Гай Юлий Орловский - Небоскребы магов Страница 63

Управленец из меня никакой, я все еще влезаю во все мелочи, Фицрой раньше меня сообразил, что занимаюсь не тем, перехватил, сказал напористо:

— Здесь все идет и без тебя!.. Такого зверя уже боятся, у людей из рук молотки на ноги падают. Дай им поработать спокойно. А мы с тобой выйдем в море и… для дома, для семьи, как ты говоришь.

Я посмотрел на него в изумлении.

— Ты что… уже созрел?

Он сделал вид, что смертельно обиделся.

— А кто с тобой захватывал вражеский флот?

— То была большая лодка, — напомнил я. — Одна.

— Зато с парусом!

— Большая лодка с парусом, — согласился я, — а это… хотя почему нет? Пару дней на отработку прие–мов здесь в заливе, а потом можно и в море. Тебе же не терпится кого–нить ободрать?

— Точно! — подтвердил он. — А чего они тут плавают! Расплавались, видите ли… Кто они такие, чтобы здесь плавать неободранно?

Я сказал без особой охоты:

— Вообще–то да, эти мерзавцы, пользуясь преиму–ществом в силе, нарушают конвенцию о международ–ных водах. Хоть конвенция еще не принята и даже не написана, однако все понимают, появление кораблей другого королевства у наших берегов… это нехорошо.

Он подхватил с жаром:

— Это оскорбление!.. Это открытый и наглый вы–зов!..

Я кивнул.

— В общем, конвенция уже существует в виде идеи или заповеди. Неоформленная, но зудящая… И мы в рамках этой конвенции вправе принять меры. Законы против нас, но мораль — за. А божественные законы, как известно, выше человеческих, хоть короли и против.

Он ничего не понял, да и не старался, по глазам вижу, нечего зря голову всякой ерундой забивать, ска–зал бодро:

— Значит, выйдем пошугаем слишком наглых?

Я сказал в затруднении:

— Они плавают вдоль берега Дронтарии все–таки по закону, так что права не имеем. С другой стороны, они этот закон навязали Дронтарии, пользуясь своей силой в виде мощных армий по обе стороны ослабленного королевства…

— Значит, — сказал он, — можем чихать на эти за–коны!

— Можем, — согласился я, — но тайно.

— Какое же это чихание? — спросил он обижен–но. — Это как плюнуть в спину. Себя унизишь больше…

— У нас уязвимое место, — сказал я, — наша бухта. Когда обоснуемся где–то на острове…

Он переспросил недоверчиво, но с загоревшимися глазами:

— Обоснуемся?.. На острове?

Я сказал досадливо:

— Это я для примера. Если обоснуемся!.. Тогда можно и не скрываться, нас в море еще найти надо, это не вдоль берега шарить, как сейчас. А сейчас мы должны либо топить корабли вместе с экипажем, либо топить экипаж, а корабли приводить в нашу бухту… либо приводить их всех. Но тогда охрану придется удваивать. Нельзя, чтобы хоть один человек сбежал, добрался до Пиксии или Гарна и выдал нашу тайну.

Он задумался, долго морщил лоб, наконец просиял и сказал с облегчением:

— Придумал!

— Что?

— Давай выплывем в море, — предложил он, — ограбим кого–то, а там придумаем! На месте.

Я скривился.

— Ну ты и мудрец. Кстати, в море моряки не плавают, а ходят. А плавает там г… всякое.

Он сказал пристыженно:

— Понял. Пошел собирать команду?

— Сперва корабль, — напомнил я строго. — Он должен быть готов к выходу, а не просто!

Согласился я потому, что каракка, следующий этап, почти готова, пара недель понадобится на установку мачт, навеску парусов, выучить назначение нового такелажа, а там еще дня два–три поупражняться экипажу на суше и дня три на воде в заливе, это все можно и без моего острого и недремлющего, как считается, взора.

Я велел столяру сделать игрушечные суда, точно такие же, как строим, показывал на моделях, как управлять парусами, как ловить ветер, как под парусами ходить против ветра, что вообще кажется немыслимым.

Из меня вообще–то моряк никакой, но когда в ру–ках распечатанная подробнейшая инструкция, то, уча других, учишься и сам, и до того, как более продвинутые суда выйдут в плавание, даже я смогу управляться с рулем и парусами.

Руль, кстати, будет закреплен намертво, рулевое весло уходит в прошлое вместе с такой мелочью, как ког- ги и драккары.

Фицрой, как и остальные, с недоумением и восторгом смотрел, как к вершине мачты протянули легкую веревочную лестницу, немыслимое раньше, когда мачта была просто высоким шестом, а тут ее мастерили из трех стволов дерева, подгоняли в одно целое, так что да, на верхушке мачты сделали, как я его назвал, воронье гнездо, где будет сидеть самый остроглазый и высматривать корабли или берег.

Но хотя лестница — это здорово, но я заставлял карабкаться и по канатам. Лестниц не напасешься, да и нельзя корабль опутывать ими, и так канаты и рас–тяжки всюду, ходить мешают, но канаты необходимее, они служат не только для лазания.

Сам он облазил весь корабль сверху донизу, но признался, что когда столкнем в воду, на борт подняться просто убоится. Сам корабль хорошо, но если бы ползал по суше…

— Привыкнешь, — заверил я. — Что ты то боишь–ся, то не боишься? Получилось же на том суденышке? А чем крупнее корабль, тем безопаснее.

Он тяжело вздохнул.

— Тебе хорошо, нахватался магии! Везде выручает… Вон даже тот мерзкий колдун почуял своего, колечко передал… смотри, чтобы палец не отгрызло.

Я кивнул, соглашаясь, но Фицрой выглядит таким обиженным, словно мне дали большую сладкую кон–фету, а ему только показали и спрятали за спину, что я сказал неожиданно даже для себя:

— Фицрой, магии… не существует.

Он посмотрел в изумлении, потом нахмурился.

— Что–то не то говоришь… Я же вижу, как появля–ются те магические арбалеты в твоих руках… Это что, не магия?

— Нет, — ответил я. — Давай отойдем в сторону, чтобы занятым людям не мешать… А теперь держи.

Он с недоверием принял из моей ладони «увеличи- ху», двояковыпуклую линзу, которые раньше широко использовались в подзорных трубах, биноклях, телескопах, микроскопах, теодолитах и прочих приборах, в том числе и просто так, как лупа для часовых мастеров или для чтения слабовидящим.

— Возьми двумя пальцами за края, — велел я, — и держи вот так… А вторую руку вот так…

Он послушно сделал как указано, я чуть подпра–вил руку с линзой, Фицрой ждал в напряжении, вдруг вскрикнул и, выронив линзу, ухватился за кисть другой руки.

— Что это было?

Я сдвинул его ладонь, на кисти краснеет маленькое пятнышко ожога.

— Понял?

— Нет, — отрезал он. — Ужалил невидимый шер–шень?

— Ты собрал тысячу лучей солнца, — пояснил я, — что просто греют тебе кожу, в один луч. И, понятно, тот один согрел… в тысячу раз сильнее.