Вольфганг Хольбайн - Месть нибелунгов Страница 58

Это был мир без боли. А мира без боли не бывает.

Его семья с изумлением наблюдала, как Сигурд отполз по полу к стене и выпрямился. Прислонившись спиной к камням, он нащупал ладонью меч, висевший за спиной.

— Что случилось? — заботливо спросил Гернот. — Ты перепил вина? Или съел что-нибудь не то?

— Поиграй со мной! — пискнула Лиля, протягивая брату куклу.

— Я так горжусь тобой, — сказала Эльза, но ее голос звучал с непривычной для нее безучастностью.

И по-прежнему никто не обращал внимания на волка, утащившего кость с тарелки Эолинда.

Сигурд ослабевшей рукой вытащил меч из ножен.

— Не приближайтесь ко мне!

— Эй, дружище, зачем волноваться? — воскликнул Ион, поднимая руки, чтобы показать свои дружеские намерения. — Садитесь за стол, и все будет в порядке.

— Почему вы поднимаете меч против ваших друзей? — спросил Гелен, улыбка которого размазалась, а речь с каждым словом становилась все лицемернее.

Они стали приближаться к нему. Они по-прежнему были приветливыми, но их лица казались мертвыми и бледнели по мере того, как Сигурд всматривался в них.

— Король Ксантена, — шептали они хором. — Победитель Вульфгара. Мудрый король. Великий воин. Любимец женщин.

Волк украдкой наблюдал за тем, как Сигурд запаниковал и, не зная, что ему делать, ударил Гернота мечом в грудь! Стало тихо, правда, лишь на мгновение. Сигурд вытащил лезвие из тела отца и увидел, что на теле не оказалось раны.

Гернот улыбнулся.

— Ты никогда не сделал бы отцу больно. Не бойся.

Эльза протянула руку, чтобы погладить его по голове.

— Не бойся. Спи. Поддайся сну…

— Не бойся, — прошептала Лиля, но кукла в ее руках показалась Сигурду оружием, а может, созданием из Утгарда.

К нему протянулись десятки рук. Их было слишком много, и за ними нельзя было разглядеть людей. Они прикасались к нему и дергали его за одежду. В монотонном гуле голосов он не мог различить, о чем говорят эти люди. Сигурд уже не был уверен, что действительно находится в трапезной при дворе Исландии. Он прислонился спиной к стволу дерева, а не к стене. Столешница перед ним пропала, словно выполнила свое задание.

Сквозь десятки пальцев, мелькающих перед его лицом, Сигурд увидел волка.

Он пару раз ударил мечом по толпе, но все было тщетно. Лезвие не могло разрезать тела, не оказывавшие сопротивления.

Все это… было ненастоящим.

Ничто из того, что он видел, не было реальностью. Это была шутка, которую сыграло с ним его сознание. Не более чем опьянение и просто злая насмешка.

Сигурд не чувствовал своего окружения, а тела его друзей и семьи напоминали покрывала, под которыми он был погребен и которые ему теперь приходилось отбрасывать.

Только волк был настоящим. Волк на столе.

И он сам.

Закрыв глаза, Сигурд заставил себя не слушать ровный гул толпы, обступившей его плотным кольцом. Он заглянул в свою душу в поисках истины и воспоминаний, которые бы вызвали у него настоящие чувства. Битва за Ксантен? От этого его сердце не забилось быстрее. Смерть Вульфгара? Воспоминание было настолько смутным, что он даже не мог назвать оружие, благодаря которому одержал победу.

«Время не имеет значения…».

Вот это вызвало у него чувства! Дружба и благодарность, настоящие, неподдельные. Но это было из другого мира.

Какой бы прекрасной ни казалась ловко сплетенная сеть лжи, Сигурд хотел вернуться в реальный мир, который он знал! Однако пленивший его морок не поддавался власти принца. И тогда Сигурд обратился к единственному, кем он мог управлять, — к самому себе.

Сигурд Исландский взял в руки меч, опустил его лезвием вниз и ударил себя по ноге.

При Ксантенском дворе ходили слухи о том, что принцесса по меньшей мере знала о покушении на своего отца, но никто не осмеливался высказать эти мысли вслух. Болтали и о том, что король Вульфгар якобы собирался жениться вновь, чтобы жена родила ему наследника. Наследника, а не наследницу.

Ксандрии было все равно. Ее жизнь закончилась в тот момент, когда Вульфгар исторг из себя яд, отобрав у нее последнюю надежду на освобождение себя и всей страны от его тирании. Король приставил к ней новую придворную даму, Лору. Но Ксандрия уже через три дня указала этой холодной и хитрой женщине на дверь. Придворная дама теперь имела право находиться в обществе принцессы лишь после прямого приказа.

Вульфгар отобрал у дочери книги и запретил ей присутствовать на совещаниях. Она не могла выходить в близлежащие деревни, чтобы помогать бедным и больным. Если ее жизнь и раньше напоминала жизнь в клетке, то теперь клетку накрыли плотным покрывалом, чтобы сидящая в ней птичка не пела.

Вульфгар всегда относился к дочери как к обузе, но теперь она стала опасной и непредсказуемой. Весна традиционно была временем обручений, и Ксандрия подозревала, что отец ждет первых весенних цветов, чтобы продать ее другой королевской династии, словно курицу на рынке. Каждый вечер принцесса молилась, чтобы зима продлилась.

Вульфгар пребывал в плохом настроении еще и оттого, что поставки из Исландии были редкими и небогатыми.

Ксандрия, в свою очередь, упрекала себя в том, что загубила такую отличную идею: убить Вульфгара и освободить народ и двор от страданий. Ну почему она оказалась неудачницей? Почему в последний момент ей не хватило сил? Лучшая жизнь, на которую рассчитывала принцесса ради себя и Ксантена, осталась иллюзией. Но ее собственные страдания не были судьбой, которую она собиралась принимать. По крайней мере, у нее оставался выход. Конечно, священники все время твердили о грехе и адских муках, уготованных тем, кто наложит на себя руки. Но ведь она собиралась убить собственного отца, и у нее было мало надежд попасть в рай. То, что когда-то в разговорах с Хедой воспринималось как грубая шутка, теперь вызрело подобно горькому плоду — принцесса решила покончить с собой. По иронии судьбы того яда, которым она собиралась отравить Вульфгара, осталось вполне достаточно, чтобы лишить себя жизни.

Она выбрала идеальный вечер. Мягкий ветер принес свежий снег, укрыв все вокруг белым покрывалом. В камине горел огонь, и его отблески делали покои принцессы теплыми и уютными. Омывшись горячей водой, Ксандрия натерла руки и грудь ароматическими маслами, а затем надела легкую ночную сорочку. Она терпеливо расчесывала свои пышные рыжие волосы и слушала волшебную музыку флейтиста, которому приказала стоять у ее двери и тихо играть.

Затем принцесса осторожно достала из-под простыни книгу, которую ей удалось спрятать от разгневанного отца в одном из ящиков. В книге были собраны истории о далеких странах, записанные путешественниками из разных королевств. Здесь были стихи, хвалебные песни, рассказы о долгих путешествиях. Ксандрия с удовольствием погружалась в атмосферу буйных празднеств, восхищалась красотой пейзажей и женщин. Особенно ей нравилось, как авторы заметок восхваляли женскую красоту. При этом в книге использовались слова, которых Ксандрия никогда не слышала, и описывались вещи, которые она едва могла себе представить. Ни один мужчина никогда не говорил ей таких нежных слов и никогда не радовал Ксандрию так, как это было описано в книге. Она лежала на кровати с книгой в руке и мечтала о лучшем мире. Ей было нетрудно подмешать яд в теплое молоко. Что удерживало ее в Ксантене, что удерживало ее в этой жизни? Единственное, чего боялась принцесса, — это боль, но она не могла поверить, что ее нежное тело будет сопротивляться яду так же, как тело ее закаленного в битвах отца. Она отослала музыканта, захлопнула книгу, выпила отравленное молоко и легла в кровать. Рот она завязала шелковым платком, чтобы приглушить крики, которые могли бы привести к раскрытию ее намерений.