Андрэ Нортон - Железные бабочки [ Железные бабочки. Удача Рэйлстоунов] Страница 60

— Ну, вот, миледи, — свеча стояла на грубом столе, а полковник тем временем достал откуда-то жёсткий плащ и укутал меня. Впервые мне стало теплей, и я сразу подумала, каким кажусь чучелом. Но полы плаща прикрывали мои лохмотья, и я с некоторым оживлением смогла осмотреться.

Глава восемнадцатая

Чуть отодвинув внутренний ставень, я выглянула в сумрак предрассветного утра. Лес, подходивший к самому основанию утёса, на котором возвышается Валленштейн, грозной стеной стоял передо мной. Не было видно ни одной тропы или поляны.

Я плотнее запахнулась в плащ, чуть ли не единственную свою одежду. Сказывалась усталость от нервного напряжения. Я смутно помнила, как ночью упала на кровать, похожую на полку. Но я чувствовала тепло — тепло не от огня, а от сознания, что рядом человек, которому я могу доверять, который знает, что со мной случилось, и которому я не безразлична. Мы почти не разговаривали. Последние усилия, избавившие нас от опасности, отняли всю энергию. Мы только сознавали, что свободны.

Но теперь во мне снова проснулась тревога. Валленштейн был ещё так близко. И нас с врагами, стремившимися узнать, где мы, разделяла только обезумевшая девушка. Я сжала в руке мешочек с золотом, главную надежду на помощь в будущем для нас обоих.

В тёмной комнате послышался шорох. Я быстро повернулась, закрыв ставень. Мой спутник, едва видимый в полутьме, поднимался с матраца, лежавшего на полу. Я услышала, как он хмыкнул и что-то негромко проворчал. Что-то насчёт своих ссадин и ушибов.

Но двигался он энергично, как человек, привыкший к быстрой реакции солдата в опасности. Подошёл к столу и снова зажёг свечу. Обрывки рубашки исчезли, на плечах и груди темнели синяки. Наверное, ему было больно, и я сожалела, что у меня нет никакого лекарства. Даже воды.

Вода!.. От одной этой мысли мне страшно захотелось пить. И есть тоже.

— Никаких признаков преследования? — полковник нарушил молчание, словно офицер, ждущий доклада солдата.

— Я видела только лес.

Он подошел к настенному шкафу и раскрыл его.

— Пусто, — констатировал он, — никакой еды. Но кое в чём нам повезло… — он достал какой-то свёрток и бросил его на стол. В нём оказалась одежда.

— Смена на случай непогоды, — пояснил он, разглядывая одежду, какую носят крестьяне. Несколько рубашек, кожаный жилет, пара брюк, покрытых тёмными пятнами. До меня донёсся запах плесени. — Да, не очень-то красивая, — он заметил, как я сморщила нос. Но когда бежишь от дьявола, дорогу не выбираешь. А в нынешнем своём виде мы далеко не уйдём.

Я снова покраснела и поёжилась под своим плащом. Неожиданно проблема одежды приобрела значительную важность. Состояние его одежды было чуть лучше; брюки, хоть и выпачканные, уцелели. Но выглядел он настоящим разбойником, отросшая щетина подчёркивала мрачное выражение лица, растрепанные волосы посерели от пыли и стояли дыбом.

— Куда мы пойдём? — я пыталась говорить так же небрежно, как он.

— Прекрасный вопрос, — он сел на край стола, покачивая ногой в исцарапанном сапоге. — Нас будут искать. Уже ищут. Местность пустынная. Нам лучше избегать встреч. Нас продадут за медяк.

— У меня есть деньги… — я достала мешочек, который так долго хранила в тайне, и показала ему золото.

Он даже присвистнул, когда я отбросила бессмысленный теперь пергамент, который и вовлёк меня в это положение, и подтолкнула к нему золото.

— И ещё это… — я отвела плащ с горла и показала ожерелье, которое казалось мне теперь рабским ошейником и которое я с радостью оставила бы рядом с медальоном Людовики.

— Спрячьте его! — сразу приказал он. — Оно вас может выдать… О его существовании известно тем, кого нам стоит опасаться.

Он взглянул на золото, но словно не видел монет. Размышлял о чём-то своём.

— Нам нужны еда, убежище…

— И возможность выбраться из этой проклятой страны! — я вновь негодовала на целый свет из-за всего случившегося со мной.

— И возможность выбраться, — согласился он. — Вот это-то и будет самым трудным. Мы, конечно, можем добраться до границы и перейти через неё контрабандным путём. Если сможем идти быстро… если вы сможете… Когда они обнаружат моё исчезновение, их главной добычей буду я. Потому что ваше заточение в крепость могло быть произведено в тайне, и они не посмеют открыто искать вас.

И я сделала выбор. Хотя, отвечая, я уже понимала, что выбора в сущности не было.

— Мы пойдём вместе. Я ваша подопечная… — я никогда не собиралась делать это признание. Раньше оно рассердило бы меня, ведь я совсем по-другому воспитана бабушкой. Но это правда. Уходить мы должны были вместе. Это наше общее приключение, до самого конца. А каким он будет, конец? Я лишь бегло подумала об исходе побега и сразу отбросила эту мысль.

— Труда рассказала мне, что её семья владеет гостиницей на границе. Там часто проезжают кареты по дороге к курорту.

Но решимся ли мы отправиться туда? И что случилось с самой Трудой? Может, она тоже пленница в мрачной крепости, из которой нам удалось уйти? Если так — разве можем мы оставить её?

— Труда, — высказала я вслух свою мысль, — может, её тоже заточили здесь?

— Труда, — полковник опять погрузился в свои мысли.

— Да, — он не оставлял мне надежды. — Возможно, её тоже заставили молчать таким образом. Но мы не можем здесь оставаться.

И снова начал разглядывать найденную одежду. Протянул мне брюки и рубашку.

— К счастью, эти земли почти не заселены. Это лучшее, что я могу вам предложить, миледи.

Я неодобрительно взглянула на затхлую одежду, зная, что он прав: мне необходимо было чем-то прикрыть почти нагое тело. В таких обстоятельствах не до застенчивости. Я взяла то, что он выбрал для меня. Вот только ноги так и останутся босые, сбитые от ходьбы по камням, хотя во время бегства я не обращала внимания на такие мелкие неудобства.

Полковник издал короткое восклицание, и прежде чем я поняла, что он собирается делать, или смогла увернуться, он поднял меня и посадил на стол. А потом взял мои ноги в оборванных чулках и подставил под огонь свечи. Я поморщилась от его осторожных прикосновений и увидела, как лицо его приняло знакомое мрачное выражение.

— Туфли… башмаки… — он снова порылся в шкафу, но больше ничего не нашёл. — Придётся обойтись обмотками, миледи. Вы сможете идти?..

— Смогу, — пообещала я. Он не увидит снова, как я морщусь. А мой спутник уже разрывал одну из рубашек на длинные полосы с ловкостью, которой я от него не ожидала (да есть ли что-нибудь, на что он не способен?), потом принялся обёртывать лентами мои ноги. Я прикусила губу, отказываясь дать ему понять, как мне больно даже от таких лёгких прикосновений.