Евгения Горенко - Брат-чародей Страница 7

— Врёшь ты всё, — отрезала Гражена и с неожиданной злостью оттолкнула Дженеву.

Плясунья только с облегчением вздохнула про себя: наконец-то она оживает — вот уже и глазки блестят, и румянец вместо мертвенной бледности. Подхватив рукой спадающий плащ, с которого свалилась застежка, она весело закрутилась в поисках зазвеневшего по деревянному полу украшения.

— И, главное, ничего страшного не произошло, — продолжала она на той же ноте, — Ты не попала в расставленную тебе ловушку. Я представляю себе их рожи, когда они поймут, что их затея не удалась.

Для большего веса своих слов она остановилась и приняла карикатурную позу оскорбленного в своих лучших чувствах мошенника, который понял, что его жертва бессовестно обманула его, не попав в ловко расставленные им сети. Она так нелепо задвигала бровями и так расстроено зашлёпала губами, что Гражена не удержалась в своём горе — и рассмеялась. И тут же её легкий смех естественно перетёк в плач — в горький плач по разбитым надеждам…

— И я даже больше тебе скажу, — каким-то наитьем Дженева поняла, по ком текут эти слёзы, и храбро набросилась и на эту беду, — если всё это задумал Эрниверн, то у вас с Тэиршеном ещё всё может наладиться. Ты же не знаешь, почему он так решил поступить… Да и вообще, как именно он собирался поступить. Может, всё у вас ещё и разъяснится, и всё на самом деле окажется не так страшно, как сейчас тебе кажется…

Заворожённая Гражена даже шагнула поближе к источнику этого льющегося на рану бальзама — чуть не забравшись вслед за Дженевой под стол, куда той пришлось нырнуть за как назло залетевшей в самое труднодоступное место застежкой.

— Ты… ты и вправду так думаешь?

— Вам обязательно надо будет… и как она туда попала!… надо будет поговорить и разобраться во всём этом, — донёсся снизу сдавленный голос Дженевы.

— Ты думаешь?… - девушка даже не заметила, как погрузилась в манящий поток картин "как оно могло бы быть", каждая из которых всё более и более снимала с него обвинение в предательстве. Может, оно и вправду не всё так страшно, как сейчас кажется? Встретиться с ним — и наверняка всё разъяснится.

Эта мысль показалась ей настолько важной, что губы зашептали вслед ей:

— Встретиться с ним…

Но недаром же говорят — думай, о чём просить богов, а то ведь они могут и исполнить просьбу.

— Ты здесь?! А я везде ищу тебя!

Медленно-медленно, упираясь обеими руками о столешницу, Гражена повернулась на такой знакомый голос.

У входа стоял Тэиршен и обрадовано улыбался ей.

— Пошли скорей! Время!…

…Пройдут годы, многое забудется, а воспоминание об этой встрече будет заставлять Гражену тоскливо вздрагивать и жалеть, что память нельзя отстирать, подобно испачкавшемуся платью. Она многое бы отдала, лишь бы забыть о том, как мгновенно рухнули её воля, гордость, ум, смелость — как раз в тот момент, когда они были так ей нужны, чтобы защитить свои достоинство и честь. На самом деле Гражена просто оказалась между двумя противоположными страстями — между привычно вспыхнувшим радостным желанием броситься к любимому и не менее привычным импульсом сжечь в своём гневе того, кто оскорбил её самолюбие! О, она могла бы сделать и то, и другое — но только не вместе! Эти две стихии, равные по силе, яростно схлестнулись в ней, зашлись в неистовом круговороте — и мгновенно в своём противоборстве сожгли все её силы и волю, так что на всё остальное их, увы, больше не осталось. И теперь Гражена в настоящем ступоре упиралась обеими руками о стол и страшно боялась сделать лишнее движение, словно от этого она бы тут же упала без чувств…

Видя, что Гражена не двигается с места, Тэиршен сам шагнул к ней. В глазах Гражены мелькнул ужас — пока он стоял у дверей и что-то говорил, она чувствовала себя в относительной защищенности от необходимости что-то решать и что-то делать; вот так молча стоять — и, может, все само собой решится. Но его движение к ней превращало и эту почти нереальную надежду в сущее ничто.

Страх ещё больше усилил её ступор, и чем дольше она не могла выйти из ступора, тем сильнее рос её страх.

Его лицо — прежде такое любимое и желанное каждой своей чертой — приближалось всё ближе, превращаясь в какую-то нечеловеческую маску. Она не слышала, что он говорил, и только видела, как шевелятся его губы, как их уголки напрягаются от раздражения — и от ещё чего то… "Презрение, вот что это!" — словно кто-то другой хмыкнул эти слова ей в уши.

Ступор не выдержал своего собственного веса и дал трещину.

Гражена вскинула вперёд правую руку, будто защищаясь, и стала отступать назад, пока не наткнулась на какую-то преграду.

— Кончай дурить, — в голосе Тэиршена явно слышалось недовольство. Он снова оказался так близко, что Гражена даже услышала крепкий запах вина, исходящий от него. — Пошли, нас ждут.

Он схватил её за поднятую руку и потянул к выходу. Гражена истерично забилась, пытаясь освободиться от такого ненавистного для неё сейчас прикосновения. В ответ бывший любимый молча перехватил её за талию и рывком притянул к своей груди.

— Слышь, красавица, не дури. Что, передумала? — он пьяно икнул в её лицо. — Врёшь! Ты от нас нику…

Раздался негромкий гулкий треск — и хватка Тэиршена ослабла, а через мгновение он сам тяжёлым мешком повалился вниз и набок. В открывшемся перед пространстве была Дженева — Дженева с огромными глазами в пол-лица и со сжатым в кулаке куском ручки от разбитого о голову Тэиршена кувшина.

Девчонки неслись по изнывающим от полуденного зноя улицам, не замечая жары, не разбирая дороги, сбивая прохожих. Кто из них первый дал команду — "бежим!" — так и осталось неизвестным; да может и не было никакой команды. Они дружно бросились спасаться, каждая от своего: Гражена сбегала от пережитого ужаса, а Дженева — от знания, что с ней будет, когда её поймают за учинение насилия над благородным… Ох, да она зацелует судье руки, если тот приговорит её только к одному дню колодок!

Когда городские улицы сменились поднимающимися вверх тропинками Садового предместья, а стоящие почти впритык дома — высокими изгородями, они почувствовали, что страх погони немного отпустил их. Задыхаясь от усталости, беглянки пролезли в щель какого-то дырявого забора, за которым им пришлось продираться сквозь вымахавшие кусты одичавшей малины. Там их глазам открылся небольшой пятачок ровной поверхности, ограниченный спереди глиняным скосом круто поднимавшегося холма, справа — полуразрушенным сараем; с остальных сторон от чужих глаз их прикрывали заросли, бывшие когда-то ухоженным садом. Иллюзия защищенности и реакция после пережитого сделали своё дело: девушки упали в высокую траву и стали жадно хватать ртами воздух.