Дмитрий Казаков - Маг без магии Страница 5

– Вот и смерть пришла, – сказал, закашлявшись. – Ничего, хорошо пожил, славно…

– Ты еще выживешь! – сказал Харальд, приподнимая голову старого мага. Чувствовал, что врет, но не мог иначе. – Еще сходим с тобой в кабак, к девицам!

На лице Свенельда появилась хитрая усмешка.

– Нечего меня утешать, – сказал он, дыша тяжело, как вытащенный на берег лещ. – Лучше послушай. У тебя есть сын…

Харальд напрягся. Сердце на мгновение остановилось, а затем словно рухнуло в пропасть. Да, сын есть. Но он должен быть на севере, за горами. Откуда старик знает о нем?

– Он приходил ко мне за помощью, – продолжал Свенельд, не замечая терзаний собеседника. – Несколько лет назад. Я не смог ему помочь…

Он замолчал, отдыхая.

– Что с ним случилось? – вскричал Харальд, ощущая, что каждое новое слово для него – как глоток воды для измученного жаждой.

– Он стал безумцем, – пришел тихий ответ, – одержимым страстью убивать… к этому причастен кто-то из богов.

– Богов?

– Многое изменилось в мире за те годы, пока ты… отсутствовал. – Свенельд говорил все тише, паузы становились больше. Чувствовалось, что каждое слово дается старому магу с трудом. – Поезжай туда, где был мой дом… Позади него, в дубраве… Купель Видений, она поможет тебе найти сына.

– Как? Я же лишен возможности колдовать? – воскликнул Харальд, ощущая бессильную злость.

– Ты сможешь. – Свенельд улыбнулся, вновь закашлялся. Изо рта его, похожего на старую рану, выплеснулась кровь, свежая, яркая. – Еще… в подполе моего дома тайник… Там разные магические вещи… Многими из них может пользоваться не только маг… Вдруг пригодятся…

Он захрипел, тело его выгнулось дугой, дернулось несколько раз и застыло. Глаза остекленели, их взгляд, спокойный и строгий, был направлен прямо вверх, в зрачках отражались облака.

Харальд медленно встал, постоял некоторое время в почтительном молчании. Сказал громко:

– Прощай! Ты не был мне другом, но сделал для меня больше, чем друг!

Похоронив старого мага, Харальд первым делом добил двоих воинов, которые были только ранены. Оставшийся без руки сомлел от боли и даже не пошевелился, когда холодное лезвие вошло ему в горло. Второй, с рассеченным боком, все еще жил. Глаза его смотрели со злобой и презрением. Он шевелился и пытался отползти от убийцы.

– Уж извини, – сказал Харальд, вытирая окровавленное лезвие об одежду одного из убитых. – Не хочу я оставлять следов, чтобы за мной гонялась сотня таких молодых и ретивых, как ты…

Он деловито обшарил трупы. Одежда одного из сраженных оказалась впору, а в сумке нашлась бритва. Харальд провел рукой по лицу, наткнулся на колючие заросли возле рта. С отвращением ощупал бороду и, не мешкая, направился к небольшому ручейку, чье журчание расслышал, когда хоронил Свенельда.

Из водной глади на него глянул изможденный старик. Неопрятные космы свешиваются до плеч, неряшливая борода торчит веником.

Бритва оказалась тупой, шла по лицу с таким хрустом, словно он косил ей тростник. Щеки и подбородок дергало от боли. Харальд ругался про себя, но терпел. Время от времени ополаскивал лицо холодной водой. Кожа немела, давая возможность продолжать.

Когда закончил, то отражение значительно переменилось. Мужчина, глядящий из ручья, был по-прежнему худ, но стариком уже не выглядел. Слегка подрезанные волосы смотрелись прилично, и Харальд дал себе зарок в ближайшем селении приобрести для них ремешок.

Когда вернулся на поляну, едва не оглох от многоголосого карканья. При появлении человека вороны взлетели, огромные, как гуси. Расселись на ветвях в ожидании, точно уродливые черные почки.

Харальд бросил взгляд в сторону трупов – глаза уже выклеваны, лица обезображены. Еще сутки, и лесные падалыцики так обглодают тела, что опознать их будет невозможно.

Конь Свенельда на чужака фыркнул, а когда тот оказался в седле, дернул задом, норовя сбросить. Но, почувствовав твердую руку, успокоился. Конская память коротка. К вечеру забудет, что принадлежал кому-то другому.

Четырех лошадей поплоше, на которых приехали воины, Харальд не без сожаления отпустил – не к лицу путешествовать с целым табуном. Отвязал поводья и несильно хлестнул одного из коней по толстой заднице. Тот обиженно заржал и помчался, не разбирая дороги. Вслед за ним ринулись остальные.

Перед тем как ехать, решил осмотреть свой нищенский мешок. Когда пальцы наткнулись на нечто объемное, прямоугольное, то вдоль позвоночника пробежал неприятный холодок.

Харальд сглотнул и вытащил на свет… книгу! Большую, в обложке из непонятного материала, не дерева и не металла. Ее поверхность была покрыта разноцветными пятнами самой разной формы.

Руки затряслись, и книга шлепнулась на землю.

«Неужели это она? – в смятении подумал Харальд. – Не может быть!»

Он не без труда наклонился и поднял книгу. Она была тяжелой, но пятна по обложке не двигались, а листы, когда он заглянул внутрь, оказались девственно-чистыми. Книга была мертва. Всего лишь толстый том в вычурном переплете.

Он держал труп Книги Жажды, который он таскал за собой все эти годы!

Облегчение было таким сильным, что он расхохотался. Отшвырнул от себя фолиант и крикнул громко, на весь лес:

– Ты мне больше не нужна! Я могу обходиться без тебя!

Книга не ответила.

Харальд вскочил в седло, пошевелил поводьями. Не торопясь, осторожно выехал на дорогу. Некоторое время постоял в нерешительности, а затем повернул коня на северо-запад.

Копыта с чавканьем вошли в дорожную грязь. Никто бы не узнал в добротно снаряженном всаднике, у седла которого приторочен меч, недавнего нищего бродягу, Слепого Странника.

За поворотом открылась небольшая деревенька, и Харальд невольно придержал коня. Нахлынули воспоминания: как он первый раз ехал сюда, полный юношеских надежд и возвышенных желаний, воображая себе могучий замок, в котором живет Владетель Свенельд…

Вместо замка он обнаружил простой дом, Владетель прогнал наглого юнца, надежды оказались миражом, а желания – глупостью. Сам Харальд изменился, а деревенька – нет. Вот она, такая же, как и десятилетия назад: серые убогие дома, тягучее коровье мычание, запах навоза.

День был жаркий, особенно для апреля, и когда Харальд въехал в деревню, то ощутил, что горло пересохло. У ближайшего дома спешился и постучал в ворота. За забором басовито залаяла собака, послышался скрип двери. Затем распахнулась калитка, и глазам путника предстал тщедушный селянин. Темные глаза его лучились хитростью, а соломенного цвета волосы и борода торчали в стороны, придавая лицу мужика сходство с солнцем.

– Что угодно родовитому господину? – спросил селянин, с ходу распознав, кто перед ним.