Войцех Жукровский - На троне в Блабоне Страница 50

Протоколистка лиса изящно склонила мордашку набок, выжидая, когда я сдамся, — ни звука не хотела упустить, зафиксировать все доказательства. Вдруг ее линялый хвост, украшенный выгоревшим бантом, предостерегающе поднялся, качнулся в одну сторону, в другую, словно за спиной Директора она подавала мне знак: нет! Не отдавай Книгу! В ней — твоя сила. Будь верен…

А чему быть верным? Проигранному делу королевства? Стать пожизненным стражем украденной Короны — никому не нужная, она будет висеть в домике садовника, в кухне между кастрюлей и решетом? А мои наспех набросанные записи событий на периодически подшиваемых страницах — сохранятся ли они, уцелеют ли? Помогут ли хоть кому-нибудь из поколения Узелков? Когда я сам уже замолкну навсегда, засвидетельствуют ли, поручатся запыхавшимися словами: да, именно так все и было? Меня одолели сомнения. Я видел Книгу под соломой, заваленную снегом, тлеющую в собачьей будке, охраняемую давно похороненной собакой, которую добрая старушка с пустым ошейником на поводке выводит на воображаемую прогулку. Возможно, она засеменит к кладбищенским воротам, посидит между черными туями и семейными надгробиями — здесь ей так покойно. С облегчением подумает о долгом отдыхе, о сне без пробуждения, а дрема в осеннем солнышке покажется ей предвестием этого сна.

— Нет у меня Книги, — вернулся я из далекого путешествия.

— Ну так подержим пана летописца в подземельице до тех пор, пока память не вернется. А не соизволите ли объяснить, что искали в моем кабинете?

Козлик много подслушал, еще больше донес, поэтому я не выдал тайны, ляпнув:

— Корону.

— Корона, этот важный залог, покоится в казне Банка Совета банщиков, прежнего банка королевства Блаблации. Ее надежно стерегут кровожадные блохи, бестии из цирка Финтино. Даже сам председатель банка, спускаясь в казну, берет с собой не только ключи, но и хлыст укротителя и даже пистоль. Жаль, вы не вломились туда. Остались бы от вас продырявленная кожа и дочиста обглоданные косточки. Составили бы протокольчик и отделались бы от вас раз и навсегда.

Мне вспомнился цыган Волдырь — смуглое лицо, грозный взгляд из-под насупленных бровей, спутанная черная борода — и эти его хищные блохи, тяжко прыгающие под ударами хлыста, усмирить их удавалось лишь выстрелами и долгим постом в ящике со стеклянной крышкой. Мне уже слышалось жадное чавканье, это Волдырь награждал их каплей крови за службу: делал себе надкол булавкой; вслед за тем раздавалось довольное чмоканье и сытое урчание.

Почему Директор заговорил о подземельях банка, уж не собирается ли нас туда пригласить? Новая ловушка? Благо к множеству обвинительных пунктов добавится еще один: „Разоблачение летописца-самозванца, оказавшегося международным медвежатником, глубоко ценимым в этой сфере профессионалом…“ Разумеется, на нас свалил бы ограбление казны, подмену почтенных золотых талеров кожаными кружочками…

— Председатель Волдырь еще не успел вас надуть? — любезно осведомился я. — Хоть он и носит фрак, в котором выступал на арене, у него душа бродяги, мошенника и обыкновенного прохвоста.

— Он клялся светлой памятью матери, славной гадалки, предсказавшей ему этот пост, еще когда был ребенком.

— Клятвопреступление, даже перед судом, его специальность… Его не раз нанимали лжесвидетельствовать.

— Пока что банк работает исправно, граждане с полным доверием приносят свое золото, а взамен получают кожаные кружки с тисненой печатью. За один талер — три фиги… Кроме того, выдаются долговые расписки, — терпеливо объяснял Директор. — Проценты растут, сам председатель ежегодно нули приписывает. Чем больше нулей, тем больше сумма, и он нулей не жалеет… А давай мы твою тяжелую, неудобную Книгу обменяем на удобненькую долговую расписку с круглым депозитом и четырьмя нулями? Ба, с пятью нулями, кругленькими, как изумленный глаз, — вот-де сколько набежало… Будешь каждый вечер расписочку сию после молитвы перечитывать, в радости, что богат и ничто тебе не угрожает, ибо денежки на совесть стерегут в банковском сейфе… И приумножаются они под мудрой опекой и чуткой охраной.

— Я не верю в магию денег. Мне много не надо. Впрочем, и продается далеко не все.

— Ошибаешься! Все! Люди — с их честью, — верность Родине, даже любовь, все, все…

— Разве что пса так можно купить. Только он, хоть и купленный за деньги, умеет любить и быть верным.

— Если никто не сманит кусочком колбасы, — фальшиво хихикнул Директор. — Ну так что же? Махнемся?

Он костяшками пальцев постукивал по столу. И вдруг пискливый голосок произнес:

— Войдите!

Мышик, утомленный переживаниями во время долгого разговора, попросту задремал в столе. И очнулся на стук. Бедный смельчак Мышик!

— Нет! — крикнул я изо всех сил. — Нет! — повторил, стиснув зубы. Я хотел разозлить его, чтобы сосредоточить все его внимание на себе. Ты, искуситель! Ты, слуга дьявола!

Директор сидел угрюмый, с каменным лицом, похоже, он принял окончательное решение. Долой вежливость, усилия, игру, рассчитанную на то, чтобы сбить обвиняемого с толку, использовать хотя бы минутную его слабость.

— Ты меня никак не задел. Дьявол правит на земле, и сие вне сомнений. Он не только хорошо платит, но и угождает кому надо, высоко возносит тех, кто ему служит. А вот ты кому подслуживаешься?

— Тому, кто сказал: „Царствие мое не от мира сего“.

— Легче всего обещать награду уже за черным порогом, после смерти: избежишь разочарований, не услышишь жалоб. Я предпочитаю расплачиваться здесь, сразу, при жизни, золотом или крупными наличными… Ты и понятия не имеешь, как восхитительно пахнет пачка свежих банкнотов! Как поют они под пальцами! Денежки можешь обменять на все, о чем мечтаешь! Купишь все, чего пожелаешь!

— Вот так человек становится слугой вещей — только и делает, что их оберегает, дрожит, не вломился бы вор, не унес, не украл, а вдруг пожар… За обладателем по пятам ходит страх, обладание отнимает свободу, становишься узником накопленных вещей. А ведь жизнь коротка — оглянуться не успеешь, как все окажется ненужным, все, что тебе было дорого, растащат и разбазарят те, кому ты столько раз отказывал… Не лучше ли раздавать заблаговременно? Знавали ли вы радость оттого, что одарили любимого человека? Без всякого расчета, без этой вашей широты по-аптекарски: сколько сегодня я тебе, столько завтра ты мне…

— Сказки для послушных деток. Такого просто не бывает. Обычно получивший думает: чего он от меня хочет, о чем хлопочет? Тут же и нахохлился… Окажись вдруг — ничего не хочет, другое замучает: это сколько же он имеет, если так транжирит, раздает? Делая добро, лишь сеем зависть и недоброжелательство. Лучше иметь для себя в укрытии, как хищник скрывает добычу в своем логовище. Истинная радость — обладать тем, чего у других нет и никогда не будет. Провозглашать себя слугой народа, тогда как народ верно служит тебе. Ничего ты об этом не знаешь, несчастный писака… Довольно учтивой болтовни. Не выпросим, так вытрясем.