Александр Слепаков - Повесть о советском вампире Страница 6

У нее-то вообще был особый дар видеть и различать такие вещи. Из-за этого дара он и пришел к ней, понимая, что она – единственное существо на хуторе, в чем-то ему родственное, и только с ней он может говорить свободно.

Она не испугалась его и спокойно, прикладываясь к холодной бутылке с ситро, объяснила, что он умер и его похоронили, что он бродит ночью по деревне, как это случается и с другими, похороненными на хуторском кладбище. Но что от него несет какой-то хренью. И все так же спокойно, прихлебывая ситро, она его предупредила:

– Ох, мужик-мужик, не стать бы тебе упырем!

И он вроде бы ей рассказал, как он пил кровь курицы и мужики даже как-то несильно удивились, и спросил, живые ли были эти мужики. Она ответила:

– Живые, не сомневайся!

И тогда он стал ей объяснять, что ему все время хотелось есть и, только когда он напился крови той курицы, желание это на время стихло. Она ему сказала:

– Иди к себе и давай не увлекайся, а то тебя разнесет, как при жизни.

И он ушел.

Она допила ситро, закурила папиросу «Беломор» и подумала про себя: «Вот же носят его черти! А мне еще планы писать на первую четверть».

И пошла писать учебные планы.

6. Первое проявление вампиризма

В следующие три дня ничего примечательного на хуторе не произошло.

Я потом и в магазине расспрашивал людей, и доярок, и ребят из гаража. И вроде бы во все эти дни, сразу после драки на ферме, ничего особенно странного не произошло, во всяком случае, никто не мог ничего припомнить.

Все шло своим чередом. Привозили солдат из дивизии на прополку огурцов. Огурцы предназначались на переработку на Багаевском консервном заводе. Занято ими было не помню точно сколько гектаров, но, как всегда, много, и овощеводы, даже и с приданными им университетскими, не справлялись. Пришлось вызывать солдат. Заместитель командира дивизии всегда охотно помогал, но и дивизия в накладе не оставалась.

Все было тихо, спокойно. Даже куриц никто не трогал, правда, пропала собака у пастуха, но собака эта была кобель, и пропасть она могла по естественным причинам.

По-настоящему пошли слухи после того, как на четвертый день после того случая с курицей Петрова молодайка обратилась к фельдшеру с жалобой на плохое самочувствие, слабость и тошноту. Фельдшер стал ее спрашивать, что она ела в последнее время и как выглядел ее, выражаясь по-научному, стул, и, поскольку молодайка была из себя ничего, выразил желание ее осмотреть. Тогда-то он и увидел в первый раз на шее, ближе к ключице, две ранки на коже.

– Что это у тебя такое? – спросил он. – Это муж тебя так?

– Скажете тоже, – удивилась Нинка.

– А откуда ж у тебя эти ранки?

– Да я не знаю. Думала, может, гусеница какая. Я вчера в саду работала, вишню мы убирали, – сказала Нинка.

– Гу-се-ни-ца, – передразнил фельдшер и помрачнел. – По правде, я вообще не понимаю, что это такое, я такого раньше не видел. Расположены симметрично, как зубы, это тебя собака могла так укусить, причем довольно большая. А может, тебя собака укусила, а ты не помнишь?

– Ну что вы, Иван Игнатьевич, такое говорите, – возразила Нинка, – если б меня собака укусила, да еще и за шею, я бы наверняка запомнила.

– Ты вот что, – сказал фельдшер, – если это не твой мужик тебе это сделал, ты своему лучше не показывай, выглядит это, Нина, подозрительно.

Фельдшер бросил на нее многозначительный, тяжелый взгляд.

– Да что вы такое говорите, Иван Игнатьевич! – отмахнулась Нинка. – Вчера, как с работы пришла, мы с Сергеем на мотоцикле на речку ездили, потом поужинали, я птицам насыпала, свиньям, корове – и мы спать легли. Я и не ходила больше никуда, а вчера утром у меня этого точно не было, я бы такое заметила на шее. Вы посмотрите, что это у меня, может, от печени?

– От печени, – ухмыльнулся фельдшер, рассматривая градусник, который он вытащил только что у нее из подмышки. – Недодержали, – сказал он и сунул градусник обратно.

– Да как недодержали, – возразила молодайка Петрова, – вон у вас часы на стене. Четырнадцать минут держали!

– Говорю, недодержали, значит, недодержали! Ты хочешь сказать, у тебя температура 29,7? С такой температурой люди не живут! – настаивал фельдшер.

– Может, градусник неисправный? – неуверенным голосом предположила Нина.

– Ну-ка давай я тебе давление померяю, – схватился за тонометр фельдшер.

Давление оказалось 49 на 32. Фельдшер измерил на другой руке – примерно то же самое. Потом вытащил градусник, который уж точно додержали, а то и передержали. Градусник показывал температуру 29,7. Тут фельдшер всмотрелся в ее лицо и перепугался так, как не пугался вообще никогда. Ее лицо менялось, оно стало бледным, покрылось мертвенной, болезненной бледностью. Губы тоже стали бледными, синеватого оттенка. Кожа под глазами потемнела, на лбу выступили капельки пота. Ранки на шее не кровоточили, но и не подсохли, как это обычно бывает, а блестели влажным содержанием. Что с ней происходило, он не понимал. Но видно было, что состояние ее ухудшается прямо на глазах. Давление и температура – невозможные у живого человека.

– Что-то ты мне, Нина, не нравишься, – успел сказать фельдшер, – я тебе сейчас укол сделаю и бегу в Багаевку звонить!

Про Багаевку Нина уже не услышала, она потеряла сознание.

Нинку Петрову забрала скорая помощь на сигнале. По-хорошему, и фельдшера надо было забрать вместе с ней, потому что состояние его можно было назвать по-научному предынфарктным. Но места в скорой помощи для фельдшера не оказалось, потому что там был свой фельдшер.

Нинку погрузили в бессознательном состоянии на машину, подключили к ней капельницу и повезли. И то ли капельница подействовала, то ли скорую хорошо протрясло на ухабах, то ли молодость взяла свое, но Нинка пришла в себя еще до того, как ее доставили в районную больницу. Измерили ей давление, и оно оказалось 120 на 80. Пульс 60 ударов в минуту. Температура тела 36,6. На щеках нежный девичий румянец. Хоть вези немедленно обратно. Перед такой загадкой научного характера врачи были в недоумении, но разгадку ее искали не в сложных физиологических процессах, происходивших в молодом женском теле, а больше грешили на фельдшера, который не испытывал ненависти к спиртным напиткам. И хотя погрузили ее в скорую помощь в бессознательном состоянии, но мало ли от чего в нежном женском организме происходит обморок. И температура 29,7 градуса, и давление 46 на 32 были восприняты как игра фельдшерского воображения.

Между тем и фельдшер пришел в себя. Не очень он понимал, чего он так сильно перепугался: ну, упала женщина в обморок, он не такое видел в жизни. Ну, ранки две на шее, может, она на вилы в темноте наткнулась или об какие-то ветки поцарапалась, или это правда какая-то аллергия от гусеницы.