Ирина Сербжинская - Тропою волка Страница 71

Настоятель Сторожевой башни с утра находился не в самом лучшем расположении духа и тщетно пытался побороть раздражение в течение всего дня. Он понимал, что негодится показывать свое плохое настроение остальным обитателям монастыря, поэтому постарался как можно скорее решить все дела, требовавшие его личного присутствия, и удалиться в свои покои. Жилища монахов в Сторожевой башне даже с большой натяжкой невозможно было назвать уютными, и комнаты Амалиина в этом смысле совершенно не отличались от каменных келий остальных братьев. Разве что размером покои настоятеля были гораздо больше, но и это было продиктовано не соображениями комфорта, а лишь тем, что в своих комнатах он вместе с Нумариитом и несколькими другими братьями частенько был занят составлением лекарств и зелий особого свойства. Все остальные снадобья готовили специально обученные монахи в особо отведенных для этого помещениях в одной из башен монастыря.

Настоятель сел в деревянное жесткое кресло и окинул рассеянным взглядом свой неуютный кабинет. Вдоль стен тянулись длинные полки, заставленные стеклянными и глиняными сосудами — там хранились компоненты зелий и выстаивали положенный срок уже готовые настойки. В дальнем углу на каменной подставке стояла небольшая печь особой конструкции, над ней висел медный котел. Рядом с печью лежали куча хорошо высушенных поленьев и большой тяжелый нож, которым щепали лучину. Круглый стол на массивной ножке был заставлен самыми различными предметами: бумаги соседствовали с вазой, наполненной сушеными плодами, лампа с основанием в виде змеи стояла рядом с неочиненными гусиными перьями. Деревянные кресла возле стола были завалены деревянными коробками и сундучками.

Амалиин подавил вздох. Настоятель монастыря должен подавать пример братьям и быть всегда в ровном расположении духа. К тому же, если разобраться, что привело его в плохое настроение? Если ответить честно — «процветание монастыря», но можно ли поверить в это? Кто может сокрушаться, что Сторожевая башня становилась все богаче?

Но, процветая, монастырь становился все известнее. Вот уже за стенами крепости выросла деревня — пока небольшая, но с каждым годом она будет разрастаться. Во время набегов агрхов монахи вынуждены были впускать жителей в монастырь. Это никуда не годится, но не оставлять же несчастных за воротами на растерзание полудиким кочевникам? Настоятеля немного успокаивало то обстоятельство, что все жители деревни были сарамитами, но тем не менее похоже, жизни в уединении приходит конец. Слух о монахах, искусных в приготовлении лекарств и снадобий, расходился все дальше, и все чаще в монастырь прилетали специально обученные птицы, доставляя в серебряных футлярчиках, привязанных к лапкам, список лекарств, которые следовало изготовить. В положенное время появлялись нарочные, которые расплачивались за заказ весьма щедро. Еще более щедрой была оплата, когда речь шла о приготовлении запрещенных зелий: конечно, такие заказы принимались лишь от самых надежных клиентов. Амалиин понимал, что отказаться от изготовления снадобий монахи не могли: монастырь содержался на те деньги, которые выручали от продажи лекарств, но в то же время его беспокоило, что растущая популярность и известность Сторожевой башни, несомненно, будет мешать традиционному укладу жизни сарамитов-отшельников.

Монахи-северяне действительно хорошо разбирались в лекарственных травах. Большинство снадобий они умели изготовлять из обычных растений, что можно было найти на Сарамитской равнине или в предгорьях: из тимьяна и горчицы, ивы и горной пихты, полыни и череды. Часть трав собирали на каменном плато, где находилось капище древних богов; растения, собранные там, обладали огромной силой. Иной раз, приготовляя зелье, приходилось применять истолченный панцирь черепахи или сушеную водяную змею, растворенную в крепком вине, в особых случаях можно было прибегнуть и к помощи заклинаний, но ими Амалиин старался пользоваться как можно реже.

Несмотря на то, что монастырь стоял далеко в стороне от проезжих дорог, настоятель получал кое-какие новости от гонцов, которые приезжали за снадобьями из Рунона, Лутаки и других городов. В крупных городах медициной занимались врачи-практики, совсем недавно объединившиеся в свой профессиональный Орден, и лекари, знатоки лекарственных трав. Помимо них существовал еще один Орден, в который вошли заклинатели: они лечили людей с помощью колдовства. Врачи тоже не исключали магические заговоры, но пользовались ими крайне неохотно.

Между двумя Орденами, врачей и заклинателей, сразу же началась ожесточенная борьба. Народ побогаче предпочитал пользоваться услугами заклинателей, те, у кого в кошельке было негусто, обращались к лекарям и врачам. Не одобряя действий заклинателей, которые частенько брались за исцеление, не уяснив для себя суть болезни, настоятель с большим скепсисом относился и к практической медицине: не один раз в юности ему приходилось наблюдать, как тяжело больного человека выносили на базары Лутаки, чтобы узнать у прохожих, как, по их мнению, следует лечить этого несчастного. Чего же удивляться, если те, кто имел деньги и хотел гарантированно добиться успеха, снаряжали гонца на Сарамитскую равнину?

Настоятель вздохнул, покачал головой и поднялся из кресла. «В конце концов, невозможно сидеть весь день в своих покоях и сокрушаться», — решил он и покинул комнату.

Монастырь состоял из нескольких невысоких строений, располагавшихся возле главного храма. Храм мало чем отличался от других построек: это было здание вытянутой прямоугольной формы, обе торцевые стороны которого имели дверные проемы, а стены были украшены нишами, в которых стояли малые священные камни. Центральный вход был отделан чуть более нарядно: две каменные колонны поддерживали небольшой навес, а пол перед дверью был выложен разноцветной речной галькой. Основным строительным материалом для храма, как и для всех остальных построек, служили грубо обтесанные каменные плиты.

Настоятель миновал внутренний дворик, в середине которого помещался небольшой алтарь для жертвоприношения богам, мельком глянул в сторону храма: дверь была распахнута, и два сарамита, приехавшие в монастырь из предгорий всего год назад и носившие еще белые повязки послушников, мели каменный пол метелками, связанными из душистой полыни. На вышке неторопливо прохаживался один караульный, второй же спустился по приставной лесенке и поспешил навстречу Амалиину.

Настоятель остановился.

— Кто? — коротко спросил он, дождавшись, пока сарамит подойдет на положенные его рангу пять шагов.