Отгоняя ненужные мысли, он решительно повернулся к Кэмрону и заставил себя сосредоточиться на их беседе. Прежде чем высказать собственное суждение, ему необходимо было кое-что прояснить.

— Когда я впервые увидел гонцов в кабинете отца, они показались мне настоящими чудовищами. — Он неуверенно передернул плечами. — Но все произошло так быстро... У меня сердце рвалось из груди, руки тряслись, я практически ничего не соображал. А потом я увидел... — Он покачал головой и провел рукой по волосам. — Потом я увидел отца — и ничто больше уже не имело значения.

Кэмрон Торнскнй выглядел еще хуже, чем во время их последнего свидания. Волосы висели космами, глаза были окружены темными кругами, а одежда мешком висела на исхудавшем теле. Райвис видел, что этому человеку действительно плохо, но не испытывал к нему жалости. Его мир был жестоким миром: в нем умирали люди, лгали друзья, а родные были готовы предать тебя в любой момент. Да, отец Кэмрона был варварски зарезан в собственной постели, но во многих отношениях это — далеко не худшая смерть. Кэмрон был единственным сыном единственного сына. Братья, кузены, дядюшки и мачехи не будут оспаривать его права на унаследованное богатство. Наследство его и только его. Так что с этой точки зрения Кэмрон Торнский куда счастливей его, Райвиса.

Райвис провел языком по рубцу на внутренней стороне губы. Почему-то он вдруг явственно ощутил жесткость и выпуклость шрама. Он сделал над собой усилие и спокойно продолжал:

— Я хочу знать подробности, все, что ты сможешь припомнить. На кого они были похожи, как себя вели, как пахли.

При слове пахли Кэмрон вздрогнул.

— Господи! — Марсель за своим столом атласного дерева зашелся от возмущения. — Зачем же такие бестактные вопросы? Лорд Кэмрон и без того расстроен.

Райвис сжал кулак — да так, что заскрипели кожаные перчатки.

— Слушай, Марсель, занимайся своими подсчетами и не суйся, куда не просят.

Марсель хотел было возразить, но Кэмрон жестом остановил его:

— Все в порядке, Марсель. Полагаю, если наш друг и склонен к праздному любопытству, он понимает, что здесь оно в высшей степени неуместно. — Он повернулся к Райвису. — Не так ли?

Райвису дела не было до тона Кэмрона — и все же он с неудовольствием отметил его.

— Вчера ты сказал, что гонцы напоминали животных. Что ты имел в виду?

Кэмрон провел рукой по лицу.

— Ну, эти зубы, десна... — Он судорожно пытался вспомнить подробности, потом сокрушенно покачал головой. — Они были в тени, я не смог разглядеть... но запах...

— Какой запах?

— Животный. Воняло, как в конюшне, когда жеребится кобыла, — кровью, потом, мокрой шерстью. Острый запах возбужденного зверя. — Кэмрон посмотрел на Райвиса. Взгляд его серых потускневших от слез глаз был тверд и решителен. — А почему это так важно?

Райвис оглянулся на Марселя. Банкир был ужасно занят — точнее, притворялся занятым. Он деловито перебирал бумаги, макал перо в чернильницу, старательно морщил лоб. Ну просто актер из погорелого театра.

Райвис наклонился к Кэмрону и понизил голос почти до шепота:

— Прошлой ночью, когда мы с Тессой расстались с Эмитом, на мосту Парсо на нас напали два человека. И еще минимум по двое караулили на каждом конце моста. Если бы нам не удалось сбить их со следа, прыгнув в реку, вряд ли я сейчас сидел бы здесь и наслаждался твоим обществом.

Кэмрон кивнул. Казалось, эта новость ничуть не удивила его. Марсель перестал выло притворяться, что занят своими расчетами, но взгляд Райвиса заставил его вновь уткнуться в бумаги.

— Ни разу в жизни я не сталкивался с такой бешеной, дикой силой, — продолжал Райвис. — Понадобилось все мое искусство, чтобы справиться с ними. Они набрасывались на меня снова и снова. Одного я раз двенадцать ударил ножом в грудь, и только тогда он наконец упал мертвым. Но после этого черты его начали меняться. Он опять стал похож на человека. Пахли же они оба действительно как разъяренные звери.

— Ты обучал их, — с кривой усмешкой заметил Кэмрон, — твоя работа.

Райвис впился зубами в шрам, как другие люди кусают губы, чтобы с них не сорвались опрометчиво резкие слова.

— Да, я обучал их. И засаду они устроили точно по моему рецепту — двое ждут жертву в укрытии, остальные перекрывают пути к отступлению. Но это были не мои люди. Я учил солдат убивать быстро и без лишней суеты, отступать, если кто-то из них ранен, и всегда сохранять хладнокровие. А они... они жаждали крови и не желали отступать, не удовлетворив эту жажду. — Райвис говорил нарочито бесстрастным тоном, хотя по спине у него прошел холодок.

— И к какому же выводу ты пришел? — Кэмрон пытался скрыть заинтересованность под маской безразличного презрения.

— С ними что-то сделали, как-то изменили их человеческую природу. Возможно, это было сделано с помощью колдовства.

Марсель подавился берриаком.

Кэмрон едва заметно кивнул.

Прошло несколько томительных секунд. Марсель Вейлингский зашелся в кашле. Райвис Буранский и Кэмрон Торнский мерили друг друга глазами. Погас один из фонарей. Янтарно-желтый абажур стал черным от дыма, а потом темная струйка поднялась к потолку. Ртутные часы Марселя оттикали час, и молоточек ударил по чугунному колокольчику. Раздался странный звук — не глухой и не звонкий, а так, нечто среднее.

Наконец Кэмрон заговорил:

— Я расскажу тебе, что увидел после того, как позаботился о теле отца. Я пошел в казармы посмотреть, кто из нашей охраны уцелел. Но мне пришлось считать не живых, а мертвых. — Кэмрон, не отрываясь, смотрел на Райвиса. Взгляд его оставался твердым, но голос дрогнул. — Погибло не меньше двух дюжин солдат. Это были хорошие люди. Я считал их своими друзьями. Некоторые были мне как братья. Один когда-то учил меня ездить верхом. И все они дорого продали свою жизнь. Никого не удалось убить с одного удара. Стены были забрызганы кровью, и по ним были размазаны мозги. А на полу валялись разрубленные платья, и кишки, и клоки выдранных волос. Мне случалось бывать на поле боя. Я знаю, что такое смерть. Но это... — Кэмрон отвернулся, — это было побоище, а не битва.

Райвис прикрыл глаза. Ему впервые стало жаль Кэмрона. Он знал, каково это — терять людей, бок о бок с которыми провел не один год. И однако он ничем не выказал своего сочувствия. Опыт подсказывал Райвису, что не это нужно Кэмрону Торнскому.

— Такую же картину я видел прошлой ночью. Гонцы зарезали владельцев постоялого двора, где мы остановились.

— При чем же тут колдовство? — вмешался Марсель. — Ведь известно же, что гэризонцы не лучше животных.

— Но это не мешает вам брать их деньги. — Кэмрон опередил Райвиса, который хотел сказать то же самое.