Лада Лузина - Рецепт Мастера. Спасти Императора! Книга 1 Страница 7

И объявила она не о войне, а…

о перемирии?

Вряд ли.

— Как ты сюда попала? — вспыхнула Даша Чуб.

— Вы забыли, что эту квартиру, как и саму способность жить в Прошлом, свои знанья и власть вы получили от моей матери, Киевицы Кылыны. Вы забыли… — шестнадцатилетняя ведьма сделала тугую паузу, — и о том, что она была… моя мать?

— Ну, попользовались немного ее властью, чего из того? — мигом ощерилась Даша. — Ушли, сидим себе тут, никому не мешаем. Ты что же, шесть лет нас искала, чтобы добить?

— Вас было нетрудно найти.

Гимназистка, не торопясь, закурила, изучая их лица. Дымящаяся сигарета нелепо смотрелась с черным шелковым бантом и нежными золотыми кудряшками на девичьем лбу.

Но та, что сидела пред ними, та, кто считала их убийцами матери, та, кто поклялась их убить — могла убить их сейчас одним движеньем руки.

И Катя когда-то могла. Ее рука вспомнила это, рефлекторно сжавшись в кулак. Однако теперь, в сравнении с их гостьей, они:

«…мы обе считай что мертвы».

— Помогите мне, — молвила ведьма, — я не знаю с чего начать. Не знаю, что еще вы успели забыть. Не знаю, что рассказала вам ваша Маша перед тем, как исчезнуть.

— Ничего, — буркнула Чуб.

— В таком случае, — оживилась девчонка, — я начну с начала истории. Но только не вашей, а моей. Не так давно, точнее, очень нескоро, я узнала, что моя мать, Киевица, — самая мудрая, самая сильная, лучшая Киевица со времен Великой Марины… умерла, — на секунду она закусила губу. — Мне сказали, что ее силу забрали вы Трое. Не имея на то никакого права… Затем, воспользовавшись этой силой, вы сбежали сюда и стали здесь теми, кем стали. И заплатили за то свою цену. Вы знаете, что утратили дар. Знаете, что не можете вернуться назад. И не знаете, что делать теперь.

— Мы все это знаем, — оборвала Даша Чуб. — То есть знаем, что не знаем…

— Вы не знаете главного, — сказала девица, — формулу Бога, с помощью которой вы попытались отменить революцию, чтоб жить в Прошлом, не зная беды, я подкинула вашей Маше специально.

— Ты? — ахнула Даша. — Почему именно Маше? Ну да, — эмоционально зашагала лжепоэтесса по комнате, — это ж она уломала нас переехать сюда. Кать, ты помнишь? — воззвала она. — Это ж не мы все придумали! Мы ж с тобой нормальные люди, нам бы и в голову не пришло. Это Маша кайфовала от Прошлого, она ж на историка в институте училась. Это ей, видите ли, хотелось изменить историю к лучшему. Отменить Октябрьскую и спасти пятьдесят миллионов, которые погибли от сталинских репрессий, от голода, войны… не помню еще от чего. Она нам перечисляла. Ее ж даже не смущало, что, совершив эту Отмену, мы тут зависнем навсегда. И вот мы таки зависли по полной! В Настоящее нам хода нет. А здесь нас расстреляют как контру. И пятьдесят миллионов тоже погибнут… Бог мой, — возвела Изида ладонь к потолку, — вот отчего она смылась. Ей было стыдно сказать нам правду. Она все поняла. Она поняла во что нас втянула. В провальную аферу!

— Маша знала все это? — нахмурилась Катя.

— Не знала. Но позже она поняла… Почти все. — Голос девчонки казался непропорционально взрослым и пафосным, не гармонирующим с юным гимназическим обликом. — Она поняла, почему я объявила вам войну, обещала сжить вас со свету и доказала, что могу это сделать. Чтоб в ХХІ веке вас ничего не держало! Я хотела, чтобы вы убежали сюда, и максимально облегчила вам выбор. Я старалась.

— Понятно, — произнесла Дображанская.

— Да, все вроде очень понятно, — сказала шестнадцатилетняя ведьма. — Отменив революцию, вы перечеркнете историю. А заодно перечеркнете и свою дату рождения. Одни люди не погибнут, иные — никогда не родятся. В частности, вы… Вы можете жить здесь, но в ХХІ веке вас нет. А главное — никогда не было. А значит, у меня нет и не было соперниц. Киевицей буду я, дочь моей матери.

— Так ты теперь там Киевица? — расстроилась Даша.

— Так думала Маша, — гимназистка стряхнула пепел прямо на пол. — Но есть вещи, которые она так и не сумела понять. Первую вы уже знаете. Все, что вы тут натворили не способно отменить революцию. Да, моя мама знала формулу Бога и просчитала Отмену. Но тетрадь, которую я вам подкинула, была лишь одним из ее черновиков. Их у матери было десятки.

— Стало быть, революция будет? — расставила Катя точки над «i».

— Будет.

Катерина Михайловна надменно сложила руки на груди:

— И ты соблаговолила прийти, чтобы сказать нам об этом? Что посредством липовой формулы нас заманили сюда, где нас можно убить без труда? Ведь мы больше не Киевицы. Мы немощны. Ловко, надо признать. — Катино изумительно красивое лицо стало похоже на отрешенную маску. Катерина умела проигрывать с честью.

— А это ты видела? — Даша высвободила из-под ворота блузки цепь-талисман в виде змеи. — Попробуй-ка убить нас! — Чуб не умела проигрывать и не желала учиться!

— Все очень похоже на конец глупого фильма, — согласилась девица. — Преступник изливает душу жертве вместо того, чтоб прикончить ее без лишних слов. И гибнет из-за своего промедления. Но есть один важный нюанс. Я не собираюсь вас убивать. И добивать тоже.

Гимназистка спешно прикусила остаток сигареты зубами, открыла гимназический ранец и достала тетрадь. Подняла ее, держа за стертый угол.

— Вот то, что вам нужно. Те самые мамины расчеты, где сказано КАК! Это уже не липа. Вы можете отменить революцию! Я буду с вами…

— С какой-такой стати? — поинтересовалась Катя.

— Это просто. — тетрадь хлопнулась на колени. — Очень просто, — повторила девчонка, и в ее голосе прозвучал вызов их глупости. — Разве это так трудно понять? Я хочу, чтоб моя мама была жива.

Последняя фраза прозвучала совсем по-детски. Наверное, она хотела сказать ее не так, но не смогла. Сорвалась и отвернулась, чтобы скрыть дрожание губ.

— А разве она все еще нежива? — не поняла Даша Чуб.

— Нет.

— Почему?

— Потому что революция будет! То есть уже была. Сколько раз повторять?

— Так мы… родились?

— Да, а моя мама — погибла. Она погибла из-за вас Трех. Вы знаете это! Вы все еще Киевицы. Вас невозможно убить.

— Подожди… Так мы можем вернуться назад, домой?! — расширила глаза Чуб.

— Можете, — кивнула Акнир. — Но разве вы хотите?

Катя и Даша переглянулись. Особого желания не было выписано ни на одной из них.

— Погоди…

Дображанская опустилась в широкое кресло, лихорадочно пытаясь расставить все новости по надлежащим местам:

— Мы не знали, что можем возвратиться домой. Не знали, что в наших руках по-прежнему власть. И никогда бы не сунулись в ХХІ век, зная, это верная смерть. А ты приходишь сюда и отдаешь нам все козыри, вместо того, чтобы стать Киевицей…