Елизавета Батмаз - Приговоренная к смерти. Выжить любой ценой Страница 8

Иногда он дает мне какие-то лекарства, снотворное, потому что я могу проспать целый день. Не знаю, зачем он делает это все, но для меня это своего рода передышка, затишье перед новым сражениям. Эти паузы дают мне возможность хоть немного снизить психологическое напряжение, которому я подвергаюсь изо дня в день. Правда, после того, как я прихожу в себя, мир кажется еще более мрачным, у меня нет сил и желания продолжать бороться, мне хочется, чтобы все побыстрее закончилось и меня наконец навсегда поглотила тишина.

Мне кажется, что я больше не смогу бороться. Я так устала — эта нравственная и физическая апатия поглотили меня целиком. Я уже не помню, кто я и где нахожусь, сколько лет продолжается мое «воспитание», я не помню, почему все это началось, но очень хочу, чтобы побыстрее закончилось.

Иногда в моем создании всплывают картины прошлого. Мама, отец, брат, сестры… Я вспоминаю бабушку, которая мне так часто и по-доброму улыбалась, мужчину, высокого, темноволосого, кареглазого, в которого когда-то влюбилась. Но я не уверена, что все это на самом деле было со мной, воспоминания быстро утекают, как песок сквозь пальцы, я пытаюсь поймать их в своем сознании, остановить хотя бы на одном, но мне это не удается. В голове пульсирует единственная мысль — я должна сдаться, тогда все это непременно закончится.

У меня нет сил думать, вспоминать, верить и надеяться. Я бесконечно устала от жизни. Мне нужны свет, покой и тишина, а я еще я знаю человека, который способен помочь мне уйти.

Я вновь обретаю создание и понимаю, что сижу в углу спальни, которая давно стала для меня камерой пыток. Его нигде нет, но я и без того чувствую это всевидящее око, которое непрестанно следит за каждым моим неверным движением, ловит каждый вздох. Раньше я бы с радостью провела несколько минут, чтобы не видеть его и не слышать звуки этого стального голоса, но сейчас он нужен мне, как никогда. Если его нет в доме, я буду кричать, звать его, так громко, как смогу, потому что мне нужно, чтобы он пришел и как можно быстрее развязал путы моего бренного существования.

Я начинаю кричать и звать его, но не скоро понимаю, что все это происходит в моей голове, на самом же деле из моего горла не доносится ни единого более-менее похожего на слова звука. Мне больно глотать, я слышу только булькающие звуки, которые рождаются в горле, но не могу даже разлепить ссохшиеся губы.

Не знаю, сколько времени мне потребовалось для того, чтобы произнести первое слово, но наконец мои легкие наполняются воздухом, и я совсем тихо, а потом все громче и громче начинаю хрипеть имя, которое так давно не срывалось с моих губ:

— Глеб…. Глеб… Глеб…

Я слышу движение в глубине дома, но мне кажется, что, если сейчас замолчу, он потеряет путеводную ниточку и не сможет найти меня, поэтому продолжаю звать что есть силы:

— Глеб… Глеб….пожалуйста.

У меня не хватает силы, звуки собственного голоса лишают меня равновесия, и я тихо сползаю по стенке вниз и лежу на полу, приняв позу эмбриона.

Глеб, мой муж, появляется на пороге комнаты:

— Что, проснулась. Что-то в этот раз ты слишком долго спала, пожалуй, придется снизить дозу лекарств.

— Глеб…

— Что ты там такое сипишь, я тебя не понимаю. Совсем уже превратилась в животное, не можешь связать и пары слов. Как же мне все это надоело… — Он подходит ко мне, поднимает мое лицо носком ботинка. — Ну что у тебя случилось на этот раз? Чего тебе еще недостает?

Я смотрю на него снизу вверх, сейчас он выглядит обычно, точнее не так, на нем маска, которую он обычно примеряет, когда собирается отправиться на работу в больницу. Я понимаю, что, видимо, сейчас уже утро.

Я хочу произнести просьбу, но у меня нет на это сил — комната плывет перед глазами, нужно срочно сказать ему о том, что я хочу, пока еще существует ощущение реальности. Я пытаюсь облизнуть пересохшие губы и начать снова говорить, но вместо этого вновь слышу лишь клекот, который доносится откуда-то изнутри меня.

— Животное, — презрительно говорит муж и презрительно отталкивает мою голову.

Он обтирает носок ботинка об меня и, как видно, собирается уйти. Мне страшно, я не могу этого допустить, поэтому кое-как поднимаю голову и сиплю ему вслед:

— Убей…

— Что? — Он останавливается и разворачивается ко мне всем корпусом. — Что ты сказала?

— Убей…

— Повтори. — Он явно заинтересован, садится на корточки подле меня и даже наклоняется ближе.

— Убей… пожалуйста…

— Что? Что ты там говоришь? Громче, дорогая! — Его лицо освещает радостная улыбка.

— Пожалуйста, Глеб…

— Я не понимаю, что ты там сипишь, громче. Говори четко, или я сейчас уйду, — Он явно издевается надо мной.

Он делает вид, что поднимается, я, собрав силы, хватаю его рукой за брючину, но от тут же сбрасывает ее, отскочив в сторону, словно я прокаженная:

— Ты снова слишком многое стала себя позволять. Неужели ты не усвоила вчерашний урок как следует? Мне стоит сегодня продолжить?

— Нет… пожалуйста…

— Что ты хочешь от меня? Я понимаю, что тебе нечем заняться, но мне нужно идти на работу, ты же смеешь меня задерживать. Но я сегодня добрый, поэтому последний раз спрашиваю: что тебе нужно от меня?

Я пытаюсь выхватить ту самую мысль, которая подобно стреле пронзила мое сознание, и наконец нахожу ее, пульсирующую и забившуюся в самый уголок моего мозга. Я смотрю на него снизу вверх и достаточно четко и громко произношу:

— Убей меня.

Кажется Глеб не ожидал такой просьбы, он настороженно и внимательно смотрит на меня, как будто пытаясь понять, что происходит. Я вижу кривую ухмылку, которая пробегает по его лицу.

— Как скажешь, дорогая, — улыбается он мне.

Я не могу поверить, мне страшно и одновременно радостно — неужели он избавит меня от всех мучений? Мне ничего не нужно и никого не жаль. Моя семья и мои родители кажутся мне эфемерными созданиями, плодом моего изможденного воображения. Мне не жаль своей бренной оболочки, просто не хочу, чтобы ее снова истязали. В эту самую минуту я готова простить Глебу все те мучения, которым он меня подвергал. Я бесконечно благодарна своему мучителю, который сейчас, благодаря своему минутному желанию, позволит мне наконец ощутить покой.

Муж отходит куда-то в глубь комнаты и начинает отодвигать ящики комода.

— Где-то здесь, в каком-то из этих ящиков… Так, сейчас, потерпи, родная, я найду, как тебе помочь.

Я слежу за действиями мужа и никак не могу понять, что он пытается найти. Через некоторое время он поворачивается ко мне, и я вижу в его руках красную атласную ленточку.

— Узнаешь? Сейчас ближе поднесу, — говорит он мне.