Наталья Медянская - Ночь упавшей звезды Страница 5

-- Живая, что ли? -- лекарь невозмутимо вытянул меня из-под воды за волосы, я лишь зубами скрипнула от боли. -- Вы лучше не тоните, деточка...

И протянул склянку с земляничным мылом.

-- Не дождетесь, -- фыркнула я, сдувая перед собой зеленоватую воду. Не выношу запах земляничного мыла, он мне напоминает... ладно, что-то противное напоминает. Хотя землянику я люблю. Такую красную с одной стороны, а с другой желтоватенькую, в черных крапинках, слегка недозрелую и все равно необычайно вкусную... Это что же, я проголодалась? И еще покраснела, точно -- вон как дедка Звингард упорно пялится... Да, покойники, они трескать не хотят.

-- Кому суждено разбиться, тот не утонет, -- взяв у Звингарда склянку, мрачно сообщила я. Кожа саднила. Даже если серьезных ран нет, то ссадин и синяков хватает... Понять бы еще, откуда они взялись.

Впервые за этот день я ощутила страх. До того меня гоняли и дергали, так что просто не было времени задуматься, кто я, откуда и почему ничего не помню?

Может, и правда, как вещал мевретт, когда меня уносили из кабинета, "головой приложилась"? Я прикоснулась к шишке на лбу -- не такая уж большая... Но было же, было что-то в моем прошлом, из-за чего я постаралась его забыть? Что же? Мутным пузырем на поверхность сознания всплыли фразы: "Твоя любовь -- это болезнь. Ты выдумала себе сказку и отчего-то решила, что и другие должны ей следовать"... Гнилым лохматым корнем повернулась в груди тоска, мне едва удалось затолЛюбь ее вглубь, туда, откуда всплыла. Ну и что, что не помню? Под себя не хожу... Ложку и меч в руках удержать сумею. Вот еще что странно... женщине прялка да ткацкий стан, пяльцы... лютня, на худой конец... Что ж я такая особенная?

-- Так-так... -- разбил мои мысли ворчливый говорок Звингарда. -- Вы меч на спине таскаете, деточка? Да еще и ума хватает с ним падать? -- лекарь покачал головой и снова забренчал склянками -- на этот раз пригнувшись и отставив увесистый, обтянутый мантией зад.

-- Видите ли, -- ответила я как можно слаще и громко фыркнула, -- если его у пояса таскать, то борозда в земле будет... Да, упала один раз, и это бы ничего, если бы ваш мевретт меня еще раз на нее не уложил... на клеймору, -- с достоинством уточнила я. -- Никогда не подозревала в остроухом... э... простите, столь пылких чувств к человеку... Или он так утонченно издевался?

-- Мевретт? А кто его знает... А вы влюбились что ли? -- обернулся лекарь через плечо. -- Так, это не то... и это... Вот, доверь этой негоднице Терулли разбираться... Ага, вот.

Я с хлюпаньем нырнула под воду. Остудиться. Потом вынырнула.

-- Вы спятили? В это, по-вашему, можно влюбиться? Тощее, беловолосое, утонченное, как лилия? Ну-у... Деду... мэ-этр Звингард! Скорее уж в меня василиск влюбится... взаимно...

Что-то я разболталась. Полегчало от воды, что ли? А ведь правда, полегчало. И запах травяной, приятный... не хочу вылезать. Лучше превращусь в лягушку, и если найдется дурак, который меня в таком облике примет... то и я его... -- я стерла слезу со щеки. Хорошо, что в воде -- сойдет за брызги.

Лекарь обернулся.

-- Странные у вас, давних, понятия о красоте, -- он швырнул в меня полотенцем. -- В этой воде долго лежать нельзя. Вытритесь и намажьте ссадины. И поживее, я не собираюсь на вас тратить целый день.

-- Я и не просила, -- вылезая и вытираясь, рявкнула я. -- Вы сами меня сюда приволокли. То есть, этот ваш, рыжий... А понятие о красоте у меня есть, можете не сомневаться. Только лилии я не выношу. Или этот белобрысый -- ваш внук, что вы так за него страдаете?

Дверь внезапно распахнулась, и в лазарет быстрым шагом вошло легкое на помине "нечто тощее и беловолосое":

-- Мэтр Звингард, и как... -- тут мевретт остановился, словно налетев на невидимую стену, брови его полезли на лоб, и он резко отвернулся, взмахнув полами длинной туники:

-- Э... а... вижу, вам уже лучше? -- спросил он у двери.

Нисколько не стесняясь, я стояла нагая, втирая мазь в синяки и ссадины, даже как-то извернулась, чтобы намазать спину. Вообще я довольно гибкая в обычное время...

Потом вернула Звингарду мазь:

-- Все, спасибо. У вас чистая одежда найдется? Пока я свою в порядок приведу... Э-э... здрасьте, мевретт. Да, мне уже хорошо.

-- Лучше-лучше, -- заверил лекарь. -- Лучше подумайте, где ее поселить.

Судя по позе, Мадре действительно задумался, все так же стоя лицом к двери и настороженно прислушиваясь к звукам за спиной:

-- Скажите, а вы любите детей, сударыня? -- спросил он загадочно.

-- Не выношу, -- соврала я. -- За редким исключением. Я воин, а не нянька.

Лекарь залез в пузатый комод и достал чистую рубашку и штаны.

-- Вот вам, деточка. Чтоб так не ходили.

-- Спасибо, -- сказала я искренне. -- Я вообще-то и так могу, но никого не хочу смущать! -- почти проорала, заставив мевретта заткнуть чувствительные уши. Ох, до чего же его злить было приятно... отступали неприятности.

Я быстро оделась.

-- Мэ-этр Звингард, где у вас постираться можно и развесить, чтобы просохло? И еще... надо сапоги и кирасу в порядок привести, а то ведь испортятся... и... я голодная, -- печально призналась я, ища глазами свою сумку. Похоже, я и ее потеряла в кабинете этого уточне... утонченного остроухого блондина. А там был кусок домашней колбасы и хлеб. Я судорожно сглотнула.

Кто я такая -- не помню, а вот что в сумке есть колбаса...

-- Так, дева, -- строго сказал Звингард. -- Я лекарь, а не нянька. С железками к оружейнику, за едой -- на кухню. А тряпки оставьте здесь, служанки выстирают. Кстати, мевретт, где носит это негодную девчонку, Тулинни?

-- Темулли? -- чуть громче, чем следовало, спросил Мадре, убирая руки от ушей. -- А я не знаю... Она сказала, что к вам пойдет.

Потом слегка повернулся в мою сторону:

-- Ну, хорошо, а книги? Грамоту разумеете?

-- Ну, пусть только вернется, -- хмыкнул Звингард, делая вид, что закатывает рукава.

-- Мне нянька и не требуется, -- прошипела я дедке в богатырскую спину. -- Только если я буду бродить по вашему замку до потери пульса в поисках кухни и кузницы, вам же хуже!..

Я подхватила свое барахло и, обойдя Одрина, словно столб, потопала к двери.

-- Кстати, мевретт, сумку и клеймору мне верните, когда освобожусь. Грамоте разумею, но секретарем быть не хочу. Сказала же человеческим языком: я воин, а не писарчук.

Да-а, чтобы открыть двери, третьей руки мне явно недоставало. Так что я опять шваркнула все на пол, освободила проход и стала подбирать вещи. Их было многовато, но я справилась.

-- Мэтр Звингард, спасибо! -- прокричала я, выходя.

-- И вам не за что, деточка, -- откликнулся лекарь.

Гордости моей хватило -- выйти и затворить двери за собой. А там я привалилась к ним спиной и, видимо, это к лучшему. Потому как в лазарете довольно громко заговорили обо мне. Двери были плотные, но разговаривали собеседники на повышенных тонах, так что мне все было прекрасно слышно.