Люба Штаний - В любой гадости ищи свои радости Страница 64

работы бутылочку мебельного лака и замазал наши художества. Ещё и втихаря выдал по груше. Он

всегда утешал, если мама сильно ругалась, а мама... Думаю, она знала. Знала и не злилась совсем.

Пальцы скользнули по глянцевой обложке новой книги, купленной... вчера? А ведь и правду вчера,

если Шариз вернул в тот самый вечер. Вчера...

Пока дракон гремел чашками на кухне, я поднялась и прошла к окну. Рывком отдёрнула тюль.

Дрожащими руками составила вазочку с халвой и цветочные горшки на пол. С минуту молча

пережидала очередной приступ ненависти к себе, а потом... просто распахнула окно.

Осень швырнула в лицо моросью и запахом прелой листвы. Шторы вздулись пузырём, а я замерла,

вдыхая полной грудью холодный, терпко-сладкий колкий воздух. Внизу шуршали шинами по мокрому

асфальту машины. Сквозь голые ветки виднелся тротуар и тёплый фонарный мёд, мягкими бликами

растекающийся в чёрных лужах.

Город жил. Город дышал октябрём и для него, такого шумного, суетливого и чуть-чуть равнодушного,

не произошло ничего особенного. Ничего такого, чтобы сменить ритм существования в этом мире. И

это был мой город. Значит: жизнь будет идти своим чередом, а всё прочее рано или поздно отойдёт на

второй план.

– Эйлар, – беззвучно прошептала, вглядываясь в непрестанное движение под окном. Имя

черноволосого война острой горечью и золотистой нежностью осело на губах. Больно. Очень, но, если

подумать... Подняла глаза к тёмному небу. – Я буду любить тебя. Сейчас мне больно и плохо, но я

буду любить тебя, мой сказочный, мой самый лучший. Плохое пройдёт, а это останется. Буду помнить

твои руки, и твои поцелуи и... тебя.

– Люба? – Низкий голос Шариза скользнул мимо меня в ночь и растворился в низком осеннем небе.

– Значит, он меня забудет, – произнесла со спокойствием, которого не чувствовала.

– Забудет. И тебя, и твоего спутника, – Подтвердил дракон.

Обернулась я уже с улыбкой на губах:

– Вот и замечательно. Если так, то и горбуну ничего не грозит, и мне так легче.

– Легче? Почему?!

– Смешной ты, – улыбаясь сквозь слёзы, закрыла окно и задёрнула шторы. – Эйлар не будет меня

ненавидеть и презирать. Разве этого мало?

– Но ты...

– А я как любила, так и буду любить. И это тоже здорово.

– Почему?

– Эх, ты! Дракон, а повторяешься, как попугайчик: почему-да почему. По кочану. Кто сказал, что

любить можно и нужно только тех, кто рядом и отвечает взаимностью?!

– Какая-то ты... чересчур жизнерадостная, – подозрительно протянул Шариз, ставя на столик две

кружки дымящегося чая.

Я же опустилась в кресло, обняла ладонями горячую чашку и кивнула дракону на диван. Что

сказать? Как объяснить?

Плохо ли мне? Не то слово, только... Могло быть и хуже, а так... За окнами дышит город и для него

ничего так и не случилось. Осень сыплет моросью, а фонари всё так же льют медовый свет на чёрный

стылый асфальт. Я дома и даже, кажется, в незапланированном отпуске. Почему бы не порадоваться

маленьким осколкам хорошего?

– А давай чай пить, – предложила. – Бери халву, сахар. В горке, вон яблочное и вишнёвое варенье

есть. Вообще, будь как дома.

Мужчина послушно достал вазочки и ложку. Сел на диван, глядя на меня пристально и задумчиво. А

я грела ладони о кружку, вдыхала аромат крепкого рубиново-чёрного напитка и старательно искала

хорошее в плохом. И ведь находила!

Благодаря Эйлару узнала, что такое любовь и страсть. На примере богини увидела до чего может

довести одиночество и гордыня. До кучи, теперь точно знаю: очевидное порой оказывается совсем не

тем, чем кажется. Благодаря зомбику понимаю, как выглядят истинное благородство и сила духа. А

ещё я теперь буду ценить каждый день своей обыкновенной, размеренной, уютной жизни. И заботу

родителей, пусть иногда чрезмерную, тоже ценить буду. А кстати...

– Шариз? – Тихо позвала дракона, на диво увлечённо поедающего вишнёвое варенье.

– Ммм?

Ложечка звякнула о дно уже пустой вазочки и сладкоежка-переросток поднял на меня сверкающие

зелёные глазищи.

– А если я для всех в больнице, из дома пока выходить нельзя?

– С чего бы это? – Отставляя пустую розетку и пригребая вторую.

– Хотелось бы к родным съездить, но как быть если кто-то из знакомых увидит на улице, когда я

вроде как в больнице?

– Не увидит, не узнает и даже не вспомнит, – уверил дракон. Я ж не Дилания – опытный маг. Не

переживай. – И шатен сунул в рот полупрозрачную яблочную дольку. Зажмурился, будто довольный

большой кот. – Как вкусно! Сама делала?

– Конечно, – улыбнулась.

– И без магии?! – протянул недоверчиво. – Эм... Люб, а я тебе точно не нравлюсь?

– Похоже, через желудок лежит путь к сердцу не только у человеческих мужчин, но и у драконов, –

расхохоталась в голос. – Тебе чаю подлить?

– Угу...

Забавно: мы просидели так почти до утра, а о чём говорили не помню. Обо всём понемножку и

вместе с тем ни о чём. Когда я уже не могла скрыть зевоту, Шариз засобирался.

– Мне пора, малышка. Прости меня за всё. Не думал, что всё так... неоднозначно получится.

– Да ладно тебе. Поздняк метаться, – отмахнулась, чувствуя, как слипаются глаза.

– Мы ещё увидимся, хоть и не наяву. – Поцеловав в щёку, на прощанье обрадовал дракон. – Тогда и

поговорим. Варенье у тебя замечательное, малышка. А пока... будь счастлива.

– Я постараюсь, – улыбнулась сонно. – Спасибо, и удачи тебе самому.

Но Шариз уже исчез в колком всполохе белого света...

Глава 22

Проснувшись, я первым делом улыбнулась солнышку, вольготно расположившемуся на моей

подушке. Яркое золото, не по-осеннему яркого утреннего света утешающе ласкалось к щекам. Я

дома... Скоро жизнь сотрёт из памяти дурное, и я буду смеяться, вспоминая невероятное

приключения и собственные мучения в лошадиной шкуре.

Уже вторую неделю повторяла это, как мантру. Твердила одно и то же и улыбалась, улыбалась,

улыбалась... Улыбалась, даже когда мышцы сводило от усилий, когда дыхание перехватывало от

бьющейся внутри золотой тоски, когда почти невыносимо хотелось выть в голос...

Откинув одеяло, я включила музыку и направилась в душ. И там тоже улыбалась. И

пританцовывала, чувствуя, как горячая вода смывает солёные сны с ресниц и кожи. Медленно, но

неотвратимо отношение к собственным чувствам менялось.

Как там Шариз говорил? ‘Благословение божественного огня’? Глупости. ‘Проклятие божественного

огня’ было бы куда правильнее. Ничего не могу с собой поделать. С каждым новым утром всё

явственнее осознаю, насколько в моей истовой любви много магии и мало меня. С каждым днём

понимаю: никаких причин так любить Эйлара нет и не было, и... всё равно – люблю. Если днём ещё

как-то держу себя в руках, то ночью мозги отключаются, и все усилия идут прахом.

Во сне мне нечего противопоставить голубым глазам и горячим поцелуям черноволосого воина. Это

наяву, я уже почти осознаю, насколько я сама не нужна была Эйлару, а вот во сне...

Зато теперь точно знаю: любовь зла, конечно. Полюбить козла легко и тут ничего не поделаешь, но

вот жить с козлом совсем не обязательно. Как не обязательно отказываться от человечности. Ничего –

отболит, а я стану сильнее... И даже если не смогу забыть и разлюбить.

Жаль только, с Алехандро так и не попрощалась. Как там мой зомбик, интересно? Привыкла я к

нему и почему-то всё чаще вспоминаю его ‘Манюня’. И то, как мы смеялись взахлёб, и то, как он,

несмотря ни на что, находил повод для радости, и как стоически воспринимал дикие выходки

бешенной кобылы...

Шариз сказал, горбун попросил не исцеления. Вопреки моим ожиданиям, кошмарик пожелал

возвращения к жизни сестры и её семьи. Оказывается, драконья магия такого уровня может и

воскресить. Тем более, родственники Алехандро погибли стараниями богини. Той длинной ночью,

когда шатен слопал все запасы варенья в доме, я вообще многое узнала.

Например, муж сестры Алехандро был наследником правителя того самого Лунного герцогства, из-

за которого любимый ввязался в авантюру Дилании. Сам Эйлар обратился к богине с просьбой

убрать ненужных людей с пути к трону. Корона, которая и была вожделенной целью моего любимого,

являлась артефактом и не далась бы в руки того, кто убил законных наследников.

И вот когда Шариз об этом рассказывал, было горько и страшно, но я понимала Эйлара. Всё -таки

жесткость воина и стремление к власти сами по себе подразумевают пренебрежение правилами и

некоторыми аспектами морали. На вершину Олимпа в белых тапочках и с нимбом над головой не