Николай Басов - Поиск неожиданного Страница 52

— Я хочу взять с собой Несвая. — Он жестко посмотрел на Сухрома. — Иначе и пытаться не стану…

Рыцарь думал недолго.

— В этом можно пойти тебе навстречу.

— Полагаю, что так, — кивнул Плахт. — А где же цепочка для него?

— Ты просто приложи на грудь, — подсказала Крепа. — Если ты — тот, кто нам нужен, само все получится.

Медальон в жесткой, немного короткопалой руке карлика исчез за бородой, заплетенной в три косички, а потом… На лице Сурового появилось выражение удивления и даже растерянности, которое было просто понять, если вспомнить, какие он переживает ощущения. Потом он вытащил из-под бороды руку:

— Он в меня… погрузился, кажется.

— Так и должно быть, — кивнула Крепа.

Плахт диковато взглянул на нее, потом в глазах его появилась обычная раздумчивая уверенность. Он поднялся, вытащил из рук Несвая кувшин, самостоятельно плеснул себе в стакан вина.

— Что-то я сегодня много пью, и ведь не пиво даже… — Он повернулся к рыцарю. — Так, с этим решено. А как мы уберемся теперь из лагеря?

— Тебе долго собираться?

— Своих вещей у меня немного, — отозвался бывший командующий армии Плахт по прозвищу Суровый, — но нужно выставить кого-нибудь из честных офицеров у армейской кассы. Чтобы эти дурни из дворца не отговорились перед служивыми тем, что это я с монетами, как последний воришка, сбежал.

— Надеешься вернуться? — поинтересовался рыцарь.

— Этот герцог — не один в своем роду. Есть еще, кому может пригодиться… Плахт командующий.

— Ну-ну, может, ты и прав.

— Стратег, — выдохнул Датыр. — Даже сейчас все планирует наперед.

— И в общем-то безошибочно согласилась с ним Крепа.

Часть III. Оле-лех покров. Фиолетовый холод шаманства

Леса лежали на этой земле сплошным покровом, и дорог через них почти не осталось. Ехать приходилось по таким колдобинам и по таким узким тропам, что кусты попадали под колеса. Но кусты были преодолимы, хуже бывало, когда на пути оказывались поваленные деревья… Впрочем, и через них карета переваливала, пусть и трещала так, словно должна была вот-вот развалиться. А ведь бывали еще и деревья, которые очень низко росли над дорогой, пару раз такие вот ветви приходилось срубать, и были другие, толстенные, мощные, будто колонны храма, которые росли так тесно, что карета едва между ними протискивалась, цепляя колесами.

Да и кони страдали… Как Франкенштейну удавалось управлять ими и заставлять их проходить между деревьями, не царапая в кровь бока, не ломая упряжь, Оле-Лех даже не пытался гадать.

Но все-таки дороги тут еще были, день на пятый после того, как рыцарь и его спутники оказались в этих тяжелых хвойных сумрачных лесах, карета неожиданно выехала на какой-то тракт. Это была странная дорога, проходящая под сводами деревьев, словно бы кривоватый, неровный замковый коридор, сплошь забранный вверху непробиваемыми сводами из листьев, хвои и ветвей… Но Франкенштейн обрадовался и припустил коней вскачь, как привык. А потом опять все завершилось уже сплошной стеной леса, тракт расходился в разные стороны тропинками, по которым мог пробраться только верховой.

Возница остановил карету, путники вышли, воспользовавшись случаем. Оле-Лех походил вдоль деревьев, потрогал грубые шершавые стволы, измазался в какой-то смоле и вернулся к Тальде. Оруженосец стоял и смотрел вверх, хотя через остроконечные верхушки огромных лиственниц небо было едва различимо. Свет весьма реденько падал между этими деревьями на землю и был таким же зеленым, таким же вялым, как и само небо. Бывший профессор географии Шомского университета и почетный член еще трех научных Обществ Сиверс из кареты не вылез. Он лишь высунулся по пояс и оглядывался с весьма странным выражением, в котором веселость смешивалась с отчаянием.

Оле-Лех без труда догадался — он подумывает о том, что им теперь придется вернуться, вот только возвращаться было нельзя, попросту невозможно.

Потому что низкая басовая струна, прежде раздражавшая рыцаря, но приведшая его к Сиверсу, звучала теперь где-то впереди на огромном расстоянии, очень издалека — это уж он, рыцарь Бело-Черного Ордена Госпожи, понимать научился. Она отчетливо призывала его к себе, требуя, чтобы путь продолжался именно через весь этот невероятный лес.

— Я даже и не думал, что такие чащобы бывают, — высказался Тальда.

— Тут еще и не такие могут оказаться, — выкрикнул из кареты Сиверс— Согласно описаниям великого путешественника Антона Вчерского…

— Помолчите-ка, — попросил рыцарь, но знал, что срывается из-за собственной растерянности и неумения придумать, что же им теперь делать.

Внезапно Тальда как-то слишком уж пристально посмотрел на возницу.

— Франкенштейн наш говорит, что такие деревья сломить не сумеет. Они слишком крепкие и к тому же живые.

— Что это значит? — удивился профессор.

— Конечно, живые, — согласился рыцарь.

— Они не поддадутся и могут убить лошадей, — туманно перевел Тальда слова возницы, который для рыцаря казался не то чтобы молчащим, но даже головы своей, в шрамах и каких-то швах, к ним не поворачивал.

— Ладно, попробуем ехать вдоль этого леса по кустам, — решил Оле-Лех, — кусты-то карета подмять сумеет, наверное… Может быть, куда-нибудь да выйдем. Не может же дорога здесь кончаться просто так.

— Очень даже может, — сказал Сиверс— Я же пытался рассказать, об этом многие уже писали — тут только верхом, а потом, бывает, еще и на носильщиках приходится…

Они поехали вдоль живого непробиваемого леса по кустам, иные из которых были повыше двадцати футов высотой, но карета Госпожи Джарсин Наблюдательницы, выделенная Оле-Леху оказалась прекрасно приспособлена, чтобы прокладывать себе путь даже там, где этого пути, собственно, не имелось. Она сминала кусты, ломала их, и хотя кони от этой постоянной и трудной работы заметно уставали, все же шли…

Под вечер этого дня путешественники выехали к небольшой и извилистой лесной речке. Впрочем, скорее, это был ручей, как и все подобные лесные потоки, обглодавший свое ложе до каменистых россыпей. Вот по нему и поехали, вода едва доходила до ступиц колес. На этих камнях любой другой экипаж сломался бы на первой же сотне шагов. И лишь карета Госпожи как-то держалась, хотя и было непонятно, как это у обычной с виду конструкции выходит.

На следующий день, ближе к полудню, они оказались перед небольшой, очень непривычного вида деревней. Здесь, как и водилось в такого рода поселениях, имелся общий выгон для скота, на который их Франкенштейн с заметным облегчением выкатил экипаж из ручья, и тогда они смогли осмотреться по-настоящему.