Кэтрин Фишер - Скарабей Страница 7

— Я же говорил, Мирани, мы вернемся. Не понимаю, чего ты так расстраивалась.

Она оглянулась.

И увидела Алексоса. Он лежал на животе, болтая ногами в воздухе. Перед ним высилась груда игрушечных кирпичиков Телии.

А в глубине, на кушетке из ложного красного дерева сидел Шакал, искоса поглядывая на нее продолговатыми глазами.

Он проникает в логово раненого зверя

В сопровождении двоих солдат Сетис прошествовал в гавань. Он не понял, провожают они его или ведут под конвоем, но старался держать голову выше и шагал уверенно. Видимость прежде всего, как говорил Шакал. Иди и не оглядывайся.

Но, увидев Мирани, он чуть не растерял весь свой кураж. Жаркой волной нахлынул отчаянный порыв — схватить ее за руку, бежать, увести от гибели через закрывающиеся ворота. На спине выступил пот.

Как же он испугался!

В то утро, лежа под тамариндом и глядя на стены Порта, он был уверен и спокоен. План, разработанный на долгом обратном пути, казался вполне ему по силам: он умеет складно врать, хвастаться на голубом глазу. Он яркими красками расписывал свои способности перед Орфетом и Шакалом и в конце концов сам поверил в них. А теперь, в отсутствие восторженных слушателей, он понял, что перехитрил сам себя. Он остался один. И даже если план удастся, если Аргелин ему поверит, трудно предсказать, что произойдет дальше.

На улицах темнело. Женщины звали детей и спешили домой. В воздухе лиловел дым от кухонных очагов. Он вдохнул его — над городом витал знакомый с детства запах лимона и гниющих овощей, стирки, рыбы и корицы.

В горшках цвели мелкие кустики герани. Он задел один из них рукавом, и цветок обдал его волной аромата; потом волшебство развеялось, они пошли дальше, углубились в лабиринт лестниц и извилистых переулков, в темноту сгрудившихся домов.

В прогалине между крышами показалось море.

От его темной, роскошной красоты у Сетиса перехватило дыхание. Повеяло соленым ветерком, крикнула одинокая чайка, и на глаза навернулись неожиданные слезы. В жарких странствиях по пустыне он не раз грезил о море, видел, будто наяву, его синие волны, неумолчный прибой, рыб и дельфинов. А теперь он спускался по улице, ведущей в гавань, и навстречу поднимался едкий запах водорослей, ноги поскальзывались на мокрой чешуе, он чуть не наткнулся на рыбачью сеть, развешанную для просушки.

Стражник искоса поглядел на него. Сетис тотчас же подобрался.

Штаб-квартира Аргелина была не такой, как раньше. Во-первых, он соорудил вокруг нее новую оборонительную систему: наспех выстроенные каменные бастионы, тяжелые ворота, три катапульты и еще одно громадное устройство для метания камней, сооруженное на помосте и нацеленное в море. Вход в гавань был перегорожен исполинской цепью, и рыбацкие лодки терялись в тени недостроенных корпусов семи — нет, восьми гигантских трирем. Даже сейчас, при свете факелов, на палубах кипела работа, доносился перестук молотков. На якорях стояла целая шеренга причудливых кораблей с драконами на носах.

И повсюду, куда ни глянь — наемники.

Рослые чужеземцы из холодных стран, расположенных далеко за пределами Империи. Глаза у них были голубые, волосы светлые, как солома. Сетис как зачарованный разглядывал их мечи, диковинные штаны, витые пряжки в виде змей. Переговаривались они странными отрывистыми словами. Ему хотелось бы увидеть текст, написанный на этом языке. Чтобы отогнать страх, он попытался представить себе иероглифы и скорописные знаки этого письма.

Пробиться к Аргелину удалось только через полчаса жарких споров. Один раз он пустил в ход угрозы, пару раз дал взятку — на это ушло несколько монет, выданных Шакалом. Многое осталось без изменения. Его дважды обыскали, потом отвели в небольшую каморку и заперли там вместе с безумной женщиной и стариком, который только сжимал голову руками, стонал и ничего не говорил.

Сетис не стал садиться. Он расхаживал по камере, продумывая свою речь. С каждой минутой замысел менялся, и когда за ним прибежал запыхавшийся стражник и спешно повел его на прием, он окончательно запутался в своих планах и понял: ему это дело не по силам.

Аргелин учует его ложь, как навозную вонь под жарким солнцем.

Его привели к сотнику, которого Сетис хорошо помнил. Невысокий седой офицер с измученным лицом, видимо, стал более важной шишкой, потому что на бронзовой кирасе появились украшения из завитков, а посередине сверкала глазами голова Горгоны.

— Ты! — Сотник вытаращил глаза. — Я уж думал, ты помер!

— Нет еще. — Сетис облизал губы. — Генерал знает, что я здесь?

— Его Святейшество Царь-Архон, Ярчайший, Сын Скорпиона, поставлен в известность.

— Святейшество? — Сетис, не удержавшись, ахнул от ужаса.

Сотник устало пожал плечами.

— Ты слишком долго отсутствовал, писец. Мир перевернулся вверх тормашками.

Словно подтверждая его слова, из комнаты Аргелина донесся яростный вопль. Что-то разбилось вдребезги. Сотник, помрачнев, сказал, перекрывая шум:

— Ради тебя самого надеюсь, что новости у тебя хорошие.

— Самые лучшие. — Сетис потер щетинистый подбородок, ощутил на коже песчинки.

Дверь открылась.

Два наемника-северянина вытащили раба. Его ноги волочились по земле, лицо было разбито в кровь. До Сетиса донесся его невнятный лепет, бессвязные всхлипы.

— Подожди здесь. — Сотник вошел. В безмолвии тусклого коридора плясали отсветы пламени от факела, горевшего в нише. Раньше здесь стояла статуя Царицы Дождя, Сетис ее хорошо помнил; теперь ее там не было.

Убежать? Еще не поздно. Прямо сейчас. Повернуться и уйти. К горлу подступил тошнотворный страх, Сетис сделал один шаг. Но тут вышел сотник.

— Ты следующий.

Голос у него был бесцветный, и, взглянув ему в лицо, Сетис не прочитал ничего. Сотник постарался, чтобы его взгляд не выражал никаких чувств. Сетис выпрямился и пошел к двери.

Кабинет Аргелина остался примерно таким, каким он его запомнил: роскошные диваны, круглый стол, блестящая майоликовая чаша с лимонами, пышные шторы, большие красные вазы. С потолка свисали лампы, их пламя отражалось в бронзе и золоте, озаряло тенистые углы пляшущими бликами. Но теперь здесь поселился беспорядок. Папирусные свитки были свалены большими грудами, их ярлычки перепутались. Стела, испещренная клинописными буквами, свалилась с постамента. Тигровая шкура на полу покрылась пятнами и валялась истоптанная, под пирамидой ржавого оружия. И повсюду пестрели карты: они были приколоты к стенам, вставлены в руки статуям, прикрывали заплесневелые остатки еды на оловянных тарелках.