Чигиринская Ольга - Дело земли Страница 49

А Государь и днем часто призывал к своей особе лейтенанта Минамото, ночами же вовсе от себя не отпускал. Райко обязан был находиться подле государева ложа и быть готовым на случай, если призрак начальника податного ведомства вдруг явится снова мучить Сына Неба.

В прежние времена часто бывало так, что духи усопших, не находя покоя в стране корней, возвращались досаждать живым. Но потом появились буддийские монахи, которые смогли втолковать мертвецам, что после сорока девяти дней блуждания по дорогам тьмы надобно заново рождаться в одном из шести миров, а не шататься туда-сюда, натаскивая лишней скверны в мир живых. Разумные покойники этим наставлениям внимали и радостно уходили перерождаться — потому что даже в мире голодных демонов, по слухам, жить было много веселее, чем в стране мрака. Самых бестолковых либо те же монахи, либо мастера Пути Света и Тени укрощали силой.

Начальник податного ведомства был духом на редкость противным и злым, даже преподобный Рёгэн[82] не смог ему доказать преимуществ перерождения над унылым существованием в виде неупокоенного призрака. Является и является во дворец, словно ему тут проса насыпали. Казалось бы: ну обошла тебя судьба, не привелось носить Драконовых одежд — однако же в этом мире жизнь твоя была спокойна и полна всяческих благ; так не лучше ли, как все приличные люди, переродиться? Глядишь, и возродился бы в цветке лотоса — ничем не хуже императорского дворца! Однако по всему выходило, что начальник податного ведомства принц Мотоката слишком сильно был привязан к миру пыли.

Еще когда государь Рэйдзэй изволил обретаться в утробе матушки, его дед, Великий Министр Кудзё, пригласил принца Мотокату коротать в компании ночь старшего металла и обезьяны.[83] Затеяли игру в кости. Господин Кудзё сказал:

— Если ребенок, которого носит во чреве моя дочь, — мальчик, пусть выпадут две шестерки! — и бросил кости.

И разве не выпали шестерки с первого же раза? Тут все кинулись поздравлять и чествовать Великого Министра — кроме принца Мотоката,[84] который понял, что императором ему уж не бывать. И чего он так злился, спрашивается? Ведь даже если бы принц Нарихира родился девочкой, то ведь после него были еще принцы Тамэхира и Морихира, выходит — никак не могло случиться, чтобы глава податного ведомства сделался однажды Государем. Зачем же так изводить себя? И при жизни-то он не очень хорошо держался, после смерти же вконец соображение потерял.

Однако Райко, хоть и провел в государевой опочивальне тринадцать ночей с луком наготове, министра-безобразника так и не увидел. Наверное, тот успел где-то наслушаться о подвигах юного Минамото — не то от других призраков, не то еще где-то — и не хотел изведать, каков на вкус серебряный наконечник стрелы в тринадцать ладоней.

Надо сказать, что Райко этой частью своей службы тяготился менее всего. По ночам он чувствовал себя полезным — даже в отсутствие призрака — уже хотя бы потому, что Государь, нервный и дерганый юноша, при нем успокаивался и засыпал с улыбкой на бледных губах.

Первое свидание с Государем удивило Райко. Юный Рэйдзэй мало походил на того Тэнно, которому подобали почтение и поклонение. Лицо у Государя было узенькое, и будь он человеком обыкновенным, Райко непременно подумал бы — «как у мышонка». Передние зубы, желтые и много крупнее соседних, усугубляли это сходство. И усердное пользование пудрой не могло скрыть желтоватого оттенка кожи. Все придворные пудрились немилосердно — как видно, для того, чтобы не смущать юношу. Райко тоже приходилось пудриться во время дневных страж.

В первый день своего пребывания во дворце Райко был подавлен великолепием, а четверка и вовсе не знала, на земле она все еще или уже на горе Хорай[85] среди бессмертных. В сам дворец их, понятное дело, не пустили — но даже дворик перед Дворцом Прохладной Свежести, куда их привели, потрясал сердце и душу. А что сказать о платьях придворных, о многоцветных рукавах из-под занавеси, за которой укрылись женщины, о великолепии ширмы, скрывающей лик Государя! Райко и так-то был неважным рассказчиком — а тут и вовсе чуть не потерял лицо от смущения. У всех остальных языки присохли к гортани, губы окаменели. Положение спасли младшие принцы, которые начали задавать вопросы с такой детской непосредственностью, что Райко разговорился, а за ним и другие набрались духу, под конец же разошлись так, что Цуна и Кинтоки в лицах представили питейный поединок Пропойцы и Сэйсё.

Государь огорчился, узнав, что Райко из-за ранения не может участвовать в состязаниях конных лучников — но потребовал, чтобы тот показал свое искусство пешим. Что поделаешь, слово Государя — закон. Райко стрелял по шапке, поставленной как мишень, потом — в персики, нарисованные на веере, потом — пускал стрелу сквозь яшмовое кольцо, что держала на шнурке юная прислужница. Государь пришел в такой восторг, что не отпустил Райко даже домой за вещами — приказал оставаться с ним весь день и всю ночь, а вещи принесут потом.

Прислуживал ему Садамицу. Райко предпочел бы оставить при себе Цуну, но ему дали понять, что кривой паж во дворце неуместен. Садамицу же был хорош собой, ловок и, несмотря на сомнительное происхождение, весьма хорошо воспитан. Его общество да письма от таинственной незнакомки — вот и все, что скрашивало Райко томительные луны и дни дворцовой службы.

И чем дальше, тем больше казалось ему, что они не выиграли — а проиграли, только бескровно. Продолжать расследование без него у четверки не было никакой возможности. Защитить Тэнно от интриг — тоже. Получалось, что в куда более низкой должности и на улицах города Райко мог куда больше, чем сейчас. Кажется, он добрался еще до одной причины, по которой оба его старших друга и не пытались сделать карьеру.

Райко дважды получал от Хиромасы приглашения во дворец Кокидэн и приходил выпить с другом-наставником. Оба раза между ними происходили весьма содержательные беседы, в ходе которых Хиромаса мягко разъяснял Райко его последние промахи и наставлял о том, как их исправить — но ничего более важного сказано не было.

Сэймэя во дворец не приглашали. Последнее его появление было тайным, и, как все тайные визиты, вскоре стало скандальным. Насколько Райко сумел понять, именно Сэймэя следовало косвенно благодарить за неожиданное возвышение — но хотел ли Сэймэй сделать Райко пленником дворца? А с другой стороны… от призрака ли он хранил покой Тэнно? И может быть, само присутствие Райко в покоях императора мешает свершиться злому?

Кому выгодно было скрыть за чествованиями победы над Монахом-Пропойцей вопрос о таинственной богине и ее служителях из народа цутигумо? Кто был тот луноликий они с повадкой вельможи, которому Цуна отрубил руку? Следы вели в усадьбу Хорикава, где проживали братья-министры и малолетний принц Морихира. Одного из братьев постоянно видели во дворце, другой же все время недужил. Что болит у недужного брата? И человек ли второй? Он ездит по городу белым днем — но что с того? Ведь они, прожив долгий срок, могут без страха выходить на солнце, подобно тому как лиса, отрастив девятый хвост, получает возможность обращаться в человека, не прибегая к сложному колдовству.