Юлия Набокова - Шерше ля вамп Страница 6

— А ты можешь стать неплохой Гончей, — сказал он тогда. И тотчас же пожалел об этом, увидев, как помертвело ее лицо.

Он думал, что теперь Жанна поймет его и перестанет ненавидеть. Но вместо этого она возненавидела себя. Убийство охранников не было осознанным выбором. Инстинкт самосохранения, подпитанный кровью Жана, заставил ее убить, защищаясь. И теперь она не знала, как жить с этим дальше. Она постаралась забыть. Но Жан ей не позволил.

Мог ли француз представить, что Жанна сможет поднять руку на него, своего создателя? Она уже однажды одурачила его, воспользовавшись его кровью для вступления в Клуб. Пусть даже сама того не желая. Жан был опытнее и сильнее, но новенькая оказалась непредсказуемой. Ее действия невозможно было просчитать, и ошибка в расчетах стоила Жану жизни. Вампир, воссоздав легендарную Чашу Лорда, уже упивался своей победой, когда Жанна вонзила последнюю, тринадцатую Слезу Ненависти ему в сердце. Вацлав всякий раз с мучительным стыдом вспоминал те минуты, когда он и все его ребята попали под магическое влияние Чаши. Стоило Жану взять ее в руки, как на Вацлава нашло затмение. Как тогда, когда он оказывался в шаге от Жанны и мечтал затащить ее в постель, так в тот миг он желал служить французу, который вдруг стал казаться воплощением доблести и справедливости и все его прежние преступления внезапно забылись. Все вампиры, находящиеся на заброшенной фабрике, испытали те же чувства. Все, кроме Жанны, которой защитой служила Слеза Ненависти. А когда она погрузила раскаленную Слезу-кулон в сердце вампира, наваждение прошло. И Вацлава захлестнула надежда: гибель француза была осознанным выбором Жанны, и между двумя краями пропасти, разъединявшей их, пролег шаткий мостик. Теперь Жанна его поймет, должна понять. Потому что теперь она знает — есть смерть во благо. Есть ситуации, когда жизнь одного человека угрожает благополучию многих. И тогда ради спасения кто-то должен умереть. И этот выбор делают они, Гончие. Не убийцы — хранители.

— Кстати, в нашей команде освободилось одно вакантное место, — стараясь не выдать своего волнения, сказал он. — Буду рад, если ты к нам присоединишься.

Жанна в смятении подняла глаза. И Вацлав пожалел, что поспешил со своим предложением. Она еще не была готова. Он подождет. Что-что, а ждать за долгие годы он научился. И он готов ждать хоть всю жизнь.

После той ночи его уже не сжигала страсть к Жанне — она выгорела дотла вместе со Слезой Привлекательности, которой, как выяснилось, владела новенькая. Это из-за нее он сходил с ума всякий раз, когда оказывался рядом с Жанной, из-за нее терял над собой контроль и отдавался инстинктам. Не зря он в сердцах называл ее ведьмой. Единственным спасением от чар служила работа: одержимость собственным делом иногда перебивала воздействие амулета. Так было в их первую встречу, когда он был настолько увлечен расследованием, что поддался чарам Серебряной Слезы только у дома Жанны. Так было в Таиланде, когда поиски одной Серебряной Слезы перебили воздействие другой, о которой он даже не подозревал.

К удивлению, после утраты амулета Жанна не потеряла для него своей привлекательности. Теперь, когда разум Вацлава не был замутнен древней магией, он видел новенькую такой, какой она была на самом деле. Не куртизанкой, не вахканкой, не гурией. Девушкой с добрым сердцем и лучистыми глазами, дикой, порывистой, необузданной, непредсказуемой, жизнерадостной, легкомысленной, пробуждавшей в нем нежность и стремление заботиться о ней. По-прежнему желанной, но уже не сводящей с ума, а возрождающей к жизни. Впервые после смерти Эвелины Вацлаву захотелось избавиться от призраков прошлого и заменить портрет мертвой девушки, который он носил у сердца, фотографией живой.

Он почти уже было решился сделать первый шаг в новогоднюю ночь. Завершив очередное дело, вышел из штаба и понял — на дворе 31 декабря. Время надежд, время чудес, время загадывать желания и воплощать их в жизнь. Позвонив Аристарху, он узнал, что Жанна сегодня ночью будет в «Версале». Вспомнил о старинной традиции принести свою игрушку для украшения ели и погнал домой. Открыл потемневший от времени сундучок и достал хрупкого фарфорового ангела — сувенир из прошлой своей жизни, единственное, что у него осталось на память о доме и об Эвелине. Вацлав никогда не отличался сентиментальностью, но этой безделицей дорожил, как сокровищем. Раньше он ни за что на свете не вынес бы ее за порог квартиры, не выставил на всеобщее обозрение, не подверг бы ее опасности разбиться. Но других елочных игрушек у него не было, а покупать первую попавшуюся в магазине он не хотел. В том и смысл традиции, чтобы украсить ель не просто безделушками, а нарядить ее в лучшие, самые светлые воспоминания жизни приглашенных гостей, воплощенные в стеклянном фонарике или блестящей конфете. У него был только этот фарфоровый ангел, который помнил прикосновение рук Эвелины, который впитал в себя блеск ее глаз, когда она, смеясь, смотрела на рождественскую ель. И теперь ему хотелось, чтобы после стольких лет заточения в сундучке ангел вновь воспарил среди еловых ветвей, чтобы его увидела Жанна и, быть может, взглянула на него с таким же восхищением, как Эви…

Уже в дверях он замешкался, разулся, вбежал в ванную, выбрил правую щеку и укоризненно покачал головой своему отражению. Старый дурак, он что, надеется, что она с ним целоваться будет? Но не бросать же бритье на полпути. Умывшись, взглянул в зеркало и удивился: показалось, помолодел лет на пятьдесят.

Потом он заскочил в «Версаль», где уже сдвигали столы к вечернему застолью, и, не доверяя никому, нашел стремянку и сам повесил ангела на уже наряженную ель. Место для него нашлось под самым потолком — рядом с забавной золотой рыбкой, при виде которой Вацлав невольно улыбнулся. Интересно было бы посмотреть на мечтательницу, которой она принадлежит. Почему-то он был уверен, что владелица игрушки — женщина. Подумалось, что Жанна, пожалуй, повесит на елку украшение в виде платья или шляпки — в этом вся она.

Ну вот, одно дело сделано. А теперь предстоит самое важное.

Он одурел от толчеи московских магазинов, выбирая подарок для Жанны. Драгоценности — слишком обязывающе, кольцо — чересчур откровенно. Что там еще дарят любимым девушкам? Турпоездки, мобильные телефоны, ноутбуки? Он уже лет сто никому не делал подобных подарков и совершенно растерялся в суматохе магазинов. Его подарок должен стать признанием, первым словом, с которого начнется их разговор, мягким, ненавязчивым предложением: давай попробуем? Вдруг у нас что-то получится? Не отказывай сразу, дай мне шанс…

Подарок неожиданно нашелся в витрине с сувенирами. Забавная статуэтка в виде щенка — словно воплощение его самого. Жанна должна оценить самоиронию. Он ведь Гончий, пес. И он готов так же покорно, как игрушечный щенок, склонить голову в ожидании ее ласки. И смотреть на нее с такой же нежностью и обожанием, как этот смешной щенок с ценником, приклеенным за ухом. Безделушка стоила копейки, но она выражала собой все то, что он хотел поведать Жанне, но не мог подобрать слов. Статуэтка была посланием его сердца. И то, как Жанна воспримет это послание, решит все.