Павел Данилов - Срединные силы. Черное пламя Страница 67

«– В человеческом обличии лучше не мелькай. Сюда гонцы еще не добрались, но когда твое описание или даже портрет украсит каждую новостную доску, то тебя точно кто-нибудь вспомнит. Голый черноволосый парень – довольно запоминающаяся штука».

«– Не переживай, – ответил Факелов, – я и сам не хочу рисковать».

Роман пролетел над деревней. На лавке, возле небольшого домика, сидели две немощные старушки. Остальной люд ушел на работу: одни ловить рыбу, другие собирать с полей урожай. Факелов высмотрел то, что искал. Между двумя домами была натянута бельевая веревка, увешенная одеждой. Роман примерился к большой черной тряпке, спикировал и, ухватив ее когтями, взмыл вверх. Еще не высохшая ткань тянула вниз, но Факелов лупил крыльями изо всех сил.

Что-то заверещали бабки, но Роман уже отлетел от деревни. Люди, работавшие в поле, вскидывали головы и грозили кулаком. Некоторые кричали про нечисть, кто-то бросал комьями земли.

«– И что это?» – спросил Чет.

«– Думаю, траурная скатерть».

«– Это я без тебя понял. Зачем?»

Наконец Факелов добрался до безлюдного места и опустился на ковер желтовато-зеленой травы.

«– Четвертое испытание? Не укради?» – не унимался ворон.

Превратившись в человека, Роман приложил скатерть к себе и ответил:

«– Одежда это моя».

Чет захихикал. Роман надорвал ткань и резко дернул. Большая часть скатерти оказалась на земле, а оторванный кусок Факелов повязал вокруг бедер. Влажная черная ткань прилипла к телу.

«– Пойдет, – сказал он. Затем снял повязку и скатал в трубочку. – Не голым же мне в поселение приходить?»

Вернувшись в птичью ипостась, Роман взял новоприобретенную одежду в когти и полетел на запад.

Чем сильнее Факелов отдалялся от города Вавила, тем холоднее становилось. Трава стояла пожухлая, а ночью накатывал легкий морозец. Растения цеплялись за жизнь, отогреваясь на полуденном солнце, но похоже это было на агонию умирающего.

Картограф Мэп не зря считался лучшим. Через два дня, едва отогревшись от морозной ночи, Роман подлетел к поселению в три десятка изб. Поля были давно убраны и перепаханы. С южной и северной стороны деревни текли узкие речки. Окружала поселение изгородь, которую не перелезет только ленивый. Возле каждого дома возвышалась целая гора дров, а по краям центральной площади стояли два пузатых амбара – самые большие здания в деревне.

«– Здесь уже зима», – заметил Чет.

«– Представляю, как тут уныло, – отозвался Роман. – Долгие месяцы только и делать, что дрова колоть, да булки печь».

«– Зимние дни обычно скрашивают горькой», – неуверенно сказал ворон.

«– Трехмесячный запой? – усмехнулся Факелов. – Через пять лет от деревни ничего не осталось бы».

«– Может потому они и нищие», – парировал Чет.

«– С виду нормальные дома, вон люди в оленьих шубах ходят. Просто условия такие, – сказал Роман, а через секунду пояснил: – Неблагоприятные».

Факелов снизился, выбирая место для посадки. Свою роль он придумал давно, теперь осталось в нее вжиться. Роман опустился почти в километре от деревни, чтобы даже случайный зевака-зритель ничего не мог заподозрить.

Факелов превратился в человека и обмотал бедра черной тряпкой. Ступни ожгло холодом, кожа покрылась крупными мурашками. Роман быстрым шагом направился к поселению.

«– Как думаешь, медальон не вызовет подозрений?»

«– Вызовет, и кольцо тоже, – ответил Чет. – Придумай что-нибудь. Но если кто-то знает, что это медальон Наставника, то твои слова не должны выглядеть враньем».

«– Понятно, двойная версия».

До деревни Роман дошел минут за десять. За крохотным забором его ожидали четыре крупных бородатых мужика. Факелов насторожился, но продолжил путь. Уже издали он закричал несчастным голосом:

– Здравствуйте, люди добрые!

Мужики забурчали что-то между собой, и один из них приглашающе махнул рукой.

– Давай сюда. Ты откуда такой?

Роман неуклюже, как сильно замерзший, перелез через изгородь. Один из поселенцев сразу накинул на него шкуру, сам оставшись в плотной сероватой рубахе.

– Разбойники, – махнув на юго-восток, сказал Факелов.

– Далеко? Много? – всполошились мужики. Глаза у всех загорелись тревогой и решимостью.

– Двое конных, – вздохнул Роман. – Обобрали, даже штанов не оставили.

Земледельцы сразу успокоились, к ним начали стекаться люди: полные женщины, крепкие старики, дети.

– А колечко оставили? – недоверчиво спросил невысокий бородач.

– Это символы моей веры, – прижав руку с кольцом к медальону, сказал Факелов. – Враги не могут их видеть.

«– Вот как!» – наигранно изумился Чет.

– Чего ж вы паренька морозите? – раздался женский голос. – Дайте согреться, а потом уж вопросы спрашивайте!

– Права баба, – буркнул один из мужиков, и бросил Роману: – Пойдем.

Факелов зашел вслед за двумя мужиками в самую старую избу деревни. Пройдя сени, Роман увидел двух сухощавых, но крепких старика. Деды сидели на массивных стульях за еще более внушительным столом.

– Здравствуйте, – сказал Роман и сделал полупоклон.

Поселенец, который дал Факелову телогрейку из шкуры, быстро пересказал старикам случившееся. Один из них поднял руку и произнес:

– Я старейшина Юрий, а это мой брат Владимир, а как звать тебя?

Снова делая неглубокий поклон, Факелов ответил:

– Роман.

– Без злого умысла ты пришел, а попавши в беду. Мы тебе поможем, хоть сами небогаты, – степенно проговорил Юрий. – Коль торопишься – дадим одежду и еду. А если не хочешь даром брать – поработай зиму нам в угоду, а по весне снарядим тебя воином.

«– Как там говорят? Змею на груди пригрели?» – усмехнулся Чет.

– Я буду рад отплатить за ваше добродушие, – улыбнулся Роман. – А спешить мне некуда, тем более без клинка.

– Арсений, – позвал Владимир. – Зайди на склад, да выбери годную одежду.

Бородач в шубе кивнул и вышел из дома.

– Садитесь, – наконец сказал Юрий.

Старейшина дождался пока Роман и поселенец, поделившийся телогрейкой, усядутся и продолжил:

– Чтобы никого не неволить, жить будешь с нами. На дворе много дерева – сделаешь себе скамью. А дела житейские: дров наколоть, печь растопить, кур накормить. Скучать не будешь.

Роман кивнул и произнес:

– Все понял, спасибо.

– Угощайся, – сказал Владимир.

На столе лежала половинка буханки хлеба и горстка сушеных яблок. Над этим всем возвышался темно-коричневый глиняный кувшин в окружении полдесятка хорошо вылепленных кружек.