Борис Сапожников - Ultima Forsan Страница 73

- Кто? – не удержался я от вопроса.

Оба графа глянули на меня, но совершенно по-разному. Взгляд Ханнсегюнтера был полон презрения, но на дне глаз его плескалась осторожность. Да, меня уже списали со всех счетов, но делать меня обладателем слишком уж ценной, по мнению венгерского графа, информации, он вовсе не горел желанием. Гильдерик же посмотрел на меня с усталым и тупым равнодушием полного бессилия. Такой взгляд я видел как-то раз у рудничной лошади на каторге. День за днём она таскала вагонетки с углём – туда-сюда, туда-сюда – и даже у каторжан во взгляде было больше жизни, чем у несчастной животины.

- Она, как и все женщины этого народа, назвалась Гитана, а при ней был здоровяк в роскошных доспехах и шлеме с глухим забралом. Он не произнёс ни единого слова. Девица же звала его Баум. Она предложила мне помощь, сказала, что мой сын может быть и не станет прежним, но будет жить. И я согласился, конечно же, согласился. А как бы поступил на моём месте любой отец? Третий пришёл позднее. Первые двое ушли из моего замка, когда пришёл он. Чумной Доктор. Он и вправду вернул моего сына к жизни, заменил изуродованное в пламени лицо новым, из человеческой кожи, и велел ему менять его раз в несколько дней, а ещё умащивать жиром и кровью.

- Если прежде ваш сын был чудовищем, то кем же стал после? – снова решил подлить масло в огонь Ханнсегюнтер.

- Нет, наверное, ни в одном языке слова, чтобы описать то, кем он стал. Он клеймит избранных ублюдков, отбирая их в свою гвардию не по смелости, а по жестокости. Он разъезжает по городам и весям, и уже никто не смеет даже головы поднять при его появлении. Но самое страшное, он перестал слушать меня. Сила теперь на его стороне, а точнее на стороне Чумного Доктора, так и оставшегося жить в моём замке.

- А как же человек, который приезжал от вашего имени в Базель? – спросил я.

Его встречали там не только фогт, но епископ, а уж они-то не стали бы иметь никаких дел с человеком, чьё лицо закрывает маска из человеческой кожи.

- Это наёмник по кличке Деточка – один из последних, кто приехал с моим сыном. Обходительный и вежливый, явно из дворян, может быть даже титулованных. Но жестокости в нём хватит на десяток человек.

- Довольно уже воспоминаний, - хлопнул себя по коленям Ханнсегюнтер. Да уж, вильдграф сейчас выложил буквально всё, что мне было нужно. Имей я сейчас возможность, со всех ног рванул бы обратно в Луку с докладом Лафрамбуазу. Вот только что-то мне подсказывало, сделать это я сумею очень нескоро. Если мне вообще представится такая возможность. – Рейнар, ты переночуешь с моими гусарами, а вас, граф, я прошу разделить со мной эту комнату. Всё, что может понадобиться, вам обеспечит Альфред, если, конечно, это будет в его силах.

Как бы ни хотелось ещё поговорить с вильдграфом, но Ханнсегюнтер уже опомнился и больше не позволит нам разговаривать. Я поднялся на ноги и, не дожидаясь пока меня пошлют к чёрту, вышел из комнаты.

Спустившись по лестнице в общий зал постоялого двора, я отправился к сдвинувшим столы гусарам. Те сидели отдельной компанией, и принимать меня к себе не спешили. Общий зал к тому времени опустел – немногочисленные постояльцы решили, что группа солдат в незнакомых мундирах не лучшая компания, и поспешили отправиться в снятые комнаты. Если бы вместе со мной не спустился слуга графа, Альфред, командир гусар, уверен, и близко не подпустил бы меня к своему столу. Однако распоряжения Ханнсегюнтера были в отряде законом, и им пришлось взять меня в свою тесную компанию. Конечно, без особой приязни.

- Ты кто таков будешь? – первым делом поинтересовался у меня командир чёрных гусар. Lingua franca его был просто чудовищен, он страшно коверкал слова незнакомым акцентом. Не имей я опыта общения на факториях с самыми разными людьми, возможно, не понял бы и столь простую фразу.

- Спутник вашего хозяина, - ответил я, намерено употребив это слово, чтобы немного позлить командира.

Однако тот и не подумал развивать конфликт, он просто кивнул в ответ и, ни слова не говоря, приложился к здоровенной кружке, осушив её парой глотков.

- Ешь-пей с нами, - махнул он мне рукой. – Граф за всё платит. Заночуешь тоже с нами. Комната одна на всех, так что спишь на полу. Вместе со всеми.

Вещи мои и даже оружие остались при мне, так что перспектива ночёвки на полу ничуть не смущала.

- Но ты – не один из нас, - веско добавил командир гусар. – Помни это.

Я кивнул, принимая к сведению сказанное им, и махнул подавальщице, чтобы шагала к сдвинутым вместе столам. Сейчас у меня было желание как следует растрясти мошну графа Ханнсегюнтера, и я не мог перед ним устоять. Гусары не приняли меня в свой круг, о чём прямо заявил их командир – случись что, помогать мне никто из них не станет. Даже спину в бою не прикроет, несмотря на то, что мы сейчас едим вместе и будем вместе спать. По всем солдатским законам – писанным и неписанным – после этого я должен был стать своим для гусар. Но этого не будет. Собственно, ни на что иное я и не рассчитывал.

Сильно разорить графа мне не удалось. Гусары засиживаться допоздна явно не собирались. Я едва успел нормально поесть и выпить некрепкого пива – иных спиртных напитков командир за столом не потерпел бы, о чём он поспешил заявить, когда я попытался заказать у подавальщицы вина.

- Мы пьём только пиво, и ты его пей, - мрачно бросил он. – Считай, что на войне сейчас.

Я лишь плечами передёрнул и кивнул подавальщице, чтобы несла пиво.

Стоило командиру хлопнуть себя по коленям и подняться на ноги, как все гусары последовали за ним.

- А кто за вас платить будет? – тут же подскочил к столам хозяин постоялого двора, однако гусар лишь отмахнулся от него.

- Альфреду скажи.

И топоча тяжёлыми сапогами, он первым направился наверх – в снятую для всех нас комнату. Гусары не отставали от него, и я тоже, хотя и вынужденно плёлся в хвосте. Меня как-то незаметно выдавили из плотной группы шагавших почти плечо к плечу гусар.

Мы поднялись на второй этаж, и командир распахнул дверь здоровенной комнаты, из тех, что обычно и снимают для охранников богатые купцы или состоятельные господа. Из тех, кто может себе позволить поселить своих людей в постоялом дворе, а не оставлять их коротать ночь с лошадьми или на сеновале.

Я отошёл в дальний угол комнаты, расстелив на полу одеяло, и, разувшись, улёгся на него. Рядом устраивались на ночлег гусары, перебрасываясь, как и за столом, короткими репликами на родном языке. Я не понимал ни слова, однако, несмотря на это, говорить гусары старались не очень громко и то и дело кидали в мою сторону настороженные взгляды. Присутствие чужака их нервировало, спать в одной комнате с незнакомцем не самое приятное дело. Хотя мне-то как раз было куда хуже – я ночевал в комнате, полной нечистых, да ещё и из воинского формирования с не самой лучшей репутацией. Однако ни у меня, ни у гусар выбора не было, а потому вскоре все улеглись, и в комнате воцарилась тишина. Относительная, конечно, ведь её то и дело нарушали шорохи и звуки ворочающихся, пытаясь устроиться поудобнее, гусар.