Урсула Ле Гуин - Всегда возвращаясь домой Страница 51

Поля хлопчатника особого впечатления в это время года не производили, однако мы кивали, улыбались и старались проявить должную вежливость, соглашаясь со всем, что они говорили.

Проплыв вдоль берегов очень длинного и плоского острова в несколько миль длиной, мы повернули на северо-восток и причалили к небольшому островку, откуда открывался замечательный вид на весь южный конец Гор Света и на голые, безжизненные вершины Хребта Хавила на юге. Весь этот остров представлял собой город — сотни земляных крыш-холмиков высились перед нами; некоторые из них были покрыты дерном, некоторые просто посыпаны чистым песком; между этими холмиками были красиво рассажены деревья и кустарники, сделаны клумбы, и между клумбами вились узенькие тропинки. Они там были просто помешаны на этих тропинках, причем следовало хорошо знать, по которым из них можно ходить.

Мы плыли целый день, а если вспомнить, то и еще тридцать дней до этого провели в пути, и солнце уже садилось, когда мы высадились наконец на этот остров, однако нам едва позволили наспех пообедать и сразу же потащили на собрание городского совета. А уж там нам и слова доброго не сказали, хотя мы сами приехали к ним в такую даль, чтобы все как следует выяснить. Но они тут же на нас набросились: «Где сладкие бетеббес? Почему вы отослали наши ткани обратно? Разве между нами не заключено соглашение еще шестьдесят лет назад? До сих пор все к нему относились с должным уважением и каждый год возобновляли его! Так чего ж вы, долинные, теперь-то так носы задрали, да еще и слово нарушили?» Они хорошо знали ТОК, но все время говорили «дулина» вместо «долина» и «уино» вместо «вино».

Терпеливый правильно поступил, когда взял себе свое теперешнее имя. Он молча выслушивал их упреки и оставался совершенно спокоен, сохраняя холодную голову, и даже ни разу не нахмурился, не покачал головой. Сапсан, Золотой и я вовсю старались ему подыгрывать.

После того как выступила уйма рассерженных людей, которые вылили на нас целый ушат упреков и оскорблений, поднялась какая-то маленькая женщина и рядом с ней — маленький мужчина. Оба оказались горбунами, были очень похожи и выглядели не поймешь как — не то старыми, не то молодыми. Один из этих близнецов сказал:

— А теперь пусть выскажутся и наши гости. — И второй прибавил:

— Да, теперь пусть говорят «дулинные» люди. — Они явно пользовались здесь уважением, эти крохотные близнецы, потому что остальные тут же замолкли, как устрицы.

Терпеливый выждал несколько минут, пока установится полная тишина, а потом заговорил, и голос его был одновременно суров и тих, так что им приходилось хранить молчание, если они хотели расслышать, что он говорит. Он был очень осторожен и вежлив. Он много сказал по поводу пользы старого договора и удобства подобной формы обмена; сказал и о непревзойденном качестве узудегдского хлопка, известного от Озера-Кратера до Оморнского Моря, от океанского побережья до Райских Гор — здесь он проявил поразительное красноречие; затем он некоторое время помолчал и заговорил еще тише и очень грустным тоном о том, что Время, дескать, тупит даже самый острый нож и до неузнаваемости меняет порой значение слов и мыслей в человеческих душах и умах, и о том, что в конце концов даже самый лучший узел всегда приходится перевязывать заново, и даже самые искренние слова, сказанные когда-то, необходимо порой повторить. И только после этого он сел.

Наступила мертвая тишина. Я уж решил, что ему удалось пробудить в них разум и теперь они сразу с ним согласятся. Увы, я был слишком молод! Та же самая женщина, которая начала говорить первой и говорила больше всех, выждав паузу, встала и заявила:

— Но почему же вы все-таки не прислали причитающиеся нам сорок баррелей сладкого «уина» бетеббес, как раньше?

И тут я понял, что самое трудное еще только начинается. Терпеливый был вынужден снова ответить на этот вопрос, а также сказать, почему мы отослали их ткани. Однако он весьма долго подбирал нужные выражения и никак не мог этого сказать прямо, а продолжал высказываться с помощью метафор и образов, кружа вокруг самого главного; и через некоторое время маленькие скрюченные близнецы начали ему отвечать примерно в том же роде. И тут, прежде чем было сказано хоть что-нибудь стоящее, оказалось, что уже очень поздно, и заседание объявили закрытым. Ночевать нас отвели в какой-то пустой дом, где не было отопления и светила только одна крохотная электрическая лампочка. Кровати были высокие, на ножках, и очень жесткие, с какими-то бугорчатыми матрасами.

Заседание продолжалось еще три дня. Даже Терпеливый сказал, что никак не ожидал столь длительной дискуссии и что, возможно, причина здесь в том, что они чего-то стыдятся. Если это так, то нам надо постараться не заставлять их испытывать еще больший стыд. Так что мы не стали ничего говорить об отвратительном качестве хлопка-сырца, который они поставляли нам в течение последних нескольких лет, и не упоминали о том рванье, которое они пытались нам всучить под видом тканей. Мы всего лишь старались сохранить спокойно-печальное выражение на лицах и говорили, что действительно жалеем, что не отправили морем те сладкие вина, которые изготавливаем исключительно для них, но ни слова не сказали о том, почему, собственно, их не отправили. Ну и, разумеется, мало-помалу выяснилось, что на них в последние пять лет свалилось огромное количество разных бед и несчастий: появился какой-то, поражающий листья хлопчатника вирус, с которым было исключительно трудно бороться; потом три года стояла засуха; потом было несколько сильных землетрясений, в результате чего некоторые острова вообще ушли под воду, а на остальных вода оказалась настолько соленой, что даже их выносливый хлопчатник не выдержал. Все это они, похоже, считали своей виной и очень этого стыдились. Они все время повторяли: «Мы пошли неверными тропами!» Терпеливый и Сапсан, который тоже выступал от нашего имени, ни словом не обмолвились об их несчастьях, но в ответ стали рассказывать о тех бедах, что постигли за это время нашу Долину. Надо сказать, им пришлось довольно-таки сильно преувеличивать, потому что в последнее время у нас все шло очень хорошо, а четыре и пять лет назад мы собирали исключительно большие урожаи винограда как сорта ганаис, так и сорта фетали; однако, когда имеешь дело с землей, всегда найдется достаточно проблем, чтобы о них поговорить. И чем больше Терпеливый и Сапсан рассказывали или скорее придумывали насчет внезапных, несвойственных сезону, заморозков или неудачно начавшихся процессов брожения, тем больше говорили о своих неприятностях и люди Хлопка, пока не рассказали все. И тут им вроде бы значительно полегчало, они повеселели и даже предоставили нам куда более удобный дом для жилья, хорошо освещенный и теплый, с маленькими тропинками по всей крыше, выложенными по краям белыми ракушками и шариками фумо. И в конце концов мы добрались до пересмотра условий договора. Терпеливому потребовалось семь дней, чтобы это начать. Когда же мы наконец приступили к делу, все решилось очень просто. Условия остались примерно теми же, что и раньше, однако новый договор обеспечивал больше простора для их пересмотра посредством регулярного общения через систему Обмена Информацией. Они ничего не сказали о том, почему раньше не пользовались этим средством связи, чтобы как-то объяснить свое поведение, и по-прежнему мгновенно выходили из себя и теряли нить разумных рассуждении, если мы пробовали им прямо возражать. Мы сказали, что согласны принимать у них коротковолокнистый хлопок, пока урожай длинноволокнистого не станет прежним, и пообещали прислать двойное количество бочек со сладкими винами бетеббес уже весной; однако мы предупредили, что кипы с недостаточным весом приниматься не будут и что нам вовсе не требуется ни хлопчатобумажная пряжа, ни ткани, поскольку все это мы предпочитаем изготавливать сами. Вот тут не все прошло гладко. Та женщина, что прямо-таки помирала по винам бетеббес, высказывалась на сей счет весьма ядовито и буквально часами продолжала доказывать, сколь замечательно качество и внешний вид тканей Узудегда. Но к этому времени Терпеливый уже успел подружиться с горбатыми близнецами, так что в конце концов договор был заключен исключительно о поставке хлопка-сырца, а не готовых изделий.