Людмила Астахова - Плоды свободы Страница 60

«Проклятые колдуны! Они, оказывается, даже любятся так, словно делают тебе громадное личное одолжение, с ленцой, не отдавая себя, лишь отбирая!»

Илуфэр злилась, специально распаляя свою застарелую ненависть к энгра-хайн, чтобы не расслабиться и не пропустить мгновения, когда сможет отщипнуть от разомлевшего диллайнского мага кусочек его жизненных сил. Потому и не стала отказывать новоявленному любовнику в близости. Зачем, если самый подходящий момент для «заимствования» – тот, когда жертва довольна и полна жизнью до самых краев?

Она закрыла глаза, чтобы не видеть лица эсмонда, его сияющих золотом, почти нечеловеческих глаз, затуманенных нарастающим удовольствием. У Раммана они были совсем другие, настоящие, серо-зеленые. Иногда девушка воображала, что янамарский граф никакой не энгра-хайн, а такой же, как она. Тогда все бы случилось по-другому… И сейчас рядом был бы не жестокий совиный маг, от которого, кажется, даже перьями пахнет, а Рамман Никэйн…

Диллайн вдруг замер, сжав девушку в объятиях. Не в порыве страсти, нет. А точь-в-точь как змей-душитель, которого показывали в зверинце в стеклянном загоне, сдавил крольчонка, поданного на обед. Аж кости хрустнули.

Но сопротивляться Илуфэр не стала. Ее любовник пребывал сейчас душой где-то в другом месте – далеко-далеко и давно-давно.

…Сначала Херевард решил, что ему померещилось. Он даже головой тряхнул, отгоняя призрачный наигрыш. Нет, этого не может быть! Никогда не звучала эта песня под небом Джезима.

И все же… Печальный голос флейты, пронзительная, почти хрустальная звонкость струн цимбалы и трепетная дрожь скрипичного смычка ткали хрупкую и невероятно древнюю мелодию. Даже глаз закрывать не надо, чтобы снова увидеть тонкие руки музыкантш, их плавные движения, каждое из которых отточено до совершенства. И голоса… Да, то была песня Буджэйра – щедрая и жаждущая, сладкая и горькая, опьяняющая и неутолимая, глас его и зов. У Джезима… у Синтафа все другое, не хуже и не лучше, просто иной ритм и слог. Возможно, ярче и радостнее, недаром ведь эта земля зовется Землей Радости, но ничем не напоминающая те, прежние мелодии. Ступив на нее, на чужую и желанную, диллайн забыли песни Буджэйра. Оглохли и онемели. Совсем, словно отрезало, и казалось, что так будет всегда.

И вдруг… Диллайн пела, диллайн звала, диллайн ранила каждым словом, точно острейшим лезвием срезала тончайшие полоски кожи. И завораживала своей изысканной простотой, как когда-то летним полднем, певица-танцовщица околдовала Хереварда Оро без капли магии. Она лишь служила богине, проникая в таинства гармонии, постигая ее законы. За томной медовостью взора таилась непреклонная воля, и сила достаточная, чтобы противостоять зову Предвечного. Она ушла к Меллинтан в Свет так же решительно, как брала самую верхнюю ноту.

– Калэйр? – осторожно позвал эсмонд.

Шепотом, чтобы не спугнуть призрак.

– Да, – отозвалась Илуфэр.

Губы ее все так же мягки, а пепельные волосы пахнут чем-то древесным и терпким… Маг и музыкантша – это так пошло, что никто из знакомых не поверил бабским сплетням, кроме самих высокородных сплетниц. Прекрасный Файрист повидал таких историй превеликое множество, пресытился душистой горечью несчастливой любви людей, не созданных друг для друга. Вот если бы мужчина из рода Оро воспылал страстью к другому мужчине, причем низкого происхождения, к примеру, тогда – да, общество всколыхнулось бы… Но танцовщица…

Конечно, он знал, что все это иллюзия, морок и злонамеренное волшебство, и девушка, что извивается под ним, совсем другая, и зовут ее иначе, но разве человеку не свойственно предаваться самообману? До тех пор, пока Херевард Оро остается человеком, это простительно. А потом, когда исполнится задуманное, ему станет все равно. Так стоит ли жалеть о мгновении слабости?

– Калэйр…

«Это хорошо, что еще помнишь о ней, Херевард». Мысли у дамы-аннис Сар звучали точно так же, как когда-то голос – с едва уловимым акцентом уроженки юга. Юга Буджэйра, разумеется.

Калэйр появилась на свет в тех же краях, что и песня. Только не в деревенской хижине, а в настоящем дворце. Среди роскоши, утонченной до такой степени, что она граничит с аскетизмом. Только единственное в своем роде чудо – меньшего можно даже не предлагать. Неудивительно, что древний княжеский род, восходящий к первым дням творения, однажды породил совершенство ума и красоты. Так как же забыть о той, что, ступая босыми ногами по грязи, оставалась незапятнанна?

Там, в южной жаркой земле, каждое утро с озерного дна, из тины и грязи поднимаются цветы – прекрасные и нежные, и раскрывают лепестки свои подобно объятиям навстречу первым лучам солнца. И нет ничего чище цветка, порожденного черными непрозрачными водами. Так пелось в песне.

«Как поживаешь, моя милая Итэль?»

Херевард был ей благодарен, как никогда прежде. За то, что подарила эту иллюзию. И песню.

Кажется, аннис насмешливо хмыкнула. Или ему показалось?

«Неплохо. Разочарован?»

«Скорее – нет, чем – да. Не так часто выдается случай пообщаться с покойником. Я ведь не шуриа, как-никак».

Никогда на его памяти эта женщина так злорадно не хохотала.

«Тебе виднее, вероломный друг мой. Тебе, конечно же, виднее. И вообще уважительнее надо с мертвецами, Херевард. Особенно теперь».

Волшебницу просто распирало изнутри мрачное веселье.

«Никто не любит, когда лезут к нему в душу, Итэль. Ты ведь тоже пришла отнюдь не воспоминаниям предаться, верно? Хочешь подороже сторговать уважаемого доктора Сида?»

Что-то подобное эсмонд предвидел с самого начала. Все женщины – лгуньи и предательницы.

«Все может быть… все может быть… – загадочно молвила Итэль. – Но если ты не расположен к разговору, то я загляну попозже. Когда ты будешь с прикрытым задом. Всего тебе…»

Что? Она собиралась уйти?

«Постой! Так что там с Сидом?»

Херевард посчитал, что достаточно поиграл в незаинтересованность, и пора узнать, чего хотят чародейки за голову своего соратника. Кроме собственных жизней, само собой.

«Если интересно – сам посмотри. Но сначала слезь с девки и штаны надень, похабная морда!»

И то верно!

– Поди прочь, – шикнул маг на юную любовницу, точно на слишком надоедливую кошку. – Брысь!

Илуфэр кубарем скатилась с кровати и приземлилась на холодный пол всеми четырьмя конечностями сразу, больно ударившись коленками. И впрямь как кошка.

«Каков гад, а?!» – возмутилась она.

Северянка вскочила и собиралась было показательно разрыдаться, но вовремя взглянула на мага и осеклась.

Херевард Оро лежал неподвижно, раскинув руки, точно готовясь взлететь – беззащитный, погруженный мыслями и чувствами в Тонкий мир, захваченный врасплох.