Елена Ларичева - Тара Страница 66

Стянув с вмиг озябших рук шерстяные рукавицы, девочка принялась повторять действия обряда, подсказанного ночью седой старухой. Но с каждым жестом ей всё больше казалось - пальцы сами помнят нужные движения, точно проделывали их не одну сотню раз. Коченеющие руки порхали вокруг головы доярки, слегка прикасаясь к её вискам и затылку. С губ срывались незнакомые, нерусские слова, таяли в посвистах ветра, достигая тех, кто должен их услышать.

В избе горел свет. Через занавешанные окна невозможно было различить, чьи силуэты проплывали внутри, но Настасья знала, Женечка там. Женечка, которого она собралась выкинуть из сердца навсегда.

Поначалу доярка ничего не чувствовала. Но вот ей начало казаться: рисунок метели изменился, и часть снежинок летит не так, как положено, выбиваясь из общего ритма. И таких "неправильных" снежинок становилось всё больше. Они словно отгораживали её от дома механика, забирая на себя её внимание. Вокруг заветной избы и вокруг доярки с ведьмой кружили уже два хоровода бесплотных фигур. И он всё убыстрялся и убыстрялся...

- Отвернись от него, Настасья! - раздался сзади сильный властный голос.

Танец так заворожил женщину, что она не могла пошевелиться. Вернее, могла, но только чтобы вступить в несущийся мимо хоровод. До уха доярки уже доносилась музыка - звонкая, быстрая, жесткая.

- Отвернись от него, я приказываю! - второй раз более требовательно долетело до неё.

Настасья уже была готова подчиниться, как дверь избы распахнулась, и на пороге показалась мужская фигура - высокая, статная. Мужчина сбежал с крыльца и замер, разглядев хоровод и две неясные фигуры за ним.

- Женечка! - беззвучно ахнула Настасья.

- Отвернись от него! Он тебе безразличен! - пророкотало сзади, и Настасья вздрогнула, сгорбилась, подчиняясь, повернулась к девочка-сироте, нищей, несчастной... А перед ней стояла настоящая снежная царица. Платок съехал с головы, и светлые, почти белые волосы снежным пламенем бились на ветру. В серебряных с желто-зеленым отблеском глазах читалась только сосредоточенность и жесткость. Нет, пока не жесткость. Превращение ещё не завершилось...

- Пошли. Быстро. Не оборачиваясь, - прозвучал приказ. И Настасья не посмела ослушаться.

И они пошли, почти побежали к избе, точно не было никакого снега по колено. А за ними, не в силах приблизиться к ведьме, почетным эскортом следовали снежные фигуры, призраки, только и мечтая утащить за собой Настасью, включить её в свой хоровод и уже никогда не выпустить в мир людей.

Чтобы избежать встречи с ними, Настасье предстояло целых трое суток не выходить из избы, притворяясь хворой, пить заговорённую ведьмой воду и не интересоваться происходившем в деревне. А происходило там немало...

Едва доярка по приказу Тары отвернулась от своей любви и пошла домой, со спокойным сердцем, как агронома Евгения подхватил большой хоровод и поволок вокруг избы. Холодные пальцы сжимали ещё тёплые ладони агронома, расплывающиеся при пристальном взгляде фигуры пели прекрасную печальную песню.

Раз круг - агроном понял, что зря он в это село заехал. Два круг - он начал различать лица своих новых друзей. И те показались ему смутно знакомыми. Сейчас третий круг замкнётся... Да вот же дед Григорий! Он на войне погиб. И Мишка-однокурсник. Он после третьего курса в речке утоп. И Клава... А она когда и как сгинула? В волосах Клавы распускались ледяные цветы, розовое платье с гипюровыми рукавами покрывал иней. Клавдия улыбалась дружеской холодной улыбкой...

- Жека! Жека, где ты?

Голос Копытникова нарушил мелодию, разбил волшебство. Агроном плюхнулся лицом в снег за пустой собачьей конурой, тут же позабыв о произошедшем. Он заставил себя встать, и, увязая в снегу, побрёл на свет.

Ночь перед свадьбой Женька спал мертвецким сном. Наутро насилу добудились. Выходить из дома не хотелось. Стоило переступить порог, всё чудилось агроному - зовут его. А кто и откуда - понять не выходило.

Свадьбу отыграли шумную, весёлую. Всё село было, кроме захворавшей доярки. Да оно и понятно, сохнет горемычная с лета по молодому парню. Вот и стыдно людям на глаза показываться. Непростительно стара она для Женьки. Семь лет разницы для женщины не шутка. А вот Анфиса... Эх, девка хороша! Не одному жениху отказала, прежде чем себе подстать отыскала. Ученый, не урод. Городской, а села не чурается...

Поздравляли молодых, подарки подносили, много детишек желали... А жених сидел - ни жив, ни мёртв. И всё ему чудилось, будто жизненно важно выйти сейчас из избы, на зов далёкого голоса. За расписанными морозом стёклами словно маячили фигуры из хоровода. Весёлая Клавдия улыбалась из-под каштановой челки, прижималась лбом к узорчатому окну...

Не сдержался, не сумел справиться с искушением. Выскочил в метель... И больше не вернулся. Ни в тот вечер, ни на следующий день. Никогда!

Всем селом искали и в деревне, и в роще, и у реки... Что толку. Как сгинул.

Дед Яшка сразу сказал:

- Ведьма извела! Извела, чтобы своей спасительнице угодить.

Поползли по деревне слухи. И Валентин Игнатьевич не стал их пресекать. Уж больно ему дочь было жалко. Плакала Анфиса, убивалась...

Только через три дня, когда ветки яблони в кастрюле раскрыли появившиеся в первый же вечер бутоны, доярка вышла из избы, чтобы узнать всё это. Но не растерялась, мужественно снесла все нападки, отбила злые слова, заступилась за девочку. И плевать, что с тех пор к Настасье стали относиться насторожено, а Тару окончательно невзлюбили. Судьба исчезнувшего агронома доярку больше не волновала. Ничто не дрогнуло внутри, когда услышала она о его предположительной гибели, об обрывающихся в снегу следах...

И всё равно, в тот же вечер Настасья, возвратившись после вечерней дойки, потребовала от воспитанницы ответа.

- Ты знала, что он погибнет? - вопрошала она, глядя на пристроившуюся у печки девочку. - Отвечай, чурка с глазьями, знала?

- С Анфисой бы ему жизни не было! - хмуро возражала Тара, листая данный математиком городской журнал. - Он сам выбрал судьбу. Не сейчас бы, так позже. Весну бы не увидел...

- Тогда почему...

- Не предупредила? Он бы не поверил. Хуже было бы. А я тебя спасала. И только тебя. Какое мне до него дело?

- Ясно, - пробормотала доярка, и впервые в её глазах промелькнул страх по отношению к маленькой ведьме.

Так прожили они месяц с лишним. Каждая несла груз содеянного. Но если Настасье было жалко председателя, чья дочь овдовела в день свадьбы. То Тара с того момента осознала своё, как ей казалось, предназначение. И вот на излёте февраля, когда, теряя былую власть, зима особенно люто злится, девочка заявила своей благодетельнице.