Лана Рисова - Ловушка для чужестранки Страница 57

Я села только спустя какое-то время, чуть потряхивая головой. Под черепную коробку, притупляя чувства, словно набилась вата, как от легкой контузии. Все пути к бегству были отрезаны! Пальцы рук сцепились в замок, пытаясь удержать рвущуюся наружу истерику. Но эмоции все-таки выплеснулись наружу вместе с рыданиями. И я бросилась к первому попавшемуся предмету. Им оказался комод и все, что на нем стояло.

Слезы застилали глаза, поэтому я не скоро увидела, что натворила в безумном порыве, поддавшись истерике. Столовая зала теперь мало походила на обеденную комнату и вообще на залу. Это был кусок чащи после выхода. Неплохо, если учесть, что я не прибегала к плетению.

Обретя способность мыслить, мозг снова принялся штурмовать сознание.

Что мне делать, если бежать каким-то образом удастся? Я нисколько не сомневалась, что меня будут искать и найдут. Жить одна в пещерах я больше не смогу, при мысли об этом перехватило дыхание, а горло сжал спазм. Вернуться на Землю самостоятельно при моем «везении» и отсутствии знаний вряд ли получится, если только положиться опять на авось и прыгнуть в любой открывшийся стихийник. Но один раз авось меня уже подвел! Я скосила глаз на область диафрагмы под грудью. Таким макаром меня может занести в мир с какой-нибудь дрянью вместо атмосферы, и моя смерть будет еще страшнее.

Может, кинуться в ноги кронпринцу? Князю? Рассказать о своем положении, вдруг они отложат казнь, пока не родится ребенок? Сколько это? Пара десятков лет? Меньше? А я что-нибудь придумаю за это время…

Гордость издала вопль протеста, а логика в мгновение ока отмела вариант. Такая причина не будет иметь весомого значения для венценосных дроу. Тио за внешним добродушием оказался существом, по сути, жестким и безразличным, я сомневалась, что все происходило без его ведома. Что для него, а уж тем более для его сына беременная человечка?

Вайссориарш мог бы проявить научный интерес к первому в истории этого мира отпрыску хассура. Но становиться подопытной свинкой мне совсем не хотелось. Что, интересно, сказал бы по этому поводу Кирсаш? Его мнение мне узнать как раз не суждено.

На меня навалилась страшная апатия. Впервые за время пребывания в этом мире руки опустились, и я была не в силах вывести себя из этого состояния. Как будто лампочка, работая вхолостую дни напролет, внезапно выработала свой ресурс и погасла. Так и я в стремительном желании вернуться в свой мир, выжить в невообразимых для землянина условиях, похоже, перегорела, потухла.

Думы замедлились и разбились на фрагменты. Воспоминания смешались с мечтами и перепутались так, что я не могла вычленить явь. Самый краешек разума отмечал все изменения, выстраивая сложные логические цепочки, чтобы до меня наконец дошло, что все это — защитная реакция организма от наступающего безумия.

И как только я это поняла, карточный домик рассыпался, все кусочки вернулись на свои места, а апатия сменилась спокойствием.

Повернув голову, я заметила, что за окнами светает. За всю ночь ни разу не сомкнув глаз и пройдя все стадии больного на голову человека, я снова стала собой и подскочила, испугавшись, что не успею самого главного. Обыскав половину спальни и обнаружив-таки в будуаре пергамент и графитовую палочку, я замерла над столешницей секретера.

Слишком много чего я хотела ему сообщить, но катастрофически не хватало времени описать все. Сбегав в спальню, я бережно взяла спящего кагарша и прижалась к жестким бороздкам родного клубочка щекой. Потом легко пробежала пальцами по очертаниям лапок, задержавшись на той, которая обычно выпадала, когда сон паукокрабика становился особенно крепким, и написала всего одну строчку прямо посередине белого листа странным, размашистым, нехарактерным для себя почерком. Оставив Рюша рядом с запиской, я связала их воедино цепочкой пояса и направилась в ванную. Хотя меня и не обезглавят, но голова должна быть чистой.

Едва хватило времени закончить туалет с помощью шмыгающей носом Сини, когда за мной пришли. Мне удалось даже улыбнуться и подбодрить ее, отчего девушка захлюпала еще больше. Четверо хассуров из личной охраны кронпринца склонились в поклоне, приглашая меня к паланкину. Еще четверо обычных воинов-дроу ждали на улице верхом на хьюршах.

Какие почести! Ради этого стоило умереть во цвете лет, чтобы насладиться, так сказать, самим процессом!

Мертвецам-то оно все равно, как там их провожают. Видишь, Аршалан, как оно вышло? Я невесело усмехнулась, и мои носильщики — четверо здоровенных орков — пустились бежать. Они проделали весь путь от ступеней дворца до стойников верхнего Такрачиса бегом и ни разу не сбавили темп, похоже, даже не запыхались. Жаль, что я не смогу лучше узнать эту расу. Пересаживаясь в экипаж, я с тоской осмотрела ближайшие улицы и потом еще раз, последний, когда выходила из него. Что я хотела там увидеть? Своего принца-дроу? Который верхом на хьюрше спасет меня от смерти? И правда сказочница, Арш!

Похоже, мозг еще не встал на место, раз я еще при жизни начинаю разговаривать с умершими… Наверно, это от озноба… Мои льйини были натянуты до предела, я постоянно чувствовала чье-то незримое присутствие рядом, этакий контроль за противоправными действиями. Он полностью пропал, только когда я вышла на Алмазную площадь.

Дверь за мной закрылась, и я оказалась в полном одиночестве в круглом, как блюдце, внутреннем дворе, именуемом за неизвестные заслуги площадью. Белоснежный песок искрился радужными бликами в лучах Торша, и, повинуясь странному порыву, я скинула туфли и пошла босиком. Песок оказался приятно прохладным, что несказанно меня обрадовало, я даже сделала пару зигзагов, нисколько не смущенная тем фактом, что за мной наблюдает сотня-другая глаз. Узкие окна не позволяли разглядеть зрителей, отчего создавалось ощущение, что, кроме меня, тут вообще никого нет. Легкая улыбка скользнула по моим губам. Тебе, Торш! Трудно не улыбнуться в ответ, когда тебе так искренно улыбаются в лицо.

Мандраж присутствовал, но не намного сильнее, чем перед очередным экзаменом. Я дошла до места, показавшегося мне приемлемым, и развернулась. В ту же секунду дверь открылась снова, и на белоснежное поле упали три черные кляксы — тени моих палачей. Трое дроу, затянутые в черное с головы до ног, в полумасках, скрывающих большую часть лица, поплыли ко мне.

Темные замерли в четырех длинах от меня, выстроившись в ряд, — прямо фрицы на расстреле, шакхар их побери, и медленно поклонились. Я кивнула в ответ, обращаясь к комочку под грудью: «Прости, миленький, так уж вышло».

Стоявший слева палач протянул руку с черной лентой. Завязать глаза? Э-э нет! А как же насладиться процессом?! Мой отказ послужил сигналом — лента была убрана, а арбалеты вскинуты. Довольно неприятное чувство! Я видела все три острия, направленные мне в грудь, и машинально окутала свою жемчужинку несколькими слоями плетений. Пусть тебе не будет больно!