Легенды Октады - Рустем Владимирович Кадырбаев Страница 11

попросили уплатить подорожные. Я не питал особо теплых чувств к толстяку Касиму, но когда слезы ручьем потекли из его глаз, я невольно подумал о том, сколько же пережил этот добродушный и неуклюжий с виду человек, нашедший свое призвание в служении людям. Ведь он прошел серьезный этап испытаний на человеческую прочность вместе со мной, теплая волна переживаний охватила меня и, растрогавшись, я обнял его за шею. "Светлого неба тебе и человеческого счастья!" – произнес я мысленно. Касим услышал мои слова и вновь с удивлением посмотрел на меня. Но вовлекать дальше его в свои дела я не имел права.

  Я направил своего жеребца к центру города, где были сконцентрированы трактиры и более или менее приличные гостиницы. Миновав улицу Святого Августина, я въехал на центральную площадь, две трети которой были превращены в настоящий базар и увидел подходящий трактир. "Золотая туфелька," – прочел я строго оформленное название. Трактир возвышался над остальными домами своими тремя этажами. Здание было не старым, максимум двух-трех лет давности. Обожженный кирпич не успел еще впитать в себя городскую пыль. Просторные и широкие окна сразу же привлекли мое внимание. "Подойдет," – прикинул я в уме, и, развернувшись, поехал в каретные мастерские. Когда я остановился у ворот, тут же ко мне выскочил мальчишка-подмастерье, перехвативший моего жеребца под уздцы.

  -Мэтр Бонаму на месте? – спросил я, называя известного владельца, славившегося своим ремеслом и являвшегося поставщиком ко двору его величества в прошлые годы. Мальчишка обрадовано закивал головой. Я спешился, оставив своего жеребца на его попечение и, толкнув резную дверь, оказался в широком и просторном дворе, где кипела работа. Несколько мастеров собирали очередной заказ – просторную четырехколесную облегченную карету, уже перетянутую изнутри драпировкой небесно-голубого цвета. Я остановился, с интересом наблюдая за их мастерством и сноровкой – ни одного ненужного движения.

– Что вам будет угодно, сударь? – спросил меня кто-то сзади. Я обернулся и увидел перед собой рослого, но уже ссутулившегося и побелевшего от седины Жан Пьера Бонаму – владельца каретных мастерских. Его серые и пронзительные глаза разглядывали меня с любопытством, видимо мое лицо показалось ему знакомым. Я хорошо помнил, что он обладал феноменальной памятью, так как это было необходимо для его работа – ни одна из сделанных им карет не повторяла другую, даже самые элементарные детали изготовлялись по – своему. Его взгляд немного задержался на моем лице, но прошло уже десять лет.

– Я хочу заказать карету в стиле "санто", – назвал я свой старый семейный стиль.

– Ого! – удивился мэтр: – Вы знаете такие тонкости, сударь. И к какому бы сроку вы хотели бы ее получить?

– Она необходима мне через четыре дня, кроме этого ее должен украшать вот этот герб, – и я протянул мэтру носовой платок со своим родовым знаком. Увидев знакомый геральдический вымпел, у мэтра затряслись руки, с губ готовы были сорваться слова, но я опередил его, зная, что на мэтра Бонаму можно положиться:

– Инкогнито!

  Мэтр улыбнулся уголками рта и, смахнув слезинки с глаз, крепко пожал мою руку, при этом нарочито громко сказал:

  -Ваш срочный заказ будет выполнен точно в срок, карета будет запряжена четверкой лучших коней и доставлена кучером в любое указанное вам место!

  Я отстегнул от пояса увесистый кошелек и протянул его мэтру. Бонаму свел сердито брови.

– Берите, так надо. Через четыре дня, в одиннадцать у трактира "Золотая туфелька".

  Я покинул двор-мастерскую, где под навесом стояли в большом количестве изготовленные части изящных карет и колеса и очутился на улице. Мальчишка-подмастерье, подобострастно глядя на меня, подвел жеребца. Я сунул ему несколько мелких монет.

– Что интересного в городе?

– А что вас интересует, сударь? Например, сегодня из Золотой Порты привезли удивительную собаку – я в жизни подобных не видывал. Вот такой огромный… "Так, пес уже здесь, – подумал я: – Пора позаботиться и о себе".

  "Используя сочетание настоя мандрагоры, нуметрического олеандра и дорийской алмазной пыли можно, сохранив основные параметры своей души и не изменив ауры, отделить ее часть, используя преломления в астрале и одушевить любое животное, наделив его человеческим разумом, для того чтобы погибнув – восстать Фениксом," – вспомнил я слова Учителя. "Мне это совсем даже не повредит, потому как, во второй раз, меня убьют гораздо достоверней. Значит, пора встретиться с собакой. На все – про все у меня есть четыре дня. За это время надо присмотреться ко всему, посетить несколько салонов, узнать новости, словом появиться в своей роли. Решено!"

  ###

  Медведь прожил в лесу уже сорок лет. Для звериного летосчисления он был уже стариком, но смерть не приходила к нему ни в боях с соплеменниками за ареал обитания и за самок, ни в диких и кровавых охотах императора, когда истреблялось все ползающее и летающее, попавшее за флажки загонщиков. Этот огромный зверь, большую часть времени проводивший в глубоких пещерах каменной скалы в самой глубине чащи, спал целыми днями. Только в темноте он выходил только для того, чтобы добыть себе пропитание. Глаза, привыкшие к абсолютному мраку пещер, прекрасно видели в темноте. Поначалу, он, как и большинство медведей, был всеядным. Его рацион составляли ягоды, в обилии произрастающие в лесу, грибы, сладкие толстые коренья ревеня, мед, которым он лакомился, разоряя дикие постройки лесных пчел. Медведь с удовольствием рыбачил на мелководье, выхватывая пружинистые тела пятнистого лосося; не брезговал мелкими зверюшками, которые попадались ему на пути и, даже охотился на грациозных оленей, чье мясо, пропитанное свежей кровью, он особенно ценил. Но время и годы брали свое. Ему было не угнаться за быстроногими оленями и становилось очень трудно подкараулить мелкого зверька. Из-за того, что сильно ослабло зрение, ни один лосось не подставлял свою темную толстую вкусную спинку под его когти. А употребление в пищу ягод и ревеня только чуть-чуть удовлетворяли его потребности и то, на очень короткое время. Потом снова хотелось есть. И вот, в один из пасмурных вечеров он наткнулся на людей. Это были две девушки из ближайшей деревни, которые собирали недалеко от его логова папоротник, при помощи которого можно было лечить некоторые недуги. Местные знахарки делали из него горький отвар или продавали на базаре, как полуфабрикат для изысканной кухни богачей. Одним словом, внезапно напав на них, он впервые отведал человечины. И в этот момент все восприятие окружающего мира для него изменилось. Возможно, та легкость, с которой он добыл себе пропитание на несколько дней, может быть специфический вкус, принесли ему дикое удовлетворение и он изменился, превратившись в оборотня, в лесной ужас,