Николай Бородин - Хозяин Пророчества Страница 57

Шаман и вождь переглянулись. Затем Мурен встал, крякнув по привычке, — его призрачное тело точно не могло маяться больными суставами, — и утвердительно махнул лапой:

«Да будет так. Мы верим тебе, дух-хранитель племени. Ты не предашь наш род в когти опасности».

«Отлично. — Оцелот довольно сощурился и заурчал, заставляя стены шатра сотрясаться. — А теперь как насчет того, чтобы устроить небольшое празднество? По поводу обретения нового тотемного зверя?»

И, не дожидаясь ответа, громадный кот встал на дыбы, разметав шатер вождя в разные стороны. Первыми это событие увидели стражники, у которых мысль о чудесном обретении тотемного зверя появилась одновременно с липким страхом перед наказанием за неисполнение своих обязанностей. В конце концов, если зверь оказался в шатре вождя, он должен был пройти мимо них, но они такого что-то не припоминали.

По становищу словно прокатилась волна. Бодрствующие кирссы будили спящих, и все вместе бежали посмотреть на живое чудо, красующееся в отсветах ярко разгоревшегося костра. Оцелот, урча с громкостью небольшого водопада, жмурился от удовольствия. Купаться в лучах почтительного обожания магу явно нравилось.

Однако Радимир не был бы самим собой, если бы не обратился к Мурену мысленно, так сказать, в частном порядке:

«Ты говорил, что веришь мне. А с вождем проблем не будет?»

«Нет. — Шаман издал мысленный смешок. — Он кирсс действия, долгие раздумья ему претят, как и хитрые, коварные планы. Если он не показывает к тебе неприязни, значит, он не чувствует ее на самом деле. В конце концов, у него есть слово его давнего друга и мудрого советника, то есть меня. А что до того, какой след ты оставил в нашей истории… Ширшу только восемь лет. Все эти древние войны были для него так давно, что уже и не разберешь, где тут правда, а где вымысел. Он не чувствует особой связи между собой и делами давно минувших дней. Вдобавок наше собственное племя, Обретенные, в той войне вообще не участвовало, мы испокон веков жили в Степи. Так что кто ты и что ты там делал — какая разница? Главное, как ты покажешь себя теперь, защищая род, который назвал своим».

«Мне нравится ваш подход. Хотя надо признать, для меня несколько непривычно, чтобы все было настолько просто и искренне. Это подкупает. А насчет помощи и защиты… У вас есть мое слово. А теперь, раз уж мы так чудесно друг друга понимаем, можно и отдохнуть на празднике в честь обретения Великого Кота».

«И как тебя еще не расплющило под грузом любви к себе?»

«О, это тяжкая ноша. Но я пока справляюсь».

Огромный зюр едва заметно подмигнул Мурену, который лишь усмехнулся и покачал головой.

Всего несколько минут потребовалось вождям остальных племен, чтобы явиться пред горящие очи тотемного зверя. Между передних лап зюра, сжимая в лапах костяное копье, стоял Ширш и явно намеревался произнести перед своими соплеменниками речь.

Конечно, другие вожди не собирались верить главе рода Обретенных сразу, не посоветовавшись с шаманами. Те решили узнать волю предков самолично и поголовно ушли в транс, несмотря на присутствие Мурена. Призрачный шаман был абсолютно спокоен и предвкушал момент, когда говорящие с духами вернутся в этот мир. Ему очень хотелось посмотреть на их вытянувшиеся морды.

Конечно, вождю надо было еще донести до остальных мысль, что им надо будет повернуть оружие против заров, давних союзников и старших братьев. Конечно, поверить в то, что зары отринули голос предков и слушают волю черных колдунов, было трудно.

Слова Ширша были встречены гробовым молчанием. Вожди обеспокоенно посматривали на своих шаманов, все еще пребывающих в мире духов, остальные же кирссы играли роль молчаливых зрителей, готовые принять сторону большинства. Оцелот, почувствовав, что про него незаслуженно забыли, выпустил когти и ударил по земле лапой с такой силой, что она загудела. Затем вздыбил шерсть на затылке и, как бы вопрошая о причинах нерешительности прочих вождей, издал рык, очень долгий, заставляющий кости зудеть и пускаться в пляс.

Вожди впечатлились. Определенные интонации в рыке тотемного зверя достигли даже шаманов; а может, те успели узнать у предков все, что нужно. Так или иначе, говорящие с духами почти одновременно обрели ясность во взорах. Быстро убрали из глаз недоумение и принялись что-то горячо шептать на уши главам своих родов.

Радимир чуть склонил голову набок, поощряя кирссов к скорейшему принятию решения. И его усилия не пропали втуне: во-первых, теперь все смотрели на него с еще большим благоговением, чем в самом начале. А во-вторых, вожди довольно быстро определились. Переглянувшись, они шагнули вперед и положили на песок свои костяные копья, выказывая покорность воле Ширша.

Кирссы выступали в поход.

Альтемир сидел в своем шатре на походной койке, поставив локти на колени и оперев подбородок на ладони. Взгляд паладина бесцельно блуждал по складкам ткани на стенке палатки. Когда заканчивались дневные хлопоты и он оказывался наедине с собой, больше ничего, кроме как сидеть и пялиться в стенку, он придумать не мог.

Внешне он остался все тем же командиром тринадцатого походного полка, бывалым полководцем и, несмотря на стремление поддерживать дисциплину, любимцем солдат. Но в душе паладина поселилась пустота. Вся его прежняя жизнь пошла под откос. Он отлучен от Церкви. Договорился с Радимиром Оцелотом. И, что уж совсем ни в какие ворота, заключил союз со степными бестиями, давними врагами Империи.

Этот договор, видимо, стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Бога-Солнца. Альтемир лишился своей силы. Даже крохотная искра не появлялась теперь на лезвии его клинка в ответ на воззвание. Хорошо хоть сейчас его священных умений не требовалось — движение полка по землям Аленора проходило на удивление спокойно. Но что будет потом, когда они дойдут до Каменного Кулака? Что делать паладину? Сражаться как обычному мечнику? Тогда все увидят, что с ним что-то не так. А бегать от боя Альтемир не умел.

Получался замкнутый круг. Но это на самом деле было меньшей проблемой. Настоящей проблемой было то, что Альтемир крепко не ладил сам с собой.

Паладин попал в чуткие, хотя и не слишком умелые руки Оцелота. Архимаг, конечно, никогда и не претендовал на звание идеального воспитателя, хотя ради такого случая мог бы и постараться. Он привил воспитаннику заботу о простых смертных, твердость духа, здоровый скептицизм, умение доискиваться до сути вещей и невозмутимость разума — качества, которым хороший волшебник мог бы научить еще одного волшебника.

А сердце паладина досталось ему от десятилетнего мальчишки, только чудом не казненного вместе с отцом-Императором. Этот ребенок даже не мог определить, что он чувствовал. Знал только, что ему было больно и одиноко. А вокруг простиралась пустота.