Люба Штаний - В любой гадости ищи свои радости Страница 63

Помню, как успокаивающе поглаживал по спине и шептал что-то на ухо. Всё прочее, как в тумане...

Минут пять ничего не происходило. Я только всхлипывала и тряслась, как осиновый лист. Мне было

попросту больно. И не только морально. Отчего-то, в тот момент, когда радужное солнышко

перекочевало в ладонь зомбика, заныли даже волосы и ногти. Нежное золото любви обернулось

кислотой, разъедая кожу, кровь, нервы... всю меня. В грудь будто воткнули тупой ржавый штырь.

Воткнули и забыли вынуть, и при малейшем движении этот проткнувший насквозь штырь мешал

дышать.

Как я могла? Как могла отказаться от Эйлара?! Предать его... трижды. Теперь отдала магию дракона

гниющему уроду, который всей душой желал и желает смерти тому, кого люблю. Такое не прощают.

Вина и горечь заполняли лёгкие, горло, уши, впивались под ногти тонкими огненными иглами, били по

ушам... Я опять выбрала из двоих не того. Опять...

Пусть Шариз обещал не допустить столкновения Алехандро и Эйлара, это ничего не меняло. Всё

равно! В глазах черноволосого воина я навсегда подлая беспринципная дрянь, не стоящая и

воспоминаний... Он не просто забудет – будет ненавидеть и презирать меня, а я... А я не могла иначе!

Просто не могла!

Любимому желание принесло бы власть, а кошмарику просто возможность нормально жить.

Алехандро потерял шанс отомстить врагу, ради мести которому шёл вперёд. Как только понял, что

значит для меня Эйлар, горбун отошёл в сторону, не желая рвать душу. Мою душу... Пусть отошёл

временно, но... Зомбик отступил от смысла своей никчёмной жизни, ради смысла моей. Как же я

могла поступить иначе?!

И всё же в этот момент я... ненавидела себя. О, как истово ненавидела! До крови на прикушенной

губе, до хриплого звериного воя, прорывавшегося на свободу, до звёздочек в зажмуренных глазах, до

острой боли с стиснутых зубах, до... до безумия почти. Ненавидела и не могла поднять зарёванные

глаза на Эйлара. Даже последнего, прощального взгляда не могла кинуть на любимого и преданного

мною же мужчину.

Были ещё какие-то слова. То мерзко-сиплые, то басовито-гулкие, то... Вот только самого родного,

самого дорогого голоса слышно не было а мне... Мне так много хотелось напоследок сказать Эйлару.

Сквозь боль, сквозь вину, сквозь холод осознания... Так много! Но золотое остро-колкое нечто с

каждым вздохом заполняло лёгкие, разъедало внутренности, кипятком обжигало горло и нёбо,

спазмами сжимало мышцы, вытягивало жилы, сверлом входило в кости и суставы.

– А сильна мелкая, – задумчиво пророкотал Шариз над ухом. – Это ж надо было столько силы в

заклятье вбухать! С умом явные проблемы, но силы на двоих хватит. .

Дракон говорил ещё что-то, но звуки тонули в густом, словно вата, отчаянии. Потом, будто далёкое

эхо, сиплый хрип горбуна, который сквозь собственные истерические всхлипы, судорожные попытки

вырваться из крепких объятий дракона и вспышки ослепительной боли слышала едва-едва:

– Помоги... возьми назад... только... ей...

Басовитое гудение Шариза:

– Справится... не смеешь... против... её решения...

Были ещё какие-то слова. То мерзко-сиплые, то басовито-гулкие, то... Вот только самого родного,

самого дорогого голоса слышно не было а мне... Мне так много хотелось напоследок сказать Эйлару.

Сквозь боль, сквозь вину, сквозь холод осознания... Так много! Но золотое остро-колкое нечто с

каждым вздохом заполняло лёгкие, разъедало внутренности, кипятком обжигало горло и нёбо,

спазмами сжимало мышцы, вытягивало жилы, сверлом входило в кости и суставы.

– Домой... – каким-то чудом даже не прошептала, выдавила беззвучное. – Пожалуйста...

Ответ Шариза уже не расслышала. Краем глаза заметила только, как закружились вокруг нас

полупрозрачные белые струйки света. Они поднимались снизу вверх по спирали, иногда касались

горячечно-чувствительной кожи. Прикосновения обжигали острыми льдинками-осколками зимней

стужи. Этот холод сковывал душу тишиной, отодвигал золото безнадёжности предательства чуть-чуть

дальше. Совсем чуть-чуть, но дальше и...

– Вот ты и дома, девочка, – ласково прошептал Шариз, поглаживая по щеке. – В мире без магии

тебе должно стать легче.

Попыталась было поднять тяжёлую от тоски голову, но сил не хватило, и я уронила её на плечо

дракона, отстранённо наблюдая за... собой. Я лежала на руках у шатена и в тоже время ещё одна ‘я’

медленно поднималась с кафельного пола салона. Пошатнувшись, вторая я чуть не упала, но

ухватилась за спинку вишнёвого углового дивана и кое-как выпрямилась. Неужели я всегда такая

бледная? И губы синюшные, и под глазами тёмные круги, и...

– Не пугайся, малышка. – Выдохнул, почти касаясь губами виска, шатен. – Всё будет хорошо. Тебе

сейчас нужно как следует отдохнуть, и подольше, а работа этому не способствует.

– Люб, ну где ты? – В помещение салона влетела Танька из соседнего отдела. – Мы закрываемся

и... Господи, что это с тобой?!

Увидев ‘моё’ лицо и отсутствующий взгляд, девушка всплеснула руками и торопливо подбежала. Как

раз вовремя, чтобы не позволить мнимой мне снова брякнуться на пол.

– Сашка, Ленка, Оксана Сергеевна! Любе плохо!

Никто из явившихся на зов коллег так и не увидел высокого зеленоглазого мужчину со всё ещё

плачущей мной на руках. Зато двойника не просто увидели – его усадили на стул, общупали,

заставили выпить валосердина, мгновенно провонявшего помещение. Потом подозрительно быстро

приехала скорая, и ‘меня’ увезли.

Взбудораженный происшествием народ разошёлся по домама. Свет погас, двери заперли, а мы с

Шаризом остались вдвоём в пустом здании и только алые точки сигнализации успокаивающе горели

во мраке.

– Теперь для всех ты на больничном. – Осведомил дракон удовлетворённо. – Документы наколдую.

Я за минувшие со всей этой суетой полчаса немного пришла в себя и даже начала кое-что

соображать, хотя пока ещё основательно лихорадило и крутило.

– Скорая не настоящая? – Тихо спросила, не поднимая головы с надёжного плеча. Сил не было

даже руку поднять.

– Конечно, нет, – мужчина по-доброму улыбнулся. Зелёные глаза и кожа шатена едва заметно

светились. – Это – иллюзия, просто очень хорошая.

– Зачем?

– А как ты в таком состоянии работать собираешься? Или, думаешь, пары выходных хватит, чтобы

прийти в норму? Дилания магии на ‘благословение’ не пожалела.

– Это тут не причём. Я действительно влюбилась в Эйлара.

– Да я уже понял, – дракон тяжело вздохнул. – И тем хуже для тебя. При таком раскладе заклятье

куда как крепче врастает в душу и продержится дольше. Удивительно, как ты вообще смогла

переступить через себя без моей магии. Зачем, кстати, мой подарок уроду отдала?

– Ему нужнее, – пожала плечами, – и он заслужил. Правда. Алехандро противный, но добрый,

сильный и благородный.

– Хм... – Шариз задумчиво сдул упавшую на лоб прядь волос. – Насчёт ‘благородный’ соглашусь.

Знаешь на что он в конце концов потратил твоё желание?

– Наверное, вернул себе прежний облик. – Почти равнодушно отозвалась, всё ещё содрогаясь от

стихнувшей, но не прошедшей боли.

– А вот и нет. Любопытно?

– Пожалуй, – устало подняла взгляд на особенно красивое в полутьме лицо.

– Сейчас к тебе домой, а там всё расскажу.

– Как? Тут сигнализация и... – на секунду почти ослепла от плеснувшего окрест белого жидкого

света, а когда открыла глаза, задохнулась от облегчения – мы были у меня дома.

Знакомые запахи. Родные, привычные с детства вещи. Любимое кресло и томик ‘Богатых тоже

скачут’ на столике. Вазочка арахисовой халвы на подоконнике и старый потёртый плед, небрежно

брошенный на диван. Торшер. Ночь за окном. Фонарный свет, отражающийся от влажных ветвей

обнажённых уже тополей. И...

– Кофе будешь? – Опустив меня в кресло и присев рядом на корточки, заботливо предложил дракон.

– Лучше чаю, – тихо. – Там в шкафчике заварка, а...

– Я в курсе, – сдержанно улыбнулся Шариз и пояснил уже из-за двери в кухню: – видел в твоих

мыслях.

Я промолчала. Ни возмущаться, ни удивляться не было уже ни сил, ни желания. Неужели я дома?

Правда дома?! Господи, благодарю тебя! Любовь, тоска и боль... переживу как-нибудь. Главное: все

живы, а остальное – пусть. Справлюсь.

Осторожно кончиками пальцев пробежалась по мягкому подлокотнику. Коснулась щербатой кромки

полированного столика, покоцаного с одной стороны. Это мы с сестрёнкой его уронили лет десять

назад, а потом сколы закрасили фломастером. Мама вечером ругалась очень, а папа просто принёс с