Ольга Вешнева - Огрызки эпох Страница 68

Я вообще стал реже охотиться с момента получения от нее первого письма, одарившего меня изысканным запахом ее кожи, не столь острым, как человеческий, и не столь приторным, как вампирский. Ее запах казался соблазнительно близким. Я словно бы мог дотянуться до нее рукой. Но то была иллюзия.

И вдруг, осматривая забор со стороны леса, я заметил воткнутое между осиновыми столбами цивилизованное письмо в конверте.

  Позвольте, Тихон, мне узнать,  Вы любите меня или хотите скушать  Никак я не могу понять,  К чему пустые ваши басни слушать.

  Немыслимых ждала произведений  По красоте и гениальности своей.  А вышло, что кошмарных сновидений  Ваш настоящий облик должен быть страшней

  Коль обомлею я, увидев вас нежданно,  Но вы ошиблись, робость мне чужда,  Напрасно грезите, что мне желанны,  В вас не влюблюсь, пожалуй, никогда.

  Не ужаснусь я, не воскликну «Ах!»,  Будь вы уродливее всех чудовищ мира,  Давно мечтаю подержать в руках  Еще живое сердце мертвого вампира.

  Поверьте, не питаю к вам любви,  А с нетерпеньем жду за вас награды,  Не знаю, что кипит у вас внутри,  Но мне сдается, вы тому не рады.

  Наступит долгий вечер, ночь еще длинней.  Для всех признаний  Я попрошу Андрея оседлать коней  И в путь, за вами…

Письмо я истолковал как предупреждение о вечерней облаве служивых Отдела. Да и вправду, заняться им теперь вроде бы нечем. Город за осиновым забором разросся, обустроился. Вокруг домов оформлены палисадники, вскопаны грядки, сооружены конюшни, хлева и загоны для скота.

Подумав о скоте, я отважился на меньший, по собственному убеждению, риск этого вечера. Я больше не мог голодать, но ловить дичь в лесу, когда там охотники и волки будут пытаться поймать меня — не лучшее решение. Зато домашний скот был отдан в мое распоряжение защитниками крепости.

Отужинал я весьма душевно, даже слишком плотно. Пришлось на обратном пути открыть ворота и степенно выйти из города, вместо того, чтобы лезть через осиновый забор.

Сытый и расслабленный, я чувствовал себя неуверенно в знакомом до каждой коряжки лесу. Превосходное знание местности теперь давало незначительное преимущество. Глаза слипались, невыносимо тянуло в сон, и немного хотелось пресной воды. Круглосуточные голодные бдения во время поэтической дуэли не пошли мне на пользу.

Берег Чудинки я мысленно назвал спасительной пристанью для разбитого штормовыми волнами корабля. На четвереньках спустившись на подтопленную отмель, заросшую камышом и рогозом, я полакал языком воды, чтобы всякий услышавший меня недруг подумал, что пьет какое-то животное. Лягушки предательски замолчали. Хоть одна из них и прыгнула мне на спину, продолжать серенаду она не торопилась.

Охотники вышли из леса той же тропой, по которой шел я. Их было двое — Андрей и Полина. Лошадей они привязали к дереву.

Шлепая по воде не громче лягушки, я углубился в заросли рогоза.

К счастью, охотники решали проблемы личного характера. До меня им совсем не было дела.

— Зачем вы привели меня сюда, Андрей Ильич? — с нарочитой небрежностью возмутилась Полина, — Угнали за семь верст Евгения с Кларой?

— Я нуждался в уединении с вами, Полина Трофимовна, чтоб объясниться, — вкрадчиво защебетал Андрей.

— В чем объясниться вы желаете?

— А в чем, как думаете, признается юноша на девственной природе под жемчужною луной?

— Ну… юноши обычно признаются в карточных долгах, насколько мне известно, — сквозь улыбку ответила Полина.

— А в чем еще?… Наверное, в любви.

— Бывает и в любви… Но про долги мы слышим чаще.

— У вас превратный взгляд на жизнь. Как с вами тяжело!

— Что ж вы ходите за мной хвостом? Вам в одиночку проще и охотиться, и жить!

— Нет. Одному в мильоны раз мне тяжелее. И вы, поверьте, расцветете под моей защитой. Забудете тоску и отвлечетесь от потери… Выходите за меня!

Колено охотника примяло траву.

— Не нахожу пользы, Андрей Ильич, в вашем скоропалительном предложении. Убедите меня в обратном, и я, так и быть, подарю вам руку и сердце, — Полина равнодушно прошла мимо него.

Кожаные брюки, в которых она ездила на охоту, поскрипывали при ее плавных движениях, маня не меньше, чем шелест платья.

— Вы целый год вдова, — напомнил Андрей. — Пора очнуться от траура, похлопотать о создании нового семейства. Задумайтесь о детском счастье вашего сына. Легко ли ему без отца, без матери, на попечении бабки? Пока он мал, он может запомнить меня своим отцом. Вам и Николке нужен надежный защитник. Я могу им стать. Ваше место у домашнего очага, рядом с крохой, а не в кишащей нечистью тьмутаракани.

— Не шантажируйте меня Николкой! — вспыхнула Полина. — Не то я всякое общенье с вами прекращу.

— Я стараюсь заботиться о вас.

— Сама не дряхлая старуха. Не нуждаюсь в показной заботе. Все. Разговор окончен. Едем. Вы мою дружескую привязанность к вам смертельно ранили напоминанием о сыне и покойном супруге. Вас не сравнить с ним. Вы не стоите и волоса из его усов, — Полина вскочила в седло, — Андрей, вы меня слышите? Едем обратно.

— Свистну волкам, — охотник остановил закрутившегося на месте коня, и поставил его ровно.

— Последние копейки просвистите — на себя пеняйте, я больше не дам взаймы… — лукаво усмехнулась Полина. — И слов о любви от вас не принимаю впредь.

— Я завоюю вас.

— Сначала завоюйте Волочаровск. Над вашими бестолковыми блужданиями в ночи даже господин Пыжиков смеется. Говорит, что вы лунатик.

— Я охраняю ваш покой, — сев верхом, упрямо заявил Андрей.

— Да ну вас… Н-но, пошел, Корнет!

Охотники уехали.

Я снова полакал воды — от волнения пересохло в горле.

Возможно ли, что моя игра с Полиной дала неожиданный результат, и эта чопорная леди, вылитая англичанка, изменила планы — перечеркнула запись «Андрей Салопов» в списке милых ее сердцу поклонников, и вписала туда «вампир Тихон»?

Как бы то ни было, я не желал бросать полюбившуюся азартную игру.

На следующий вечер я подсунул под парадную дверь дома Полины записку со стихами:

  Тайной любовнице

  Как вы верны, как влюблены в меня…  Признаюсь, что я вами восхищен.  Чуть было не загнали вы коня,  Ища свидания во тьме ночной.

  Я вас прошу, примите благодарность,  Горячую, от всей души,  Я в городе поужинал на славу,  Пока вы рыскали в глуши.

  Едва доковылял до леса,  Воды глотнуть к речушке вышел,  Унюхал вас, моя принцесса,  И спор с Андреем ваш услышал.

  За верность вам спасибо,  Признателен за чувства!  Жду новых ваших писем,  Они — венец искусства.

  P.S.   Жаль только, в них бумага и чернила,  Хочу узнать я вашей крови вкус,  Побалуйте, дражайшая Полина,  Пришлите хоть на слабенький укус.

  Заранее благодарю поклоном —  Порежьте палец ножиком для писем,  Ваш тайный мысленный любовник,  Навеки преданный вам странник Тихон.

Спустя несколько ночей я обнаружил привязанное за ленточку к ветке южной акации письмо с пятнами засохшей крови. В нем были долгожданные стихи: