Сам себе цикл. Дилогия (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич Страница 65

— Последнее время не слишком часто, — сказал великий князь. — Я удивлен, что он вспомнил о такой возможности, но это разумный ход, если он на самом деле хочет закончить дело миром. Поскольку гарантом соглашения является сам император, то если оно будет нарушено, он сам покарает виновника. А от императорского правосудия еще никто не уходил.

— Значит, тут нет никакого подвоха? — уточнил Ломтев.

— Когда аудиенция?

— В четверг.

— Значит, после четверга этот конфликт можно будет считать урегулированным, — сказал великий князь.

— А до?

— Возможны варианты, сам понимаешь. Так что продолжай ходить и оглядываться, расслабишься только на следующей неделе.

— Неужели нет способа обойти это соглашение? — спросил Ломтев. — Необязательно же убивать лично, можно подстроить несчастный случай или прислать наемников.

— К тебе наемников уже вроде бы присылали, и чем все кончилось? — поинтересовался великий князь. — Ты все еще здесь, а где те наемники?

— Это не аргумент, — сказал Ломтев. — Смысл использования наемников в том, что их практически бесконечное количество, и если они будут регулярно повторять попытки, то рано или поздно кому-нибудь повезет.

— Это дорого, — вздохнул великий князь. — Война — это пылесос, который может высосать казну даже самого богатого рода. Если тебе так уж интересно, попроси свою будущую жену рассказать тебе историю ее рода.

— Неужели все так просто? — спросил Ломтев. — Сказал "я больше не буду", призвал в свидетели императора, и все сразу же закончилось?

— В общем-то, да, — сказал великий князь. — Император тоже любит простые решения. Если после того, как вы заключите соглашение, с любым из вас что-то случится, неважно, что, даже если ты помрешь от старости, как и собирался, император назначит специальную комиссию по расследованию, и, я тебя уверяю, они докопаются до истины, даже если на это потребуется несколько лет. Наемники со стороны, посредники из темной сети… Какую бы цепочку ты ни накрутил, они все равно пройдут до конца и выяснят, что же именно произошло. И когда они доложат об этом императору, император придет лично, чтобы покарать виновного.

Выходит, Громов подставляется, подумал Ломтев. И сам подставляется, и, о том даже не подозревая, подставляет Менщикова. Ведь если тот вернет меня в мой мир, как он и обещал, то здесь останется только впавшее в кому тело, и комиссия начнет расследование и, даже если на это потребуется несколько лет, в конечном итоге выйдет на великого князя.

Хотя тот, конечно, выкрутится. Он спецов из СИБ буквально за пару дней затормозил, наверняка и на следственную комиссию императора управу найдет.

— В чем же подвох? Почему этим способом давно не пользуются? — поинтересовался Ломтев.

— Потому что это соглашение не имеет срока давности и действует до конца жизни тех кто его заключил, — объяснил Менщиков. — А жизнь довольно длинная, мало ли, что может произойти, зачем же заранее связывать себе руки?

— Вот так, значит, вы мыслите?

— Да, — сказал Менщиков. — Стратегически. Я думаю, единственная причина, по которой твой сыночек решился призвать императора в свидетели, заключается в том, что тебе и так прогулы на кладбище ставят. Видимо, он решил, что дешевле подождать, пока проблема решится сама собой. Ничего, что я так о твоей жизни говорю?

— Ничего, я уже привык, — сказал Ломтев.

У входа в корпус обнаружилось еще двое охранников. И еще двое стояли в вестибюле. И еще парочку они встретили в коридоре. При этом медперсонала Ломтеву на пути практически не попадалось, всего лишь одна медсестра, которая при виде великого князя ойкнула и юркнула в ближайшую дверь.

Ломтев подумал, учитывая, что они находятся на огороженной и охраняемой территории, внутри госпиталя охраны все-таки многовато. Неужели это они одну его дочь так стерегут?

При входе в здание великий князь, видимо, чувствуя важность момента для Ломтева, заткнулся, и заговорил только перед дверью палаты.

— Момент истины, нес па? — сказал он. — Сейчас ты узнаешь, правду ли мы тебе говорили, и убедишься, что Менщиков всегда играет честно.

Ломтев стоял и не решался войти. Он шел к тому моменту довольно долго, многое для этого сделал, но сейчас, в последний момент, его одолела нерешительность.

— Волнуешься? — правильно интерпретировал его состояние Менщиков. — Воссоединение семьи — важное событие, нес па? Выглядишь ты неважно и чуть постарше, чем должен был, но и она уже не та, что была раньше, так сказать. Хотя ей мы возраст, я как понимаю, скинули.

— Не столько, сколько накинули мне, — заметил Ломтев.

— Издержки производственного процесса, — сказал великий князь. — Да ты не мандражируй, мы ее подготовили. Психологически, я имею в виду, хотя и седативного, наверное, вкололи. Так что иди князь, пообщайся с потомством. Полчаса тебе на все про все.

— А ты все это время будешь за дверью стоять?

— Как я могу такое пропустить? — развел руками Менщиков. — Я же друг семьи, нес па? Фактически, добрый дядюшка.

Ломтев повернул ручку и потянул дверь, она оказалась очень толстой и тяжелой, совсем не такой, какую ожидаешь увидеть в больнице, скорее, напоминала дверь тюремной камеры.

Чем она, по сути, и являлась.

За дверью обнаружилась вполне приятная комната, похожая на гостиничный номер из эконом-сегмента. Кровать, кресло, стол и два стула, небольшой телевизор на стене, дверь очевидно, в туалет, окно с видом на сад.

Ломтев отметил, что на внутренней стороне двери ручки не было, и сходство с тюрьмой еще усилилось.

Незнакомая девушка лежала на кровати. Она подняла голову, когда он вошел, и в ее глазах Ломтев увидел страх.

А они точно ей что-то вкололи?

Ломтев повернулся, аккуратно закрыл дверь, оставляя Менщикова в коридоре, попробовал нацепить на лицо улыбку, но получилось у него плохо.

— Кто вы? — он уже слышал этот голос на видео, но, разумеется, это был голос не его дочери.

— Привет, акуленок, — сказал Ломтев.

Услышав свое детское прозвище, девушка вздрогнула, испуг в ее глазах сменился недоверием и надеждой. Недоверия, конечно, было куда больше, и Ломтев, подвинув стул поближе к кровати, сел и принялся рассказывать ей истории из ее детства. Те, о которых она вряд ли кому-то в этом мире говорила, возможно и те. о которых она сама успела позабыть. И когда он начал петь ей "их песенку", она встрепенулась, вскочила с кровати и бросилась ему на грудь, обняв его крепко-крепко и спрятав голову у него на груди.

— Это на самом деле ты, папа?

— На самом деле, акуленок, — он почувствовал, что она плачет. Он уже не помнил, когда она плакала последний раз. Наверное, на похоронах матери.

Тогда он ничего не мог сделать, чтобы избавить ее от слез. А теперь мог?

— Мне объясняли, что произошло, показывали твои фотографии, — прошептала она. — Но я все равно до конца не верила, что это на самом деле ты.

— Это на самом деле я, — сказал Ломтев.

— Зачем они это с нами сделали?

— Им кое-то от меня надо, — сказал Ломтев. — А тебя они забрали, чтобы я был послушным.

— А что им от тебя надо? Это что-то плохое?

— Неважно, — сказал Ломтев. — Как звали твоего плюшевого единорога?

— Моника, — сказала она. Единорог был ее любимой игрушкой с трех чуть ли не до восьми лет, Ломтев купил его во время спонтанной прогулки по торговому центру, и она назвала его именем лучшей подруги в детском саду. — Ты меня проверяешь? Ты мне не веришь?

— Верю, — сказал Ломтев. — Но такая ситуация, акуленок… ты должна понять.

— Я понимаю, — сказала она. Все-таки, на самом деле она была молодой женщиной, оказавшейся в теле чуть ли не подростка, и Ломтев рассчитывал на ее рассудительность. — Можешь спросить что-то еще.

И он, конечно же, спросил, а потом она спросила, и они начали разговаривать, вспоминая безоблачные для нее времена детства, когда Ломтев проводил с ней куда меньше времени, чем следовало бы, и эта взаимная проверка превратилась в обычный разговор, и уже через десять минут Ломтев был полностью уверен, что перед ним сидит именно Ирина, а не какая-то очень талантливая актриса из местных, и тем тяжелее ему будет снова оставить ее здесь.