Андрэ Нортон - Знак кота. Гнев оборотня Страница 8

Под лучами солнца камни полыхают всеми цветами радуги, как украшения Куры. Даже ночью их блеск и величие не гаснет, их освещает серебряное сияние песчаных волн, мерцающих, когда песчинка трётся о песчинку. И весь этот мир — тоже часть нас, как и те островки, на которых мы строим дома.

Я вскарабкался повыше, чтобы оглядеть остров, на котором меня оставили. Небо всё ещё прочеркивали багровые и золотые вечерние лучи, но кое–где уже бледно замерцали звёзды. Пока ещё совсем не стемнело, я осмотрелся вокруг и увидел, что остров, на котором меня бросили, больше, чем я ожидал. Почему такую обширную полосу твёрдой земли, такое подходящее место для жилья до сих пор не колонизировали, оставалось только гадать.

Запрокинув голову назад, я несколько раз глубоко втянул воздух носом. На диком острове можно почуять три запаха, два из которых означают смерть, а третий — напротив, возможность выжить.

Два зверя оспаривают у человека титул царя природы. Первый — крыса. Хотя крысы и собираются в стаи, у них нет родства друг с другом, даже у матери с собственным выводком. Гораздо крупнее котти, они — воплощение неутолимого голода, голода с ногами и диким желанием сожрать всё, что только может наполнить их бездонное брюхо. Они могут кормиться водорослями, но жрут их по–скотски, загрязняя и оскверняя водоём, пока не испортят всю плантацию, так что могут потребоваться годы, чтобы озеро снова возвратилось к жизни. Быстро и глубоко зарываясь в песок, они прячутся от солнца, а когда жара спадает, выходят на поверхность, чтобы убивать и жрать, жрать и убивать. Если кругом нечего есть, они бросаются друг на друга, даже выводок на мать, а мать — на выводок. В них нет ничего, кроме зла, а несёт от них так, что к горлу немедленно подступает рвота.

Наши яки, благодаря своей толстой шубе из длинной шерсти, могут устоять против малой кучки этих разбойников, хотя большая стая сметёт даже их, и вздохнуть не успеешь, как буря, хоронящая под песком всё живое. А вот ориксы становятся лёгкой добычей, хотя с необрезанными рогами это свирепые бойцы. У крыс только два врага — люди и песчаные коты. У нас есть своя, отточенная временем стратегия, есть наши копья, сабли, пращи, охотничьи ножи, боевые посохи — и всё же многие несчастные пали, оставив после себя только дочиста обглоданные кости.

А песчаным котам, которых мы тоже страшимся (охота на них — суровое испытание мужества, и того, кто приносит домой трофей, зубы или шкуру кота, ждёт хвала семьи и родичей), помогают не только хитрая и продуманная тактика боя, но и клыки с когтями, которые они умело пускают в ход. Как и яков, их защищает толстая шерстяная шуба, сквозь которую проникают лишь самые сильные зубы. Наверное, только их храбрость и воинственность и сдерживают крысиные орды от роковых, оставляющих чрезвычайно тяжёлые раны набегов. Ибо крысы, ведомые исключительно голодом, скорее погибнут, чем отступят.

Коты тоже отличаются своим запахом, мускусным, не вызывающим отвращения, а другим, более резким, они старательно метят свои охотничьи территории. Они не собираются в стаи, на одном каменном острове живёт только одна пара, и в помёте бывает только один котёнок. Подрастая, он уходит от родителей. Между котами постоянно идёт соперничество за самку и за территорию, и проигравшего часто ждёт участь закончить жизнь свирепым шатуном–одиночкой.

Но сейчас я вынюхивал не крысиную вонь и не метки котов, а третий запах — тот, на который так надеялся. От которого могло зависеть, выживу я или нет. Для моего народа озера с водорослями означают именно это. Именно эти растения составляют нашу основную пищу. Конечно, у нас есть и стада, но сам скот кормится только водорослями. Кроме водорослей на нашей солёной почве растут одни лишь дыни, которые нужно вовремя убирать, или они становятся слишком жёсткими и несъедобными.

Если на этом острове есть водоросли, то я могу найти здесь и диких яков и запастись сушеным мясом на дорогу.

Дорогу — но куда? Я посмотрел на звёзды, они становились всё ярче и ярче. Каждый, кто ходил торговыми тропами, знаком с этими мерцающими точечками, указывающими нам дорогу. Однако мой народ слишком привязан к своей земле и к своим домам, чтобы пускаться в дальние странствия. Я знал только тс звезды, которые указывали мне дорогу от моего родного острова до рынка в Мелоа и обратно. Но здесь ничего похожего не увидел, да и не ожидал этого.

Конечно, соло теряло бы смысл, если бы испытуемый мог легко найти обратный путь. Но существуют и другие указатели, и если бы счастье улыбнулось мне, я мог бы найти один из них.

Те из нас, кому посчастливилось избежать страшной напасти, кто был отмечен судьбой или просто хочет почтить память предков, часто заказывают воздвигнуть статую кота–хранителя на одной из троп. Там, где у тропы стоит камень выше человеческого роста, мастера по заказу высекут из него подобие котти — вставят в глазницы драгоценные камни, которые будут веками блестеть под солнцем, или украсят статую ожерельем из камней, служащим той же цели. Главные тропы во множестве украшены такими стражами, и даже малозначительные пути отмечены хотя бы одним в какой–нибудь важной точке.

Если бы мне удалось заметить хотя бы одного такого… Я вздохнул. Твердой уверенности в будущем у меня пока не находилось.

Глаза уже привыкли к темноте, и я вполне мог разглядеть, что лежит прямо передо мной. Я решил, что лучше всего будет пройти, если смогу, вдоль краёв этого острова, пока не разберусь, насколько он велик и есть ли здесь…

В этот миг лёгкий вздох ветерка, иногда случающегося по вечерам, принёс мне желанных запах водорослей! И никаких признаков того, что озеро отравлено или заброшено. Земля под ногами была неровной, я шёл осторожно, ожидая, что в любой момент дорогу перережет расщелина. Любой камень под ногой мог по–предательски сорваться вниз, а вывихнутый сустав или сломанная кость тут же поставили бы точку не только в моём испытании, но и в самой моей жизни.

Я шёл по запаху, принюхиваясь к малейшим следам крысиной вони или едкому запаху кошачьих меток. Но пока до меня доносился только здоровый запах растений. Наконец я добрёл до края котловины и, несмотря на покрывавшую её тень, сразу понял, что нашёл–таки пруд с водорослями, и приличных размеров. Тем более удивительно было, что его до сих пор не испортили крысы.

Я отыскал пещеру поприличнее и сбросил с плеч мешок, прежде чем спуститься в котловину. Хотя я не отличался особым умением обращения ни с саблей, ни с копьём, было два вида оружия, постоянное упражнение с которыми — пока я пас стада — сделало меня настоящим мастером. Даже мой брат не осмеливался вызвать меня на поединок с пращой, отговариваясь тем, что это оружие подобает не воину, но только слугам. Сейчас праща была со мной, как и крепкий посох пастуха, на концах которого простым поворотом руки выдвигались острые лезвия. Вдобавок прежде, чем начать спуск, нащупывая опору для ног, я расстегнул ножны, чтобы можно было сразу выхватить нож. Полпути вниз я спускался вполне благополучно, но потом нога соскользнула, и я кубарем скатился вниз, больно ударившись о камни.