Елена Ларичева - Тара Страница 67

- Прости, тёть Настя. Уйти мне надо в другую избу. Я тебе мешать буду, и ты мне тоже.

- Ты чего дуришь? - для порядка возмутилась доярка, которая после отворота слушалась девочку беспрекословно.

- А то, что тебе свою жизнь устраивать надобно, а мне свою. Работа меня ждёт большая, не взыщи.

Настасья расспрашивать не стала, кивнула, села на скамью, по привычке замяв широкими рабочими ладонями край подола.

- Куда пойдёшь?

- Изба на окраине свободна...

Тара прислонилась спиной к стене, покосилась на пёстрые фотографии актрис и актёров слева от буфета. Она их старательно вырезала из журналов всю осень, мечтала быть похожей на киногероев... И поняла, что ни одну из них с собой в новую жизнь не возьмёт. "Однажды они сами ко мне все придут, а не я о них думать буду. Так правильнее", - вдруг подумалось ей. Прежняя жизнь в который раз таяла, оказавшись миражом. Сейчас же девочке чудилось, она проживает не свою судьбу, а чужую. И сиротка Маша ей только снится. А на самом деле...

Что на самом деле, она сформулировать не сумела. Но чувствовала грядущие перемены. А к добру или к печали они - знать не знала.

Так в советском колхозе Красная Победа на окраине деревни проявилась ведьма Владленовна. Пришлые величали её исключительно по отчеству. Откуда взялось такое? Настасья помнила, что кого-то из родственников покойного мужа Владленом звали, вот и записали сироту Тарой Владленовной Тихоновой...

Стараньями языкастых односельчан приобретя славу в окрестных деревнях, девочка принялась за нелёгкий ведьмовской труд, уже не обижаясь на шепотки в спину и на заявления в лицо.

- Да, ведьма, - гордо отвечала она, окидывая злопыхателя презрительным взглядом. - А будешь язык распускать, наколдую, колючки вырастут. И на языке, и ещё кое-где. Там, кстати, в первую очередь.

Дом её был с высоким фундаментом, с добротными некрашеными стенами, с ещё приличной крышей, с широким просторным крыльцом. Внутри, правда, сильно запущен оказался, но маленькая чертовка слишком быстро и без построенней помощи привела его в приличный вид, такой, что и не стыдно чужих пригласить.

Первыми пожаловали гости из соседних колхозов. Приезжали, стесняясь, осторожно выспрашивали, где тут у вас чудо-девочка поживает. А выяснив, шли на поклон - кто с хворью, кто с вопросом, кто ради праздного любопытства. Были и такие, кто пытался вразумить глупую: не по коммунистически себя так вести - людям голову дурить. На что Тара задавала заранее заготовленные вопросы:

- А что, в нашем колхозе с моим появлением молоко у коров стало киснуть? Хвори новые пошли?

- Не слыхали, - честно признавались злопыхатели.

- Я вас к себе силком приволокла или чарами своими колдовскими?

- Не-е-ет, - терялись гости.

- Выходит вы по доброй воле ко мне пожаловали?

- Выходит, - кивали головами правдоборцы.

- Я никого не зову к себе. Люди сами идут. Как вы сейчас. Их дело - верить мне или нет. Раз вы пришли, значит, верите в мои ведьмовские силы. То есть ведёте себя не по заветам партии. А я вас у себя принимаю только как гостей. И всё. В чём беда, скажите? Чаю с баранками налить?

На такие аргументы возражений обычно не следовало, и разоблачители либо тут же выходили из избы, хлопая дверью, либо задерживались, беседовали с не по возрасту мудрой девушкой. А, покинув её, долго терзались размышлениями об устройстве мира и природе справедливости.

Председатель не раз делал попытки прекратить стихийное паломничество в дом чудной девицы, но в полную силу заняться ею ему не позволял тот факт, что Настасья теперь жила одна. К тому же доярка после исчезновения агронома оказалась куда более сговорчивой и ласковой к стареющему председателю.

Со временем осмелели местные. Вначале после заката робко скреблись в стекло. Потом и белым днём навещать принялись. Подумаешь, ведьма. А польза от неё какая-то есть. И не заносчивая. В школу даже иногда ходит, в колхозе за любую работу берётся... Сам Валентин Игнатьевич успокоился. Ещё бы, весна близилась, неся с собой множество забот. Не до таких мелочей стало.

Только неугомонный цыган Яшка да злопамятная Анфиса, чувствовавшая сердцем вину Тары, по-прежнему тыкали в девку пальцем.

4.

... Всё было хорошо в жизни Тары: уютный дом, верная Куся, перебравшаяся к ней от Настасьи. Средств на жизнь хватало за счет щедрых подношений гостей. Несли больше едой: кто полмешка картошки, кто баночку солений, кто саночки дров, а кто и деньгами. Даже трудодни за работу в сельском клубе шли. Тара стала художником. Рисовала она не ахти, но больше никто за "мазню" браться не желал. Только не спокойно было на душе у ведьмы.

Во-первых, теперь каждую ночь она видела себя старой, творящей ведьмовские обряды. Против чего обряды во сне делала, с такими случаями на следующий день люди приходили под дверь. Тут же наяву навыки и закрепляла. Тара перестала чувствовать время - кто она, где она, сколько ей лет на самом деле? Всё смешалось в голове.

Во-вторых, чем больше она узнавала, тем яснее понимала - за знания однажды придётся платить. И сколь высока будет эта плата - не угадать, ибо дар её нездешний, как и она сама, ТАРА.

Что-либо вспомнить из жизни старухи (ЕЁ прежней жизни) не получалось при всём желании. Да и была ли она, эта прежняя жизнь? Была ли девочка Маша, детдомовка? Тоже уже не понять.

В третьих, рос страх: её будут искать. Когда-нибудь найдут. И она должна быть готова к встрече. Кто ринется на поиски? Явно, люди не из прошлого сиротки. И не люди вовсе. А те, кто связан со старухой: страшные, неумолимые, беспощадные. И чтобы выстоять, она сама должна стать такой же, и ещё лучше. На две головы выше. Иначе, как говорил Валентин Игнатьевич, бывший лётчик, жизнь будет, как полёт в горящем самолёте со сломанным механизмом катапультирования...

Память могущественной ведьмы, заключенная в ней... Память, касающаяся ремесла, заклинание за заклинанием волшебной нитью разматывалась перед её внутренним взором. За период самостоятельной жизни Тара многое обдумала, повзрослела не по годам, научилась ещё большему. И когда Анфиса, подстрекаемая дедом Яшкой, написала письмо в райцентр, дескать, проживает в колхозе сирота головой слабая, распространяет антисоветскую крамолу, умы тружеников честных смущает, ведьма ничего предпринимать не стала. И даже председателя предупреждать не захотела. Пусть его дочь поймёт, кому хуже сделала.

Из райцентра, к счастью, прислали не дознавателей, а журналиста мелкой газетёнки, что разозлило Анфису и расстроило деда Яшку. А уж Валентин Игнатьевич, едва прознав о цели визита, а, главное, о его причине, стиснул покрепче зубы, потом натянуто рассмеялся, мол, глупости всё это, вместо экскурсии к "пережитку прошлого" повёл писаку по коровникам, рассказывая о росте надоев, о планах по посевам кукурузы, о расширении площадей под лён...