Юлия Васильева - Урожай собрать не просто Страница 67

Однако после незабываемой встречи с лордом Гордием показалось, что события, застывшие в снегах зимы, вдруг начали оттаивать, набирать обороты, и грозили вновь обратиться той кутерьмой, в которой я погрязла осенью. Наш дом пока еще дышал видимыми спокойствием и скукой, но моя интуиция уже беспокойно дергала хвостом. Так было и в то памятное утро.

Я сидела за столом, заполняя учетную книгу, потому что потом, когда взойдет марь, времени на это занятие может остаться не так уж много. Оська читал грамматику с таким выражением на лице, словно на всем свете не найти книги отвратительнее и безнравственней. Единственными из присутствующих, кому, кажется, не было скучно, являлись проснувшаяся от зимней спячки муха и лорд Гордий. Муха исследовала последние изменения в домашней обстановке, лорд Гордий гонялся за ней по всей комнате, пытаясь избавить меня от ее настойчивого внимания. День собирался быть длинным.

Сонную атмосферу разбили звук подъехавшей к крыльцу упряжки и настойчивый стук в дверь. Первым отреагировал Оська: с облегчением откинув в сторону грамматику, он подорвался с места и исчез в коридоре. Через секунду на пороге появился наш приказчик, взмыленный настолько, что складывалось впечатление, будто он не ехал на упряжке, а был запряжен в нее, причем правила лошадь.

Я замерла, понимая, что сейчас любое неосторожно сказанное слово может переклинить речевой аппарат господина Брена, и тогда никто не узнает, с какой важной информацией он примчался сюда.

— Марь взошла!

Для такой хорошей новости у приказчика было слишком несчастное лицо.

— Но почему вы приехали сюда с таким расстроенным видом? — осторожно спросила я, боясь спугнуть его красноречие.

— Беда! — простонал наш наемный работник, хотя и так было понятно, что речь шла далеко не об удаче.

— Но что конкретно стряслось?

— Там… на поле… эта белая… повсюду… — ну все, когда он начинает помогать себе жестами, дело пропащее. — Поедемте… посмотрите…

Пожалуй, это был единственный вариант. Я захлопнула учетную книгу и поднялась с места.

— А ты куда? — Мне удалось спохватиться, только когда Гордий в коридоре потянул с вешалки свое пальто. С тех пор как его светлость ночью предстали передо мной в одних подштанниках, обращаться к старшему лорду на «вы» язык не поворачивался. Дальнейшее его достойное поведение могло бы поправить дело, но сосед упорно играл роль вечного подростка и панибратски звал меня «Ники».

— Я с тобой.

— Нет, сиди дома, а то простудишься — твоя мать сдерет с меня три шкуры и торжественно развесит их на стенах в парадном зале.

— У меня кальсоны с начесом! Хочешь, покажу?

— Стоп-стоп-стоп! — замахала я руками. — Давай обойдемся без публичной демонстрации нижнего белья!

— Значит, можно?

— Нет, — во время спора мне удалось одеться. Шустро выскочив из дома, я прыгнула в упряжку приказчика, пока мой вечный «хвост» не успел опомниться.

Но стоило господину Брену замешкаться с поводьями, как довольный лорд Гордий оказался рядом со мной на сиденье. О боги, почему вы не одарили Ласа его проворством? Может, мне тоже, подобно леди Раде, подержать наследника взаперти годков тридцать, чтобы потом у него проснулся такой же интерес к делам семьи?

Я глубоко вздохнула:

— Горло шарфом закрой и от меня ни на шаг.

Тридцатилетний ребенок послушно закивал.

— Ники, я тебе говорил, что ты ужасно похожа на мою маму?

— Говорил, но я не думаю, что это тот комплимент, который нуждается в повторении, — мрачно ответила я.

По мере приближения к полю приказчик стал заметно волноваться и еще раз попытался объяснить ситуацию, видимо, чтобы морально меня к чему-то подготовить — но не преуспел в этом. Из всех его обрывочных фраз я поняла только «ну и, конечно, стало быть, непременно эта безопасность… мужикам сказал, чтобы… э-э-э… охраняли».

Что такое взошло на полях вместо мари, если его надо было охранять, я так и не смогла себе уяснить. Но, судя по всему, история выходила чудовищная. К концу путешествия оба моих спутника накрутили мне нервы так, что едва упряжка остановилась, я выскочила из нее как ужаленная.

Только что вышедшая из-под снега земля казалась черной и хмурой, робкие ростки будущей мари, словно зеленые горошины, стыдливо торчали на ее поверхности. Но не везде… Значительный участок поля был словно бы покрыт белой пудрой, и на нем всходов как раз не наблюдалось.

— Что это? — Даже имея столь скудный сельскохозяйственный опыт, я понимала, что это катастрофа, но мне необходимо было знать ее причину.

Гордий наклонился к земле, понюхал, едва ли не попробовал на вкус — легко представить, что выскажет мне леди Рада по поводу того, что ее любимый сынок наелся всякой дряни.

— Гномья соль! — наконец воскликнул он.

Я недоверчиво подняла бровь. Его светлость были таким сложным переплетением занудства и инфантильности, что, казалось, там нет места ни для каких глубоких познаний.

— Ну гномья же соль! — обратился тогда лорд к приказчику. Тот часто и мелко закивал, обрадованный тем, что его избавили от необходимости говорить. — Ох и потратился же злодей! Это такая дорогая зараза, но зато подсолнечник на ней прет так, что только успевай подвязывать!

— Откуда ты все это знаешь?

— А думаешь, как взаперти можно создать какое-то разнообразие? Я всю нашу гигантскую библиотеку вдоль и поперек облазил. Вот спроси меня о чем-нибудь! Спроси, спроси! Хочешь, скажу, что такое цистозейра?

Гордий был прав: глядя на его неправильную осанку и подслеповато щурящиеся глаза, можно было и догадаться, как узник материнской любви коротал свое свободное время. Хотелось подойти сзади и надавить ему на позвоночник, чтобы хоть как-то распрямить согнутую спину, а то еще несколько лет — и этот человечек замкнется в совершенное колесо.

Я помотала головой: наверняка ведь просто выбрал название пострашнее, а обозначает оно сущую ерунду. Полчаса слушать лекцию о какой-нибудь шанхрской жабе совсем не хотелось.

— А нейтрализовать ее можно?

— Цистозейру?

— Гномью соль!

— Можно, но дорого. Да и марь это уже не спасет — надо будет сажать заново.

А это значило — покупать новые семена, платить рабочим. И нет никаких гарантий, что после посадки кто-нибудь не посыплет поле снова.

— И хорошо, говоришь, подсолнух растет?

— Прекрасно! Он несколько лет так расти будет, что еще выдирать придется. Только вот не каждый фермер может себе позволить гномью соль для него закупать.

Радужные перспективы на будущее: голое поле или поле подсолнечника. С другой стороны, если посадить подсолнухи, таинственный вредитель, уверенный в том, что сорвал выполнение договора, больше нас не тронет. Оставался вопрос, что потом делать с семечками?