Ольга Николаева - Я иду искать Страница 67

Когда Максим вернулся с канистрами, они снова двинулись по шоссе. Теперь Сергей держал привычную, не больше ста двадцати километров, скорость. Казалось, из него ушла какая-то сила, дававшая ему власть над машиной, заставлявшая простой «Фольксваген» с лёгкостью побивать все рекорды «Формулы-1».

Через некоторое время они съехали с шоссе на разбитую грунтовую дорогу, машину то и дело подбрасывало на ухабах, а временами казалось, что они вот-вот перевернутся или застрянут в очередной яме. Спустя несколько минут показался невысокий обрыв, под которым блестела вода. Сергей остановил машину.

— Выходим.

Максим, не говоря больше ни слова, выбрался из машины и, поймав быстрый взгляд Сергея, достал канистры. Когда же Вадим последовал его примеру, уже отошедший на несколько шагов Сергей обернулся, едва не заставив Вадима попятиться обратно.

— Держи при себе свои эмоции, — произнёс Сергей. Его тон не соответствовал произнесённым словам, голос звучал мягко и даже сочувственно, и от этого Вадиму стало ещё хуже. Он с удивлением поймал себя на том, что человеческие черты в этом существе почему-то пугают его больше, чем недавно виденная им мерзкая сцена, а уж доброжелательность с его стороны казалось и вовсе невыносимой.

Сергей с Максимом подошли к краю обрыва и теперь рассматривали что-то внизу. Когда Вадим решился приблизиться, они уже начали спускаться по невысокому песчаному склону. На узкой полоске пляжа, возле самой воды, стояла машина, та самая, уже знакомая Вадиму белая «Вектра», на которой скрылись двое уцелевших парней. Помятая, с распахнутыми искривлёнными дверцами, машина выглядела так, будто сорвалась вниз с ухабистой дороги, и Вадим подумал, что, скорее всего, так оно и было.

Опередившие его мужчины уже стояли возле «Вектры». Вадим видел, как Максим хотел подойти ближе, но Сергей придержал его за руку, и теперь они неподвижно стояли в нескольких шагах, глядя на что-то в салоне. Вадим догадывался, на что, и не мог заставить себя подойти к ним.

Максим смотрел на два скорчившихся между сиденьями трупа, пытаясь свести воедино всё, что он узнал и увидел сегодня. На телах не было заметно ничего, что говорило бы о том, что эти двое стали жертвами голода вампира или погибли, когда машина сорвалась с обрыва — ни капли крови, никаких ран или ссадин. Но их лица… Застывшие в предсмертной судороге приоткрытые губы, вспухшие вокруг подёрнувшихся мутной плёнкой глаз посиневшие отёки, тёмные пятна на коже…

— Чума, — тихо произнёс Сергей.

Оброненное короткое слово не произвело на Максима того впечатления, которое, судя по тону, ещё имело власть над Сергеем, внезапно проведя между ними ещё одну границу на смену той, которая, казалось, уже почти размылась, — границу, разделяющую человека двадцатого века, воспринимающего чуму скорее с отвращением, чем со страхом, и того, для кого ужас эпидемии всё ещё оставался частью его реальности, пусть и прошлой, но намертво запечатлённой в застывшей памяти.

Чума — слово, более привычное для Максима в его переносном значении, но… Ему внезапно пришло в голову: а что, если эта болезнь и впрямь станет реальной гостьей сейчас? Век — веком, но учитывая её смертоносность, скорость течения и лёгкость, с какой она передаётся… Максим вспомнил, что происходило с лицом того человека на шоссе.

— Сергей, тот… тот самоубийца… что происходило между вами?

— Он пытался меня уничтожить.

— Я видел это, но… как?

— Мы с ним оба принадлежим иному миру — он в большей степени, я — в меньшей. Поэтому то, что происходит между нами, происходит не совсем здесь. Переход ночи в день открывает границу ещё и между двумя мирами, ты знаешь об этом. И то, что случилось, случилось на этой границе, а ты видел лишь физическое отражение происходящего.

— Но что он сделал?

— Он хотел пересечь вместе со мной эту границу — так, чтобы я уже не мог вернуться. Как Антон вывел Вадима, так он пытался увести меня. Я говорил тебе — это как два человека на воде, один может вытащить другого, а может и утащить за собой на дно. Он хотел быть моим проводником на тот свет. Ты же видел, что с ним происходило. — Сергей кивнул на машину со скорчившимися между сидений трупами. — То же, что и с ними. Он принёс с собой эту болезнь. И он имеет над ней власть. Каждый, чьё существование продолжается за гранью жизни, имеет власть над чем-то. Над чем-то, что сопровождало его уход. Ты имел удовольствие прокатиться со мной. Понимаешь теперь, почему мне удаётся так ездить?

Максим понимал. Жизнь, оборвавшаяся вместе со стремительным галопом лошади. Смерть прямо в седле — нелепая, жестокая в этой нелепости…

— Он умер в петле, но при этом уже умирая от чумы. И теперь он носит её в себе, как оружие. Против меня болезнь бессильна, но в тот момент я был скован с ним и не мог противиться. Ты ему помешал, прервал связь между нами. Ведь чтобы она установилась между такими, как мы, не нужно обмениваться кровью, достаточно проникнуть в сознание друг друга. Некоторые люди тоже на это способны…

Сергей замолчал, но в его взгляде Максим прочёл то, от чего едва не прервалось дыхание.

— Ты хочешь сказать…

— Да. Ты. Когда ты стоял передо мной со скальпелем в руке… Ты помнишь, что ты чувствовал тогда?

— Твои глаза затягивали… в темноту, на дне которой… Я не знаю. Не знаю, что это было!

Сергей усмехнулся так, словно это движение губ причиняло ему физическую боль.

— Это было то же самое, что происходило между мной и этой чумной нечистью. Та самая связь. Правда, в отличие от связи крови, она не постоянна. Макс, если бы ты в тот момент сознательно лишил себя жизни, то стал бы моим проводником, и я мог бы с тобой не справиться. Ты был в шаге от задуманного тобой. Понимаешь?

— Да… — прошептал Максим.

— Если бы ты знал об этом, ты решился бы?

— Да.

— Ты… жалеешь об этом?

Губы Максима дёрнулись в подобии улыбки.

— Ты сам умный. Вот и думай.

— А ты, всё-таки, грубый…

— А я и не спорю. Кстати, я правильно догадался, зачем нужен бензин? — Он кивнул на разбитую «Вектру».

— Да, именно.

Сергей поднял канистры и подошёл к машине. Когда он поливал бензином салон, по его лицу пробежала судорога.

— Макс? Зажги… С меня, пожалуй, хватит. Этот запах хуже всякого чеснока.

Когда машину охватило пламя, Сергей обхватил локти руками, словно от озноба.

— Не люблю огонь… Ладно, едем отсюда.

Он направился в сторону так и не решившегося подойти Вадима и тот поспешно отошёл с его пути, по щиколотки увязнув в песке.

— Куда? — спросил шедший следом Максим.