Виталий Обедин - Дикий Талант Страница 50

– Что там? – поинтересовалась Лота.- Ты как будто увидел привидение?

Я покачал головой. Ничего, все в порядке.

Интересная, однако, у Лоты семейка. Мало ей было Малиганов?

Я снова посмотрел на портрет. Жутковатое ощущение. Эти дыры вместо глаз… Если это сделал нынешний муж Лоты, то его нужно опасаться. Вот только как ей объяснить? В любом случае я буду рядом, если потребуется помощь.

Правда будешь, Генри? – спросил я сам себя.

Против барона Хантера, который меняет учителей фехтования как перчатки?

Шпажный выпад. Раз – укол и два – укол. С жестким стуком острие упирается в стену.

Он достаточно высокого роста, чтобы сделать это ровно и не порвать холст.

И у него чертовски точный и сильный удар…

Я перевел взгляд на свои руки. Дрожат. И глаз дергается. Ты даже говорить нормально не в состоянии, Ришье, не то, что держать шпагу.

Какие у тебя шансы на успех, заика? А?

Что молчишь?

Ничего. Вернувшись после в свою комнату, я упал кровать и лежал неподвижно, как мертвый. Думал? Нет, не думал. Просто смотрел перед собой и ни черта не видел. Пустота внутри. Долго лежал. Затем встал, ополоснул лицо, открыл сундук и начал приготовления. Времени немного. Так, сначала мел, вычертить на полу простенькую пентаграмму…

Рискнуть?

Да, рискнуть.

Теперь зажечь свечи. Плюнуть, растереть пальцами. Отломить кусочек от плитки жевательного табака. Плеснуть вина. Приношение лоа готово. Наконец, самое главное…

Черные спутанные волосы заплетены в неопрятные косички. Обрамляют личико размером с некрупное яблоко. А уж там – морщина на морщине, словно яблоко хорошенько пропекли.

Позвольте представить: гейворийский колдун. Некогда самый сильный в пяти племенах Рандона и Ульграны.

Высушенная голова в запаянной стеклянной колбе. Я закрепил ее на столе в медном держателе для алхимических опытов. П-прив-вет, К-кранч.

Голова нехотя подняла старческие веки; колдун слепо моргнул, раз, другой – потом увидел меня. Скривился. Моя физиономия, как обычно, восторга у него не вызвала. Глаза Кранча мелкие, маслянисто-темные – как высушенный на солнце черный виноград. С-слушай…- начал я.

Придется рассказать ему все.

Если не можешь доверять мертвым, то кому можешь?

В последнее время дети в кланах Древней крови рождаются все реже. Самая дрянная ситуация у Треверсов, но и Слотеры недалеко ушли. Однако Слотеры хотя бы не рискуют потерять детей при инициации Таланта. Камень-Сердце! Остальные же ходят по лезвию ножа. Инициация. Страшное слово.

Однажды за маленьким мальчиком или за маленькой девочкой приходит добрый веселый Древоточец, который в этот момент не веселый и не добрый. Зато спокойный. Маран берет тебя за руку, дает глотнуть бренди и ведет вниз, в подземелья. К Чертогу тысячи ответов, где ты получишь ответы на все вопросы. А Маран будет рядом, чтобы ничего не пропустить. И чтобы помочь маленькому человечку, который уже не человек…

Талант/Пуповина к первородному хаосу.

Вот что делает нас Выродками. Мы, потомки Лилит,- огромная неуправляемая сила. Первосука, яростно красивая и бешено коварная, единственная из Герцогов ада, кто оставил на земле потомство, заключена ныне в одну из Башен. А мы, неблагодарные, даже не вспоминаем об этом. Нам, если откровенно, наплевать.

Теологи Строгой Церкви считают, что души у Выродков нет. Вместо нее – пустота, камора, в которую хаос заливает Талант – как расплавленный воск в готовую форму.

Что ж… в каком-то смысле они правы.

Юный Малиган или умирает, или получает Талант – третьего не дано. Бывает, конечно, что Талант ребенку не по силам, и малыш гибнет спустя время, раздавленный даром. Но это редкость. Благо Маран уже несколько веков этим занимается и умеет вовремя подставить плечо. Он у нас добрый и сильный, наш Маран.

Повитуха хаоса.

Только вот однажды вышла осечка…

Не нужен мне этот проклятый Талант! НЕ…

Мальчик не умер, вернулся, но Таланта у него не было.

Проклятые воспоминания! Я покачал головой. Бессмысленная, пустая трата сил и времени. Ничего не изменишь. Финита, как говорят лютецианцы. Как говорила моя мать.

Я посмотрел на Кранча. Кажется, времени на раздумье у него было достаточно. Пора задавать вопросы.

– К-как м-мне и-и…

Как мне избавиться от заикания? Как снова стать прежним?

– Эве? – Мне показалось, что Кранч улыбается.- Саррихе надси хе ваньяху ки!

Очень смешно. Предлагает сдохнуть, проглотив живую гадюку, – чтобы никогда уже не заикаться. Сильный способ.

– Ещ-ще в-вариан-нты?

Теперь Кранч смотрел равнодушно и устало. Ничего, могу подождать. У мертвых колдунов есть всего одно, зато огромное преимущество перед живыми – рано или поздно заклятие заставляет их говорить. И говорить правду.

Сморщенные губы нехотя разомкнулись – в моей голове зазвучал голос. Он сказал:

– Тхупе.

Я подумал, что ослышался.

– В-выпить чт-то?

Лицо Кранча осталось непроницаемым. Только в голосе прорезалось старческое брюзжание:

– Аре сэдих, ихеки.

На осажденный город Наол походил меньше всего.

Скорее эта суета напоминала военный фестиваль. Вроде тех огромных турниров, что устраивались при дворе Джордана II, отце нынешнего короля Ура. Как говорилось в указе: «Из благородной ностальгии по овеянным славой рыцарским временам». Дворяне, облаченные в легкие доспехи – у кого жестяные, а у кого и серебряные,- изображают порыв бурной романтической страсти, привязывают к шлемам платки с монограммами и начинают выяснять отношения. Вроде бы в шутку, но – азарт границ не знает. Мечи деревянные, кровь молодая, обиды старые…

До десятка трупов бывало. Особенно хороша в этом смысле общая битва. Три сотни рыцарей с одной стороны, три сотни с другой – и вперед. Треск стоит – за несколько лиг слышно. А доспехи, что ни говори, все же бутафорские. Меня с арены едва живого вынесли. Приятные были ощущения, когда из моей головы цирюльник куски шлема выковыривал. Ножом. Не будь я выро… Малиганом, скончался бы на месте. Мне хорошо, отделался головной болью. Другим повезло меньше – хотя и высокородные были господа, но «голубая» кровь все же не «Древняя», регенерации не ускоряет…

Изрядное получилось похмелье.

Хотя начиналось все примерно так же весело.

«Ты не ответила на мой вопрос». Лота прочитала записку, подняла взгляд: -Како й? – вздохнул. Ну да, в общем-то я не рассчитывал, что сестрица вспомнит. Вынул из обшлага камзола следующую записку.

«Зачем я здесь?»

– Потом,- сказала Лота.- Вечером все узнаешь. Там и решишь, согласиться или нет на мое предложение.