Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — граф Страница 59

Она оборвала себя на полуслове, провела рукой по мыльной воде, на лице начало появляться подозрительное выражение. Но еще до того, как оно оформилось, я сказал торопливо:

— Вода остыла? Вот еще малость…

Она вскрикнула, когда я плеснул горячей, чуть задев ее нежную кожу.

— Дурак!.. Осторожнее!

— Простите, — взмолился я. — Просто я торопился услужить…

— Дурак, — повторила она с отвращением. — Ну почему если высок и силен, то дурак, а еще и простолюдин, а если граф, то… впрочем, Кассель тоже дурак. Остроумный, хитрый, пронырливый, но — дурак. Неужели не понимает, что я ни за что не позволю себе оказаться полностью в его власти?

Я проговорил в сомнении:

— А может, он и приезжал не совсем потому?

Она насторожилась, повернула голову и взглянула снизу вверх.

— А почему еще?

— Ну… может быть, хотел посмотреть, как запираются двери в кладовку, где прячете сладкое. Заодно заприметить, сколько лучников охраняют ворота. Где стоят стражи…

Она нахмурилась, потом мотнула головой.

— Еще большая дурость. Озеро не переплыть, а кроме заклятия, что наложено на мост, куда более мощные чары охраняют замок. Здесь шагу не ступить, чтобы магия не стерла в порошок…

— Они это знают?

Она холодно усмехнулась:

— Зачем мне лишние драки? Конечно, я постаралась, чтобы все это узнали. Но все равно будут пытаться завладеть сокровищами, дурачье. Все равно не сумеют воспользоваться, но захапать стараются!

— Да уж прячьте получше, — заботливо подсказал я. — Надеюсь, у вас подвалы глубокие. И двери железные. И замки надо побольше, понадежнее!

Она не ответила, хотя я не очень-то и ждал, что вот прямо щас покажет мне, куда спрятала Кристалл Огня, и подробно расскажет, как надежно он заперт и под каким ковриком лежит ключ, однако ощутил некоторое разочарование. А она наконец взяла мыло, неспешно намылила руки, надо признаться — дивной красоты, даже трицепсы не подвисают, а тугие, как у юной девушки.

Я тупо наблюдал, стараясь держать морду ящиком и заботясь, чтоб кровь не скапливалась там, куда пошлет дурак спинной мозг, а она с задумчивым видом намыливалась замедленными движениями, потом протянула тряпочку мне. Я принял, она чуть наклонила голову, я принялся тереть плечи и спину, стараясь не прижимать слишком сильно: нежная кожа сразу порозовела, после каждого моего движения остаются красные полосы.

— Все, — сообщил я, — ни капли слюней Касселя не осталось. Да и грязи… Вообще у вас хорошая кожа, леди. Никакая грязь к ней не липнет.

Она усмехнулась, голос прозвучал невесело:

— К коже… может быть. Но ко мне все липнет.

Она поднялась, вода шумными потоками сбежала обратно в лохань. Я засмотрелся на блестящее юное тело зрелой женщины с великолепной сочной фигурой, не сразу вспомнил, что у меня в руках уже заново намыленная тряпочка. Она смотрела в стену перед собой, взгляд стал отсутствующим. Я торопливо тер поясницу, намылил ягодицы и поработал над ними, спустился к ногам, и, когда уже тер голени, наполовину скрытые в воде, пришла веселая злость, движения мои замедлились, я начал работать внимательнее, тщательнее, уделяя внимание не столько местам, где скопился пот, а где у такой женщины должны бы находиться эрогенные зоны…

Вымыв тыл, я перешел к фасаду, точно так же начал осторожно направлять, а то и откровенно гнать потоки снизу вверх в определенном направлении и даже в определенное место. В эти века эти дуры еще не знают о наличии эрогенных зон ни под коленками, ни на внутренней стороне бедер, и, когда я с самым невозмутимым лицом поднялся и начал осторожно водить тряпицей, постоянно задевая кожу кончиками пальцев, дыхание над моей головой участилось, а мой склоненный затылок словно бы охватил жар из пасти дракона.

— Довольно, — прозвучал измененный голос.

Она резко опустилась, расплескав воду, подтянула колени к груди, ближе. Я стоял столбом, так надо, она же спрятала лицо в коленях, плечи несколько раз вздрогнули. Я не двигался, ее тело наконец расслабилось, она долго молчала, а когда подняла лицо, старалась не встречаться со мной взглядом.

— Интересно, что же он хотел…

Голос ее звучал глухо, мне показалось, что ей совсем не хочется говорить на эту тему, но не отвечать властной хозяйке себе дороже, я сказал дипломатично:

— Дык это же ясно, ваша милость!.. Вас он хотел. За то, чтобы пробраться к вам в постель, сколько бы рыцарей головы сложили!

Она грустно улыбнулась.

— Да, конечно-конечно. Но Кассель не тот человек, что ради женщины… гм… Это лет тридцать тому еще мог бы. А сейчас холоден и всегда трезв. Рассчитывает каждый шаг… Ты спишь с Франлией или Христиной?

Я не удивился вопросу, пожал плечами.

— Да, вроде бы ее так зовут. С Христиной.

Она сказала саркастически:

— Вот, даже имя едва запомнил! И что, ты стал бы ради нее ломать шею?

— Так я ж не благородный, — напомнил я. — Я нормальный, ваша милость.

Она сказала брезгливо:

— Кассель в молодости, как ты говоришь, был благородным, а сейчас стал нормальным. Нет, он понимает, что в постели мы все одинаковы, хоть каждая и считает себя самой сладкой и лакомой. Так что ради того, чтобы переспать со мной, он даже ногу в стремя не вставит. Значит, прощупывал…

— Да уж, — согласился я и посмотрел на нее, как на статую физкультурницы с веслом, — у вас есть что щупать.

Она вяло отмахнулась.

— Дурак. И чего я с тобой так разоткровенничалась? Наверное, потому, что слушаешь без страха. Я не вижу на твоем лице постоянного желания улизнуть, отвертеться, постараться прислать вместо себя кого-нибудь другого. Видать, вы там в свернутом королевстве живете с господами из замка в мире.

— Они для нас как родители, — объяснил я. — Бывают строгими, но всегда справедливы! Мы же видим, не тупые.

Она помолчала, словно прикидывала, бывала ли хоть раз справедливой с челядью или же страшатся только по дури. Я услышал тяжелый вздох, она поднялась во весь рост, блестящая, как облитая прозрачным клеем. Мне на миг показалось, что она то ли из ртути, то ли из жидкого железа, что может принимать любую форму, но тут она повернулась в мою сторону, я вздрогнул от жесткого взгляда.

— Разве можно быть всегда справедливым? Да и по-разному понимают справедливость…

Не дура, мелькнула мысль, и потому я сделал глупое лицо и еще больше раскрыл рот. Она не двигалась, я принялся промакивать ее тугое тело, где-то вытер без всяких церемоний, прижимая полотенце плотно, собирая крупные капли. Она следила за мной и моими движениями очень настороженно, я наконец убрал воду с ее лодыжек, она кивнула и переступила через край лохани.