Людмила Астахова - Плоды свободы Страница 59

Неведомо, на какую реакцию рассчитывал Херевард этим дурацким «письмом невесты», но Илуфэр, определенно, извлекла ощутимую пользу. Пока она писала к Рамману, успела взвесить все «за» и «против».

Ведь все просто и понятно. Синтаф и Файрист ждет изматывающая война, а значит, кровь энгра-хайн будет литься рекой. Свою долю смертельного хаоса внесет и мятежная провинция Янамари. И все это только на руку Детям Надежды.

А вот шанса оказаться в непосредственной близости от Хереварда Оро может больше не приключиться никогда.

Сложив листочек бумаги аккуратным треугольничком, северянка уже точно знала, чем займется в ближайшие часы.

Это как слушать шорох волн за окном осенним утром. Их шелест навевает сны-мысли, такие же неуловимые и прохладные, как туман на рассвете. Покой, свет, чистота – все это в серых глазах, что внимательно, почти завороженно следят за каждым движением шевелящихся губ. И очарование невинности сделает свое дело.

Пусть ему несколько сотен лет, пусть он мнит себя полубогом, пусть давно уже превратился в каменный монумент собственному могуществу. Она всего лишь сядет хрупкой слюдяной игрушкой-стрекозой на эту глыбу, коснется легко-легко, но за самое сердце. Ну, или что там у диллайн имеется вместо общеизвестного вместилища нежных чувств?

И какому же мужчине не польстит немое обожание девственницы? Глупое и смешное тщеславие самцов – самое уязвимое место. Пусть думает, что нежная бабочка прилетела на огонь величия. Ни для кого ведь не секрет, что девы падки не столько на мужскую красоту, сколько на власть и славу.

– А как же Рамман Никэйн? – чуть насмешливо спросил Херевард, очерчивая пальцем совершенную округлость ее девичьей груди.

– Какой еще Рамман?

И надо было видеть эту самодовольную ухмылку на губах эсмонда. Что ж! Радуйся, пока есть такая возможность. Торжествуй, сколько влезет. Самое время и место.

Она не удосужилась даже прикрыть наготу, пока Херевард занимался делами, продолжая валяться на кровати в чем мать родила. На случай, если диллайн заглянет в спаленку, то и увидит там самую прекрасную и соблазнительную девушку на свете. И самую наивную, разумеется. Так оно и случилось. И не один раз.

Но едва только в соседней комнате раздалось: «Присаживайтесь, граф. Окажите мне такую честь», Илуфер тут же спрыгнула с ложа и, закутавшись в простыню, пристроилась возле двери. Она должна была слышать каждое слово, а еще лучше – видеть обоих мужчин. Чтобы вовремя сообразить, как лучше поступить: спрятаться в один из сундуков или позволить Хереварду еще сильнее уязвить пленника. Смотря, что будет выгоднее и важнее.

Девушка заглянула в щелочку между дверными створками и обомлела.

Напротив диллайнского колдуна сидел на походном раскладном стульчике совсем другой Рамман Никэйн. Не тот безупречный аристократ, чьи жесты и слова огранены, как бриллианты ювелиром, и не столько воспитанием, сколько жизненной необходимостью. Тот прежний молчал, когда надо молчать. Новый – если скажет, то попадет прямиком в цель. Ее бывший жених умел ждать и терпеть, а этот Рамман – придет и возьмет сам все, что душа пожелает, стоит только захотеть. Раньше он знал только границы доступного, теперь – шагнул за грань и осознал свою силу.

Илуфэр затаила дыхание. Неужели Херевард этого не видит? Не может быть!

Все он видел, все понял, обо всем сказал эсмонду этот взгляд, взгляд человека, только что услышавшего голос своей богини. Херевард сам познал это чувство, когда впервые ощутил силу Предвечного. Давно это было, но было же!

– Пожалуй, мне стоит сказать вам «спасибо», – слабо улыбнулся разбитыми в кровь губами Рамман. – Если бы не ваше подстрекательство к мятежу, а затем вторжение, то мы не ощутили бы такую жажду… освобождения.

– Рад за вас лично, граф, – сухо кивнул в ответ Херевард. – За остальных полукровок пока радоваться рано. Далеко не все они испытывают потребность в Свободе и новой богине. Некоторые пока ничего не понимают. И я приложу все усилия, чтобы так и не поняли. Мне, видите ли, четвертый народ не выгоден.

Он сделал паузу, откинулся на спинку стула и бесстрастно разглядывал пленника, словно пытался навскидку оценить новые качества графа Янамари. И что-то такое узрел, что-то важное, если решил не ходить вокруг да около, а сразу перешел к делу.

– Максимум, что я могу предложить, – это протекторат Синтафа до тех пор, пока не будет покончено с Аластаром. И некое подобие народной автономии – после. И вашу жизнь, само собой.

Сын шуриа покачал головой, отметая любую возможность компромисса.

– Не-е-ет, – пропел он с небывалой прежде интонацией – ласково и опасно. – Заповедник для Четвертых? Никогда, Херевард Оро.

Мягко сказал, почти нежно, но со спрятанной внутри, как отравленная игла в атласной подушечке, угрозой.

– Я всего лишь предлагаю помощь в борьбе против тирана и деспота, против Аластара Эска. Но она стоит недешево.

– Предать нашу богиню? Не стоит мерить остальных людей собственной меркой, Херевард. Для нас, для никому не нужных полукровок, это слишком дорогая цена.

Эсмонд подсмотрел на графа с нескрываемым интересом. Не ожидал отпора? Надеялся быстро договориться полюбовно? Решил, что пленник блефует? Илуфэр стало совсем неуютно.

«Нет, – решительно сказала она себе, отметая самые гадкие предположения. – Хереварду невыгодно унижать Раммана. Пусть даже он сейчас вытащит меня на середину комнаты. Тот решит, что случилось насилие, и еще больше обозлится».

– Прекрасно. Значит, вы отказываетесь от сотрудничества, граф?

Рамман кивнул.

– В таком случае у вас есть прекрасный шанс стать первым мучеником Алой Луны. Вас повесят на рассвете.

– Я не боюсь.

Чуткие уши северянки не уловили ни единой лживой нотки в голосах обоих мужчин.

– Я знаю, – хмыкнул Херевард. – Но ваша жизнь мне тоже не нужна.

Словно извинялся за вынужденную меру. Мол, ничего личного, милорд, не обессудьте уж. И чуть-чуть недоговаривал. Живым – нет, а вот мертвым – очень даже пригодится.

Эсмонд громко хлопнул в ладоши.

– Охрана! Уведите пленника!

Одаренный сверх всякой меры, способный пережить даже правнуков Илуфэр, Рамман Никэйн никогда не покроется морщинами, и спину его не согнет злая немощь, а глаза не затянутся бельмами. Рамман Никэйн, граф Янамари, на рассвете станет всего лишь куском гниющей плоти. Разве это не сама воплощенная в действие справедливость?

Тогда почему так горько и больно? Почему хочется всадить по самую рукоятку нож в грудь диллайнского мага, а потом провернуть несколько раз вокруг оси?

«Проклятые колдуны! Они, оказывается, даже любятся так, словно делают тебе громадное личное одолжение, с ленцой, не отдавая себя, лишь отбирая!»