Лорд Дансейни - Время и боги: рассказы Страница 55

Жил-был однажды честный пуританин, который полагал, что танцевать неприлично. И он в поте лица защищал свои принципы и трудился усердно. И благоволили к нему все, кто ненавидел танцы; а те, кто любил танцевать, тоже его уважали; эти рассуждали так: «Он хороший, честный человек и действует сообразно своему разумению».

Много усилий прилагал он, дабы разоблачить танцы, и содействовал в закрытии нескольких воскресных танцплощадок. Некоторые виды стихов, пояснял он, ему нравятся, но не те, затейливые, что способны смутить самые юные души. Одевался он всегда в черное.

Он в самом деле был заинтересован в морали, был в самом деле искренен, и в миру пользовались растущим уважением его честное лицо и гладкая борода.

Однажды ночью явился во сне ему дьявол и сказал: «Молодец».

«Изыди», — сказал честный человек.

«Нет, нет, дружище», — сказал дьявол.

«Не смей называть меня „дружище“!» — храбро ответил пуританин.

«Ну полно, полно, дружище, — сказал дьявол. — Не ты ли разлучил танцевальные пары? Не ты ли обуздал их смех и их ненавистную радость? Не ты ли носил мой черный наряд? О дружище, дружище, тебе неведомо, сколь отвратительно сидеть в аду и слышать, как люди веселятся, и поют в театрах, и поют в полях, и шепчутся после танцев под луной», и он разразился ужасными проклятьями.

«Нет, это ты, — ответствовал пуританин, — вложил в их сердца дьявольское желание танцевать; а черные одежды — наряд Бога, а не твой».

А дьявол презрительно расхохотался и заговорил.

«Он сотворил лишь глупые цвета радуги, — сказал он, — и бесполезные рассветы на склонах холмов, обращенных к югу, и бабочек, порхающих среди них, когда солнце всходит на небо, и глупых дев, спешащих на танцы, и безумный и теплый западный ветер, и худшую из всего — эту вредную Любовь».

И когда дьявол сказал, что Бог создал Любовь, тот честный человек сел в кровати и закричал «Богохульство! Богохульство!»

«Так и есть, — сказал дьявол. — Не я посылаю деревенских дураков бормотать и шептаться вдвоем в лесных кущах, когда сияет полная луна, по мне лучше б они танцевали».

«Тогда, — ответил пуританин, — я спутал правое с неправым; но как только я проснусь, я с тобой потягаюсь».

«Нет, не потягаешься, — сказал дьявол. — От этого сна ты не восстанешь».

И в тот же миг где-то далеко открылись черные стальные врата ада, и рука об руку в них вошли два наших недавних собеседника, и врата захлопнулись за ними, а они так и прошествовали рука об руку, уходя все дальше и дальше в глубины ада, и таково было наказание для нашего пуританина — узнать, что те, о ком он заботился на земле, будут, как и он, совершать зло.

Возвращение песни

Перевод Е. Джагиновой

«Лебеди снова запели», — сказал один из богов другому. И взглянув вниз, поскольку мечты унесли меня в некую прекрасную и далекую Валгаллу, я увидел под собой радужный пузырь, немногим более звезды, искрящийся прекрасным, но слабым светом, и от него подымалась выше и выше, все увеличиваясь в размерах, несчетная стая белых лебедей, поющих и поющих и поющих, пока не начало казаться, что даже боги, как обезумевшие корабли, плывут посреди музыки.

«Что это?» — спросил я того, кто слыл самым скромным из богов.

«Всего лишь погиб мир, — ответил он мне, — и лебеди прилетают к богам, возвращая божественный дар пения».

«Весь мир погиб!» — сказал я.

«Погиб, — сказал тот, кто слыл самым скромным из богов. — Мирам не суждена вечность; только песня бессмертна».

«Смотри! Смотри! — сказал он. — Скоро возникнет новый мир». И я посмотрел и увидел жаворонков, отлетающих от богов.

Весна в городе

Перевод Л.Бурмистровой

На углу улицы сидела и играла с ветром унылая Зима.

У прохожих еще мерзли пальцы, еще вырывались облачка пара от их дыхания, они привычно втягивали подбородки в воротники пальто, когда за углом их встречал новый порыв ветра, освещенные окна все также вызывали мысль о домашнем уюте и тепле от горящего камина; все было, как прежде, однако трон Зимы шатался, и каждый легкий ветерок приносил вести о сдаче дальних крепостей на озерах и северных склонах холмов. Уж больше не царствовать Зиме на этих улицах, а ведь некогда город, искрившийся белизной, приветствовал ее как победительницу, и она вступила в него в венце из сверкающих сосулек, с величественной свитой гарцующих ветров, теперь же она сидела здесь, на углу улицы с маленьким ветром, подобно старой слепой нищенке с голодным псом. И когда к такой старой слепой нищенке приближается смерть, чуткое ухо незрячей еще издали слышит ее поступь, так и сейчас, из расположенного поблизости сада до Зимы внезапно донесся звук шагов Весны, идущей по расцветшим маргариткам. А приближающаяся Весна смотрела на съежившуюся жалкую Зиму.

— Убирайся отсюда, — сказала Весна.

— Тебе здесь нечего делать, — огрызнулась Зима. Однако она набросила на себя свою серую обветшавшую накидку, подозвала маленький злой ветер и зашагала прочь по ведущей на север улице.

Обрывки бумаги и тучи пыли следовали за ней до городских ворот. Здесь Зима обернулась и заявила Весне: «Ты ничего не сможешь сделать в этом городе», а потом направилась домой по равнинам и морю, слушая, как завывают старые ветры при ее появлении. Позади нее трескался лед и шел ко дну, подобно тонущим кораблям.

Слева и справа от нее летели стаи морских птиц, а далеко впереди, словно победный звук трубы, раздавался ликующий крик гусей. Продвигаясь на север, Зима становилась все выше ростом и приобретала все более царственный вид. По пути она захватывала все больше владений и шествовала к снежно-белым холодным землям, где ее выходили встречать волки, и наконец в серых облачных покровах она вступила в ворота своего неприступного дома, то были два массивных ледяных бруса, подвешенных на ледяных столбах, которым было неведомо, что такое солнце.

Так город достался Весне. Она осматривалась вокруг, прикидывая, что можно сделать. Вскоре она увидела трусящего по улице понурого пса, тогда она запела для него, и он весело запрыгал. Я видел на следующий день, как он прогуливался с важным видом. Она подходила к деревьям и разговаривала с ними шепотом, и они запевали свою песню, которая слышна только им, и зеленые почки незаметно, одна за другой, появлялись, как звезды в наступающих сумерках. Она пришла в сады и пробудила от сна теплую материнскую землю. На маленьких клочках земли, пустых и заброшенных, она призвала наверх золотые крокусы, похожие на язычки пламени, или их пурпурных собратьев, словно облаченных в императорскую мантию. Она разукрасила неприглядные задворки неопрятных домов где сорняками, а где маленькой травкой. Она повелела воздуху наполниться радостью.