Мария Капшина - О верности крыс Страница 5

Кхад хмыкнула.

— Неплохо. Только свидетелей проворонил. Или на нас рассчитывал?

Воробей прекратил улыбаться и покраснел.

— Я…

— Кхад, он просто первый раз, вот и расслабился раньше, чем надо! — вступилась Кейя. — Но ведь здорово всё сделал! Ведь правда? Четверых ведь! Ну скажи?

— Принят, — кивнула Кхад. — Разбирайся с этими и идём отмечать.

Воробей повернулся к "этим". Мальчишка был порогов на восемь старше него, коротко стриженый — едва до середины ушей тёмные волосы, скорей ошарашенный, чем напуганный. А старик…

— Ай, Кхад! А я его видел — деда, он фокусник, на рынке вчера был! — возбуждённо обернулся он, сверкая глазами. — Он так жонглировал здорово!..

Кхад молчала, задумчиво глядя куда-то на тёмные доски балконного дна на соседнем доме. Воробей замялся, перевёл глаза на деда, на Кхад, на деда, обратно…

— Давай его оставим? — выпалил он наконец.

Кхад лениво оглядела старика. Он стоял неподвижно, и выражение лица было точно у статуй раннеимперской поры: непроницаемая тень улыбки в морщинах у глаз.

— Зачем? — спросила Кхад.

— Ну… Он жонглировать будет…

— Птах, ты думаешь, что в цирк попал? — искоса усмехнулась ведьма. — Бегом давай: слишком мы тут застоялись!

— А какая разница? — заговорила Кейя. — Пусть он сначала представление покажет — вот и отпразднуем, что Воробья приняли…

Нейтрального тона у неё тоже не получилось: девчонке немногим меньше Воробья хотелось поглядеть представление. Кхад выдержала паузу в пару секунд.

— Идём.

Воробей едва удержался от того, чтобы подпрыгнуть, Кейя заулыбалась, и даже записной флегматик Нейех позволил себе немного размять мышцы лица.

— Шонека отпустите, — вдруг сказал старик.

Все пятеро, включая Шонека, уставились на него с немалым удивлением.

— Вам не будет никакого вреда: разве станет стража слушать простого мальчишку? Нет нужды… — лицо старика дёрнулось: от левого виска и до угла рта, — его убивать. Отпусти его… — попросил он, обращаясь к Кхад.

— Не вижу причин, — отозвалась она.

— Нет причин его убивать!

— Нет причин его не убить, — поправила Кхад, шагая к ходу на пустырь и открывая дверь.

Дома были почти все. Только неразлучные Умник, Трепло и Синий куда-то запропастились, а все остальные новость о празднике восприняли с восторгом. (Сияющая Кейя не забыла напомнить, что праздник — в честь Воробья, нового кхади). Жонглёр в факельном свете смотрелся весьма эффектно: зрители глазели, раскрыв рты. И сам старик, увлёкшись привычным делом, ожил, улыбнулся, бросил шутку-другую — пока не наткнулся взглядом на край стола: Кейя забралась туда с ногами, растрёпанная и счастливая, одной рукой в такт летающим мячикам похлопывая по крышке стола рядом с собой, а другой, с ножом, надёжно прихватив за стоячий воротник Шонека. По другую сторону мальчишки стоял Нейех, самую малость менее невозмутимый, чем обычно. Воробей забыл обо всём, хохоча от восторга на лавке чуть впереди. Шонек сидел бледней плаща Тиарсе и вздрагивал каждый раз, когда нож Кейи напоминающе касался шеи. Старик отвёл глаза. Впереди смеялись ребята одного возраста с его Шонеком. Чуть правее сидела в единственном на всю комнату кресле та тоненькая девчонка, которая была на Старой Храмовой улице и которую называли "ведьмой". С виду ей можно было дать порогов двадцать шесть — или парой порогов больше. Представление её не заинтересовало: маленькая ведьма смотрела, как светловолосый паренёк справа от жонглёра разбирает его сумку. Протянул её "ведьме", та положила сумку на колени, разглядывая книгу. Старик опустил дрожащие руки и стоял неподвижно, не поднимая взгляда на внука. "Ведьма" молчала, и остальные следовали её примеру. Только из-под пола слабо слышалось бормотание Арна. Тишина становилась гнетущей. Что-то слева зашуршало, и чуть слышно ойкнул Шонек. Ведьма переместила внимание с книги на старика.

— Дед! — окликнула она. Он поднял глаза. — У тебя книги. Ты умеешь их читать?

— Да, — ответил старик. Девчонка поглядела на него так пристально, словно бесцеремонно переворошила все мысли. Улыбнулась как-то слишком взросло, без следа детской радости, скорей с холодным удовлетворением человека, решившего давнюю задачу.

— Научишь, — сказала она.

Все остальные как-то сразу зашевелились, послышались голоса и смешки. Старик повертел головой… Шонека по-прежнему держали, но уже как-то неуверенно. Старик потерял ещё секунды три, чтобы понять: его не убьют…

— А… Шонек?.. — с отчаянной надеждой спросил он. Девчонка холодно скользнула по Шонеку глазами.

— Я приняла тебя. До твоих внуков, собак и блох мне дела нет.

Её слова имели немалый успех среди присутствовавших: едва ли не все взорвались смехом и присвистываниями. Потом девчонка подняла ладонь — шум как отрезало.

— Лорд, Кошка, Хриссэ — будете учиться с завтрашнего дня. Остальные — кто захочет.

______________

1Кеил — бог смерти, порогов, мостов; покровитель убийц, в особенности наёмников.

2Ррагэи — ругательство; приблизительно "чёртов".

мэтр Ошта ол Туавер

2271 год, 23 день 4 луны Ппн

"Способ Таго", фехтовальная школа и дом мэтра, Эрлони

Да и странно бы не удивиться, обнаружив в своём тщательно охраняемом кабинете постороннего мальчишку. Одетого скромно и добротно, как бывают одеты ученики-ачаро в почитаемых храмах или у хороших ремесленников. А вот ловкость дикого зверёныша в движениях вызвала у мэтра Ошты профессиональное "из этого выйдет толк", хоть всех движений был — вежливый поклон; выгоревшие мало не до белизны волосы скользнули по ушам на лицо.

— Да не убавится честь вашего1 дома и ваша честь, мэтр Ошта.

— Кгм, — сказал Ошта. Для подмастерья слишком много гонора в поклоне, для послушника — слишком хищно, а в своих ачаро мэтр его не числил. Ошта, придерживая мечи, чтоб не задевать мебель и чтоб в случае чего далеко не тянуться, прошёл к креслу и сел спиной к окну. Удачно, что только что вернулся и не успел ни переодеться, ни оружие отцепить.

Мальчишка покорно сощурился на предзакатное яркое солнце.

— Меня зовут Дзойно. Извините, что залез в ваш дом, но иначе поговорить не вышло бы.

Это он верно сказал. Мэтр Ошта как человек занятой высоко ценил досуг и одиночество. А потому пробиться к нему на приём не удавалось не то что подозрительным ачаро, а и большей части столичного дворянства.

— Моя госпожа послала передать вам предложение, которое многие сочли бы заманчивым.

"Так", — подумал Ошта. В своей работе он терпеть не мог четыре вещи: попытки заказать ему убийство, просьбы выступить в дуэли вместо кого-либо, приглашения на участие в публичных боях и — дуреющих от скуки высокородных ослов и ослиц, желающих видеть своё чадо восемнадцати лет и девяти камней весу равным Таго на мечах.