Елена Ларичева - Охотник И Его Горгулья Страница 61

Каково будет Виресе? Я-то привык, уже скоро год среди сплетников работаю. У меня, как его… иммунитет. А девушка только появилась и сразу влипла в неприятности. Она должна меня ненавидеть. Тарвис, болван, ты все испортил. И Нюка хороша…

Мои коллеги добились того, что в банк я отправился злее голодных вурдалаков и ядовитее выводка гадюк. Прохожие, наткнувшись на мой бешеный взгляд, спешили уступать дорогу.

Однако через десяток кварталов я успокоился. Может, повлиял морозец, упрямо щипавший за щеки. А, может, танцующий, не долетавший до земли снег. Ажурные снежинки в солнечном свете сияли, переливались, завивались в вихри, но едва достигнув уровня второго этажа, вспыхивали искорками и таяли. Даже не так, испарялись. Хитро водомерки борются с наледью на улицах. Вроде, и погоду корректировать не нужно, и город чистый. Хотя я даже начал скучать по снегу.

Слежку я ощутил уже у самого здания банка. Не теряют бдительности любители поживиться чужим имуществом. В сердце злорадно защелкало зубами желание посмотреть на разочарованные лица противников, когда я вскрою короб. Черные зеркальные двери банка бесшумно проглотили меня, скрыв от глаз наблюдателей горькую правду о будущем обломе.

- Я от Ньего Регара, - сказал я скучающему ученику, и тот без каких-либо эмоций ткнул пальцем на дверь переговорной комнаты.

А, вот и знакомая девушка. Похоже, она прониклась моей важностью еще в прошлый раз, услужливо вынесла короб на подносе с необычными сладостями и удалилась на двадцать минут, как и было условлено. Хм, а пряные рулетики, доставленные из Шальты, безумно дорогие и вкусные.

Покинув банк, короб я не прятал. Начаровав простейшую воздушную сеть, я поместил в нее "наследство", намотал порыв прохладного ветра на запястье и пошел не таясь.

Интересно, до дома проводят и тогда в гости заглянут, или сейчас похитить соберутся? На это и рассчитано. Нюка с Люцией с воздуха прикрывают, вдоль кварталов дежурят охотники, отслеживая каждый мой шаг.

Эх, надо поговорить с Виресой. Нельзя так над девушкой издеваться. Побеседую, успокою. Браслет еще ни к чему не обязывает. Любые чары можно разбить, растворить в своих собственных. Только…

Ах, все- таки я очень нехороший человек, ибо мне не хочется пока освобождать от чар юную огнеметательницу. Неужели влюбился?? Всевеликий, я же только о ней думаю!

Я сбился с шага и остановился подле яркой витрины шляпного магазина. Под мигающей оранжевыми огнями вывеской замер человек. Его лицо я помнил. Имя стерлось из памяти, зато резкий запах пустырника, звучный баритон, серые с зелено-багряным узором одеяния проповедника прочно ассоциировались с собственным детством.

Я снова был четырехлетним карапузом. Через большие закругленные сверху окна просторной квартиры в Мидиаре - городе мостов, лился предвечерний свет. Слышался плеск воды в канале, пахло цветущей акацией. Мать на кухне пекла пироги с ревенем, напевала. А я сидел в гостиной на светло коричневом ковре, местами вытершемся и лишенным кисточек по краям благодаря усердию кошки Золки.

Отец только что возвратился из очередного похода, привез мне гору игрушек. С отцом приехал его коллега. Он не местный. У него другой выговор. Я пытался передразнивать его произношение с округлом, перекатывающимся звуком "о". Но каждый раз получал замечание, а то и легкий подзатыльник от отца.

Мужчина вошел в комнату, присел на ковер, долго всматривался в мое лицо и вдруг произнес:

- Тебе не быть проповедником. Нет в тебе нашей силы.

Я не обратил тогда внимания на его слова. Согласитесь, у меня были новые игрушки. А они гораздо важнее болтовни чужого дядьки. Но именно этот приговор я помнил много-много лет спустя и желал разобраться, что со мной не так.

Я обладал способностями. Следовательно, в жрецы дорога была заказана. Жрец не имеет права присягать Ордену. Наличие способностей к чародейству - скорее исключение, чем правило для служителя богов.

Зато юным чародеям открыта дорога в проповедники. Именно проповедникам предстоит нести слово веры в дикие земли, убеждать, вселять в души интерес к учению Всевеликого.

Как только почва подготовлена, и люди становятся лояльными к новым богам, на сцене появляются жрецы. Они закрепляют результат, упрочняют веру новообращенных, закладывают храмы, основывают школы…

А проповедники продолжают путь, сражаясь с иноверцами словом и магией. И очень часто гибнут, как мой отец.

- Ты узнал меня, по лицу вижу, - произнес человек из моего детства. - Поговорим? - он указал на другую сторону улицы.

Меня не похищают? Хм, я даже разочарован.

В павильоне при пекарне можно было посидеть за столиком, отведать свежей выпечки, мясных и кремовых пирожных, выпить травяного настоя или чего-нибудь покрепче.

Хорошо, знакомый моего отца, не откажусь. Мне хотелось освежить воспоминания о том далеком времени, а мать была немногословной. Она вообще не любила вспоминать прошлое до встречи с Солевом.

Квадратные столики, хмельной напиток, не крепче легкого вина, но с привкусом спелых персиков и южных трав. Пирожные, внутри которых не крем, а мясо и паштет (а выглядят как пирожные, что за обман зрения)! Я спиной ощутил взгляд Тарвиса, дежурившего в этом квартале. Вот я попал!

Мой собеседник снял плотную шерстяную мантию, остался в нижней, отличающейся разве что более тонким материалом. И цвет, и узор те же. Тяжелый, неприязненный взгляд, наткнулся на мальчика-менестреля, заставил того сбиться с ноты, прошелся по лицам многочисленных горожан, греющихся в теплом зале.

Заскрипел деревянный стул, зазвенел кувшин, соприкасаясь с высоким бокалом… Я изучал прямоугольное лицо человека напротив и силился понять его чувства. Глухо.

Высокие залысины, морщины вокруг глубоко посаженых карих глаз, шрам, искажающий очертания левой брови. На шее нет цепи с солнечным диском. Короткие сильные пальцы на руках без колец - индикаторов заслуг и социального статуса служителя веры. Судьба тебя потрепала и, подозреваю, лишила привилегий и регалий.

Молчание затягивалось. Я не торопил знакомого незнакомца, лопал за его счет пирожные, поглядывал в окно на Малыша Мирола, остановившегося напротив шляпной витрины. С его-то фигурой только шляпку с кружавчиками и носить. "Милашка Мирол" - я примерил новое прозвище на нашего великана и улыбнулся.

Улыбка разбудила соседа по столику. Мужчина стряхнул задумчивость и, все также округляя в произношении звук "о", произнес:

- Я пришел за тем, что должно принадлежать мне.

- О чем вы, любезный? - притворился я необструганным чурбаном.

- Твой короб. Дильтар обещал мне некую вещь, запечатанную внутри. Но отдал тебе.