Евгения Горенко - Брат-чародей Страница 8

Сначала Дженева напряжёно прислушивалась, не послышится ли шум погони. Минуты шли, всё оставалось тихо — только в шумном дыхании её соседки появились всхлипы, которые быстро переросли в заглушённые рыдания. Тогда она молча перевернулась на спину и, в последний раз глубоко вздохнув, позволила своему телу насладиться покоем.

Шёпот листьев на ветру, стрекот кузнечиков, плач Гражены — всё это вдруг причудливо слилось в один успокаивающий шум.

По выцветшему от жары небу плыли спокойные и величавые облака.

Порыв ветра легонько ударил её по щеке сухой травинкой. "Хорошо-то как…" — неожиданно для себя подумала Дженева.

— И как он только… только мог… а-ах!… ненавижу!… что… теперь… айй!… что теперь будет?!… - рыдала рядом Гражена.

Дженева привстала на локте и повернулась к ней. Она чувствовала себя такой отдохнувшей и успокоившейся, что принять всерьез её горе просто не могла. Плясунья улыбнулась и положила свою ладонь на кулачок, которым та от избытка чувств стучала по земле.

— Эх, подруга, — голос Дженевы вдруг стал глубоким и бархатистым. — Это ещё не твои похороны. Дай ладошку — погадаю. Правду скажу, что ждёт — счастье или горе.

Не дожидаясь ответа, она распрямила её ладонь и, многозначительно насупив брови, зашептала:

— Красота твоя не мереная, счастье твое не начатое, дороги тобой не хоженые, губы сладкие не целованные, — почти пела она, — и ждет тебя дорога во дворец королевский к принцу, ай и ждёт он тебя, не наждется…

— Врешь ты всё! — вырвав руку, насупилась Гражена.

— Вру, — тут же призналась та, так потешно склонив повинную голову, что Гражена не выдержала и рассмеялась. И слёзы кончились.

— Но что мне теперь делать? — девушка села, обхватив колени руками. — Понимаешь, я не знаю, что мне теперь делать!

Плясунья тоже уселась поудобнее и, вытаскивая шпильки из растрепавшихся волос, вступила в беседу.

— Ты беременная?

— Нет! — отрезала Гражена.

— Ну так в чём дело? Расскажи правду своему отцу. Он должен защитить тебя, если эти подонки растрезвонят по округе, что было и чего не было.

Гражена ненадолго замолчала.

— Нет. Это невозможно.

— Если ты промолчишь, он всё равно об этом узнает. И тебе потом будет гораздо сложнее объяснить, как всё было на самом деле.

— Нет, ты не поняла! Я не могу вернуться домой!

От неожиданности Дженева выронила шпильку.

— А? С чего это?… О, может ты мне не всё рассказала?

— Ты не понимаешь, — Гражена скривилась как от боли.

Впрочем, честно говоря, она и сама мало понимала всё это. То есть то, что ей никак нельзя было возвращаться домой — это для неё даже не было вопросом. Но вот почему — она бы не смогла объяснить даже самой себе. Ведь для того, чтобы понимать причины своих решений и поступков, надо обладать достаточным опытом такого понимания. Гражене же раньше как-то не приходилось всерьез задумываться над подобными вопросами. Она просто до сих пор не научилась этого делать. И если бы кто шепнул ей сейчас, что на самом деле она боится возвращения того самого стыда с запахом гнилой моркови, она бы удивилась этому объяснению. И, скорее всего, не поверила — потому что оно тоже было постыдным. Гражена слишком привыкла чувствовать себя сильной и отважной и была слишком унижена сегодня, чтобы дать жизни ещё один, даже самый малюсенький шанс показать ей обратное: а разговор с гордым Трене (и, самое главное, неизбежные в случае возвращения домой пусть и случайные встречи с бароном Эрниверном и с… с его сыном) представлялись для неё страшны — до невозможности! — именно этим риском.

— Я не вернусь. Это решено, — отрезала Гражена.

Дженева непонимающе взглянула на её вздёрнувшийся носик.

— И куда ты собираешься податься?

— Пока не знаю. Но я обязательно что-то придумаю. Что-то придумаю…

— Девушка из благородного дома не может жить сама, — покачала головой Дженева. — У тебя есть родственники, которые могли бы дать тебе кров?

Родственники… Гражена мысленно проверила все близлежащие ветви её генеалогического древа. Почти все из них, кто по долгу родства мог бы согласиться на её странную просьбу переехать к ним, жили не очень далеко. А это было чревато быстрым приездом отца и… Нет. Это не подходит.

Была ещё тетка её покойной матери. Леди Олдери, которая жила в самом Венцекамне. Она бы, несомненно, оказала ей гостеприимство. И так же несомненно постаралась бы как можно быстрее выпроводить её. Когда ещё маленькая Гражена ездила в гости к ней, она хорошо заметила неприязненные отношения между тёткой и отцом, доходившие до обмена колкостями, которые больше походили на оскорбления. И было вполне логично предположить, что и к ней самой тётка будет чувствовать то же самое, что и к её отцу.

— Нет, — покачала она головой. — Она в конце-концов выставит меня за дверь. Родственники — это невозможно, — подытожила она.

Дженева с тревогой подняла голову на небо: постепенно усиливавшийся ветер принес не только подозрительно сизые облака, но и влажную прохладу. Очень может быть, что скоро пойдёт дождь. А может даже и летняя буря — если вихрь, закрутивший сейчас ветви деревьев, что-то да значит! Плясунья бросила взгляд на задумавшуюся Гражену и решила пока не торопить её принимать какое-нибудь решение. В крайнем случае, они смогут укрыться в том сарае — хоть немного целой крыши там же должно найтись!

А Гражена, упрямо сжав губы, продолжала перебирать все реальные и нереальные возможности где-нибудь устроиться.

Выйти замуж за того телепня, седьмого сына барона из Башенной усадьбы, который как-то имел неописуемую наглость попросить её об этом… Стать отшельницей Священного леса… Отправиться бродяжничать с Дженевой…

— Нет, я правда не знаю, что мне делать! — выдохнула она.

— Вернись домой.

— Нет! Это невозможно! Но я должна что-то придумать… Светлые звёзды, я уже готова отправиться бродяжничать с тобой!

— Вот как? — прищурилась Дженева. — И чем ты собираешься зарабатывать монеты? Ты сможешь петь и танцевать для публики?

Гражена представила себе — она в вызывающем наряде уличной плясуньи, извивается под звон бубна посреди толпы грязных крестьян и грубых солдат — и непроизвольно издала нервный смешок.

— Хотя есть ещё один способ, — в воркующем голосе Дженевы послышались явственно ядовитые нотки. — Продавать свою любовь. Ну, конечно, если ты вначале научишься смотреть не на мужчину, а на его кошелёк… Что, тоже не подходит? Очень жаль. Жоани не нужны барышни из благородных семей, от которых не будет толка… Хотя он не взял бы барышню, даже если от неё был бы толк, — добавила она буднично.