Аня Сокол - На неведомых тропинках. Шаг в пустоту Страница 62

Очередная незапертая дверь, за которой скрывалась маленькая гостиная со столиками, диванами, кучей подушек и стенами, увешанными шторами. Чисто женская комната, в которой так уютно вечерами разложить пасьянс, послушать сплетни или рассказать самой, понаблюдать или поучаствовать в гадании или наведении порчи.

Последняя дверь привела меня в библиотеку. Крыло коридора зеркально повторяло то, в котором жила я. Хранилище книг можно соотнести со спальней Александра, та же последняя дверь перед изгибом каменной кишки.

Запах книг ни с чем не перепутаешь. Бумага, кожа переплетов, типографская краска и старые чернила. Пыль, тишина и знания. Ярко горели лампы там, где поворачивал коридор, комната не заканчивалась, как та, в которой жил вестник, а, наоборот, только начиналась. Комната изгибалась, и из преддверия я попала в книжный рай. Стены разошлись в стороны, и кабинет превратился в зал, в хранилище, заставленное стеллажами с книгами, свитками, стопками желтой бумаги и даже каменными табличками с надписями на таком древнем языке, которому не было названия. Много-много стеллажей, уходящих высотой под потолок.

Пожалуй, насчет месяца я была чересчур оптимистична, на поиски уйдут годы.

Я прошла первый ряд насквозь в надежде увидеть какую-то систему, алфавитный указатель или старенькую бабушку, требующую тишины, которая, сверкая острыми зубами, поможет мне разобраться в этом великолепии. Система, видимо, была, и указатель тоже. Каждая полка, каждый стеллаж был подписан. На инописи.

Я сняла с ближайшей полки книгу в вычурном переплете и раскрыла тяжелый том. С тонких страниц на меня смотрели вычурные иероглифы. А я на них. Может, китайские, а может, японские, а может, еще какие. В голову пришла идея взять и подсунуть Тёму заумный фолиант на заумном языке. Вряд ли охотник знает их все, пусть займется самообразованием. Лишь бы том не оказался поваренной книгой. Я поставила его обратно. Жаль, но выдать одну книгу за другую не удастся. Один вопрос, и он поймет, что я вру.

Парадоксально, но в нашей тили-мили-тряндии неправды гораздо меньше, чем в человеческом мире. Здесь ложь поднята на совершенно другой уровень. Не обманывать — не говорить всего, умалчивание — не ложь. Увильнуть, не ответить на вопрос или ответить, так плотно переплетя правду и ложь, что одно не отличишь от другого. Да и любую истину можно преподнести по-разному. Нечисть не рискует понапрасну, а если уж решилась на обман, то итог будет страшен, чтобы овчинка стоила выделки. Здесь ложь — это искусство, и достойных художников не так много.

Стеллажи с книгами всё тянулись и тянулись. Некоторые названия на корешках я могла прочитать, некоторые нет. Разные языки, стили, оформление. Я никогда не найду здесь нужный том, понимание этой простой истины пришло с особой четкостью и очень быстро. Невозможно. Если только кто-то не оставил нужную книгу на видном месте. Иррациональное чувство, что я на беговой дорожке, вернулось.

Завернув за очередной стеллаж, я вышла на свободное пространство. Десяток метров, низкие столики, кресла по кругу и торшеры с красными абажурами. Читательский уголок, за которым выстроилась стена книг.

Вместо зубастой старушки-библиотекарши в кресле сидел, закинув ноги на столешницу, новый вестник Седого. Рядом с заброшенными один на другой черными ботинками стояла чашка с чаем, в руках — книга, на столешнице еще одна, но более старая и потрепанная.

— Долго идешь, — он поднял голову от страниц.

— Мы договаривались о встрече? — Я заняла кресло напротив.

— Нет. Сегодня все воспылали любовью к чтению. — Он улыбнулся.

— И ты?

— И я. — Он кивнул на старинную книжку на столе. — Присоединяйся.

Я помедлила, но мужчина вернулся к прерванному занятию, казалось, абсолютно равнодушный к тому, последую ли я его совету или нет. Мысленно пожав плечами, я закинула ноги на стол, зеркально повторяя позу мужчины, взяла в руки старинный том и раскрыла. И разочарованно фыркнула.

Латынь хоть и была ближе, чем инопись, но понятной от этого не становилась. Я знала устоявшиеся и крылатые фразы. А кто их не знает? Разве не умеющий читать.

«Primum saga daemonnis». Слова были знакомы, но потребовалась минута, чтобы я худо-бедно составила из них фразу, и не уверена, что правильно. «Первая сага о демонах», ну или «Первая легенда о демонах».

Я пыталась говорить себе, что это еще ничего не значит, легенд много, но, судя по тому, как внутри завязался тугой узел предвкушения, сама себе не верила. Таких совпадений не бывает. Бегущая дорожка уносила меня все дальше и дальше.

Страницы перелистывались с тихим шорохом, по два столбца убористого текста на каждой, иногда рисунки черной тушью. Один показался мне любопытным. Вместо витрувианского человека да Винчи, каким мы привыкли его видеть, — витрувианский демон. Рога, когти, крылья, очень похоже на серокожего основателя рода Седых, чей портрет я видела в овальной комнате. Под распятым в круге демоном нарисован нож. Не какой-то там особенный, а самый обычный с односторонней заточкой, узкой полосой — желобом для кровотока и массивной рукоятью. Под это черно-белое изображение можно подогнать каждое третье лезвие в каждом доме. Если в этой легенде на самом деле говорится о способах убийства демона, то подобрать нож по картинке для таких неграмотных, как я, не составит труда.

Решившийся убрать таким банальным способом демона будет очень удивлен, когда этим же ножом ему вырежут внутренности, а под настроение еще и настригут гирляндами. Если он вообще успеет приблизиться и замахнуться. Но предположим, успеет — демон офигеет от такой наглости и решит посмотреть, что будет дальше. Пусть произойдет невероятное и лезвие войдет в плоть — демон просто почешет ранку, которая исчезнет раньше, чем успеешь вынуть нож.

Кирилл один раз, отыгрывая среднестатистического не очень трезвого мужа, на спор остановил лопасти вентилятора. И это была не нынешняя китайская поделка, а по меньшей мере промышленный охладитель, украденный и вынесенный по частям с завода, собранный на коленке в гараже, на хорошем мощном моторе. Лопасти приборчика выбивали куски штукатурки, если поставить очень близко к стене, и даже не гнулись. Опасная для детей, домашних животных и всех остальных игрушка. Я лично перебинтовывала мужу ладонь, попутно не забывая уверять, что он у меня самый сильный, самый смелый и вообще самый-самый и больше не надо это доказывать. Наверное, ему было очень смешно. И утомительно. Физическое развитие — малая часть того, в чем они превосходят людей, да и остальную нечисть тоже.

Я закрыла книжку и задумчиво провела пальцем по корешку. Вестник тихо рассмеялся.