Сергей Морозов - Приключения Красной Беретки Страница 57

Раздались аплодисменты. Беретка слегка кивнула головой, отдала микрофон и довольная сошла со сцены.

---

Беретка, Келли, Профессор и Историк стояли около столиков с вином и закуской, в полумраке. В руках у них были фужеры. Народ кружился вокруг, уже наглядевшись на Беретку и Келли, и потому не обращая на них особого внимания. Беретка начала:

— Мне всегда хотелось узнать про науку. Почему все так? Почему на лекциях не дается никакой информации? Почему в книгах тоже нет информации? Ведь в разговорах вы все можете рассказать.

— Все да не всем, — усмехнулся Историк.

— Да, — сказал Профессор, — это, наверно, основная формула.

— Нельзя вместить в сосуд больше его объема, — добавил Историк.

— Восприятие плохо поддается количественным аналогиям, — сказала Беретка. – у восприятия есть не только уровни количества, но у уровни качества. Пороги, так сказать.

— Те же лекции, те же книги, — сказал Профессор, — они могут быть написаны только для тех, кто не может пройти в восприятии дальше первого порога. Потому что тех, кто может пройти, настолько мало, что покажется, что книга совершенно никому не понятна. Именно такая иллюзия и возникнет. Естественно, кому‑то она окажется понятной. Но большинство скажет, что она непонятна, а те, кто говорят, что поняли – просто обманывают. Это создаст проблемы с пониманием. А лишние проблемы такого рода никому не нужны.

— Вы рассказываете подобные вещи только избранным? Только божественным девушкам? — Келли довольно улыбнулась.

— Мы рассказываем это не только девушкам, а всем, кто способен сформулировать, что именно они хотят услышать, — Историк улыбнулся в ответ.

— Тот, кто спрашивает, получает ответ. Но как я понимаю, — Беретка посмотрела в сторону, подумала, — они не спрашивают. Любопытство – это первый порог на пути познания мира. А люди не любопытны. Большинство не переходит даже этого, первого порога. Но как может существовать наука при столь малом количестве людей, которым хоть что‑то интересно?

— На самом деле науки как таковой не существует. Наука предполагает выявление новых знаний. Единственное, что могут сделать люди, желающие что‑то делать сейчас – поддержать научные знания. Даже не передача – хранение. Но запасы того, что уже создано и хранится – огромны. И невостребованы. – сказал Историк.

— Понимаете, может возникнуть иллюзия, что знания кем‑то секретятся. Иллюзия, что знания спрятаны. На самом деле знания не секретятся от людей. Скорее, это люди секретятся от знаний, — сказал Профессор.

— А можно по–подробнее? — спросила Келли.

— Если подходят некрасивые люди, замолкаем. Мы ведь не хотим никого обидеть, — сказал Историк и оглянулся. Профессор начал:

— Можно начать со смыслов. Смысл научной деятельности – выявление сущности вещей и отношений. Иначе говоря – выявление истины.

Профессор сделал паузу и огляделся, а потом продолжил:

— Что есть истина? Истина в том, что люди не равны, в том, что большинство людей совершенно никчемны, в том, большинство находится во тьме невежества… Осознание истины для большинства людей – это осознание истины о себе, но что этим людям можно сказать о них? Правду? Понимаете, нельзя. Они будут страдать.

— Но есть науки, которые вроде бы этого не касаются… – сказала Келли.

— Нет. «Вроде бы», именно вроде бы не касаются. Касаются. Любая наука граничит с другими науками. И если в одной науке сделать прорыв, это повлияет на другие науки. И если одна наука докопается до истины, то эта истина распространится на другие науки. А истина, помним, это – … – Профессор сделал выраженную паузу.

— Это космические холод и кошмар маленького человека, — медленно произнесла Беретка.

— Я думаю, теперь понятно, почему поликорректность проникла даже в те науки, где она на первый взгляд совершенно не уместна.

— Политкорректность каким‑то особым образом связана со «Сказкой про Красную Шапочку»? — спросила Беретка.

— Да, вы идете в верном направлении. Что именно вам пока удалось выяснить?

---

— Мы знаем, что в основу всех современных наук положена «Сказка про Красную Шапочку». Мы знаем, что легенда связывает окончание эпохи Красной Шапочки с появлением Красной Беретки. Да, мы знаем, что это связано с политкорректностью. Не будете вы так любезны рассказать нам детали. Особенно, с чего это все началось?

— Да, давняя история. И не всем ее можно рассказывать… но вам можно. Как вы правильно заметили, началось все с борьбы за политкорректность. Как‑то сами выделились группы, в отношении которых было нельзя допускать оскорбительные высказывания. И не просто оскорбительные, а те высказывания, которые они сами могли посчитать оскорбительными. За оскорбительные высказывания юристы, обслуживающие эти группы, подавали иски – и, так получалось, выигрывали иски. Очень быстро число этих групп умножилось. И число юристов умножилось. Но тут выяснилось, что любое высказывание так или иначе оскорбляет какую‑то группу. Или создает дискомфорт у какой‑то группы. А где дискомфорт – там моральные травмы и опять иски.

Книги перестали выходить. Газеты перестали давать какую‑либо информацию, кроме содержащей отсутствие информации. То же стало с телевидением и радио. Сначала возникли закрытые компьютерные сети, но потом кого‑то оскорбил отказ в доступе – ведь дискриминация, потом кто‑то проник в сеть обманом, и нашел оскорбительную информацию, и их пришлось закрыть. Но орды юристов все искали, кому предъявить иски. В результате пропали даже надписи на этикетках продуктов. Потому что миллионы людей оказались оскорблены словом «жирность».

И тогда правительству пришлось действовать. Было собрано особое совещание, куда были приглашены в том числе и ученые. Его задачей было определить эталон, после которого начиналась неполиткорректность – а именно произведение, которое содержало бы допустимую степень неполиткорректности. Совещание затягивалось, в его процессе тоже подавались тысячи исков. Дела заходили в типик.

И тогда кому‑то вспомнилась «Сказка о Красной Шапочке». Просто пришла в голову. И собрание утвердило эту сказку в качестве искомого эталона. То, что считалось более жестоким и менее корректным, уже не допускалось. То есть, эта сказка была признана мерой политкорректности. Потом многие говорили, что это очень жестокая сказка, но было поздно. Экономики развитых стран уже лежали в руинах. Валютные системы рухнули. Наука была почти уничтожена. Еще одна попытка что‑то изменить могла бы привести к полному краху.

— Помните, мы говорили по этой теме, — сказал Историк.

— Конечно. Да, взгляды, которых придерживается Историк, несколько отличаются от моих. И я согласен, что мой рассказ может быть не верен в деталях, Историк, например, многое оспаривает, многое добавляет. Но такие вещи, как презрение к труду, неуважение к интеллекту, и так далее, они слишком общие, чтобы уделять им внимание в столь короткой беседе.