Ольга Макарова - iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан Страница 56

…Для себя же он отметил, что тот самый Лайель Грифон неизменно занимает в рассказах Милии главное место. Что бы ни произошло, за этим следовало повествование о том, как поступил в этом случае Лайель, что он сказал, что сделал… Тут и без предвиденья все ясно.

— …Папа, а можно тебя попросить? — вдруг заговорчески произнесла Милия; видимо, к ней пришла светлая мысль.

— Можно, — беспечно согласился Кангасск.

— Ну-у… — девочка смущенно опустила глаза. — Погадай мне… на счастье…

— Погадать? — Кан опешил.

— Да… ты же носишь целых два харуспекса… значит, гадальщик, — Милия доверчиво улыбнулась.

Кангасск почувствовал, как дрогнуло, на краткий миг сбившись с ритма, сердце.

«…как тебе и было предсказано… помнишь ведь: было…»

Он вспомнил…

Вспомнил ночные улочки Таммара, себя, в ту пору совсем молодого и глупого. И девочку, подарившую ему свой харуспекс.

Погадай мне…

…пять монет…

…твоя судьба пересекается с ее судьбой…

…и что, сильно пересекается?..

…невеста…

…эта мелочь — моя невеста?..

…ты ее тоже разочаровал…

…она дает тебе шанс, раз подарила этот камушек…

Воспоминания, как потрепанные временем страницы, уже не хранили точных фраз, лишь штрихи, фрагменты. Казалось, все это пришло из какой-то другой жизни, где все было не так…

Занна. Сколько ей сейчас? Должно быть, двадцать три, не меньше…

Кангасск не знал, почему это так важно, но, стоило ему вспомнить, как все тревоги и сомнения, терзавшие его, словно испарились, а на душе стало легко-легко, как у мечтающего ребенка.

Он рассмеялся тихим, нежным смехом.

— Конечно! На кого гадаем? — весело подмигнул он Милии и добавил шепотом: — На Лайеля Грифона?

Милия радостно закивала. Глаза ее так и лучились счастьем. И такая искренняя была в этих глазах надежда, что страшно стало развеять ее неосторожным пророческим словом. Но Кан твердо усвоил уроки Таммара и знал, что лишнего не скажет.

— Хорошо. Тогда повторяй за мной: «Разрешаю Кангасску заглянуть в мое будущее»…

…Выведать будущее другого человека весьма не просто. Даже при харуспексе, не получив разрешения, можно лишь догадываться, предчувствовать, видеть отрывочные моменты и мучиться в сомнениях. Но, стоит кому-либо произнести эту простую фразу, как спадает темная пелена — и человек становится похож на открытую книгу, которую не так уж сложно прочесть.

Кан предполагал, что так и будет, но никогда не испытывал ничего подобного раньше. Огромное, неоценимое доверие было оказано ему. И огромная ответственность легла на его плечи.

Теперь ему предстояло взвешивать и обдумывать каждое слово, чтобы ничем не нарушить будущего Милии…

Вечером Кангасск осторожно постучал в комнату дочери, хотя и знал, что она еще не спит… долго, пожалуй, не уснет, окрыленная добрым предсказанием… просто не хотелось врываться в чужой мир без спроса.

— Да-да! — отозвался бодрый детский голосок.

— Это я, — тихо произнес Кан.

— Заходи, папа…

Несколько белых Лихтов горели под узорчатым абажуром вместо лампы, и их свет, проходя сквозь узоры, рисовал на стенах тени огнедышащих драконов и летящих птиц. На абажуре гордо восседал Игнис. Хозяину, посетившему «его» обитель, огнедел отсалютовал язычком пламени и звонким клацаньем зубов.

Кангасск не удержался от улыбки, увидев дракона-малыша, которого Джовиб подобрал в заснеженном Кулдагане: тот спал в коробке из-под конфет, где Милия заботливо устроила ему ватное гнездышко.

— Его зовут Сайфер, — сказала девочка, проследив взгляд отца. — Дядя Серег говорил, так звали одного и очень храброго великого Инквизитора, который жил тысячу лет назад.

— Хорошее имя, — оценил Кангасск и вновь окинул взглядом комнату.

Пристрастие к минимализму, похоже, передалось Милии от «дяди Милиана». Макс, помнится, писал, что у него в комнате почти ничего нет. Тут такая же история. Из мебели только кровать, письменный столик и стул. До прихода Кангасска Милия, похоже, спать и не собиралась — валялась поверх одеяла на кровати с увесистой книжкой…

«Сказки. Милии от дяди Милиана»… все понятно…

Кангасск присел на кровать рядом с дочерью.

— Ты доверила мне свой секрет, — сказал он мягко, с улыбкой. — Могу я доверить тебе свой?

— Конечно, папа! — с радостью согласилась девочка. — Честное слово, я даже Лайелю не скажу…

Кан тихо усмехнулся: такое обещание многого стоит.

— Мне нужно совершить небольшое путешествие, — сказал Кан. — Я должен найти кое-кого…

— Кого? — живо полюбопытствовала Милия.

— Ту, что подарила мне холодный обсидиан, — он потянул за веревочку и извлек свой первый харуспекс из-под ворота рубашки. — Ее зовут Занна. В последний раз, когда я ее видел, ей было лет десять. Теперь, наверное, двадцать три…

— Ух ты! — восхитилась Милия. — Пап, я так рада за тебя!

— Я знал, что ты поймешь, — сказал на это Кангасск.

— Предвидел? — Милия хитро прищурилась.

— Нет, — Кан покачал головой. — Нет. Просто знал…

…Ирин Фатум и Макс Милиан Ворон могли бы поведать Кангасску Дэлэмэру, как опасно полностью полагаться на горящий обсидиан: о том, что хитрый камень нашел себе другого избранника, бывший хозяин узнает обычно в последнюю минуту, и если в эту самую минуту он весело дергал смерть за усы, то все это может для него плохо кончиться.

Для человека, на котором держится вся магия мира, идея отправиться в одиночку через неспокойные послевоенные земли была поистине сумасбродной.

Астэр так и сказала. Орион, сын звезд вывел друга за дверь и поговорил с ним отдельно, со всей суровостью.

Что же до Джовиба и нарратов, то те, как ни странно, идею о путешествии одобрили и поддержали, заявив, что главному наррату и гадальщику мира виднее.

Об истинной цели путешествия знала только Милия; в глазах остальных же Кангасск Дэлэмэр выглядел редкостным упрямцем и самодуром, которому больше делать нечего, как только «путешествовать».

Что ж, после долгих препирательств и дружеских ссор, Кан добился своего. И вот, в походной одежде, с добротной кожаной сумой через плечо он стоит посреди главного зала Цитадели. На поясе — новенькая сабля и полная фляга анока меллеоса с хитро завинченной костяной крышкой. Правая рука, до сих пор неподвижная, висит не перевязи. Насчет этого Орион выговорил Кану особо: если сделать длительный перерыв в лечении сейчас, то половина работы пойдет насмарку. Но Кан как истинный самодур (в роль он почти вжился) повременить с путешествием отказался наотрез.