Эпидемия - Евгений Юрьевич Лукин Страница 26

Губы ее призывно шевельнулись.

— Антон Антонович… — прошептала она. — Пожалуйста… Примите меня в свою организацию…

* * *

Пока возвращался к музею, несколько раз почудилось, будто за ним следят. Выйдя на высветленный луною перекресток, резко обернулся — и смутная тень вдалеке отшатнулась за угол. Плохо… Самое время вспомнить, что поддельная девятая могила на данный момент вакантна.

Стараясь идти по освещенным местам, он достиг угла, за которым должно было, по идее, громоздиться причудливое строение, накрытое решетчатым куполом, когда мгла под одним из деревьев шевельнулась. Несомненно, кто-то стоял за стволом.

Остановился, не зная, на что решиться. Ладно, если там прячется какой-нибудь местный поклонник Громовицы, а ну как…

— Свои, Антон Антонович… — тихо, но внятно заверили из темноты. — Все в порядке, все под контролем…

* * *

Надо полагать, музей, подобно храму (или, скажем, особняку Иоганна Себастьяновича), никогда не запирался — входи в любое время. Звякнув дверным колокольчиком, Антон пересек тускло освещенный зал и поднялся на второй этаж, где располагалась подсобка, похожая скорее на гостиничный номер. В изголовье койки — чистые полотенца, белье. Даже банный халат.

Сам смотритель в ожидании загулявшего помощника коротал время в кресле за бутылочкой. Был он задумчив, загадочен и вроде бы чем-то разочарован.

— Проводили? — то ли насмешливо, то ли с сочувствием осведомился он.

— Проводил…

— Закусить не желаете?

Антон оглядел накрытый стол. Яства и зелья поскромнее, конечно, чем у компонастера, зато не в пример обильнее.

— Давно хотел спросить… — сказал он, садясь напротив. — Почему у тихушников такая правильная речь? Второй день слушаю и удивляюсь…

— А в пику отшибленным, — охотно пояснил смотритель. — У тех, сами знаете, мат в основном да жаргон. Ну и жесты, конечно…

— И сотиков что-то ни разу я здесь не видел. Вы ими пользуетесь вообще?

— Пользуемся, конечно… Куда денешься! Просто предпочитаем живое общение… — хмыкнул, покосился лукаво. — Кстати, о живом общении… До интима, насколько я понимаю, не дошло?

Треплев поморщился.

— Какой там интим? Одна политика…

— Неужто приняли в тайное общество?

— Наоборот, — буркнул Антон. — Просили, чтоб я принял… А не подскажете, кто это меня пас всю дорогу?

— А вас пасли?

— На каждом углу.

— Колы. Больше некому… Вы от них, коллега, держитесь подальше — судя по всему, в вас заподозрили очередное воплощение. Хотя нет худа без добра — будут теперь беречь как зеницу ока…

— А есть от чего беречь?

— Да так… Здесь, конечно, не город, но…

Выпили. Треплев набросился на еду.

— Нет, не понимаю! — раздраженно сказал он, расправившись с подостывшим бигусом. — Неужели в это можно верить всерьез? Воскрешение, воплощение…

— Почему бы нет? — философски заметил смотритель. — На то она и вера…

— Да, но быть ее объектом…

Пожилая копия Антона Треплева выпрямилась в кресле и, чуть откинув голову, воззрилась на Треплева-младшего.

— Как-то вы странно это сказали… Словно и впрямь вообразили себя… сами знаете кем…

— А вы можете доказать обратное?

— Могу… — глуховато отозвался смотритель. Взял свою рюмку, однако до рта не донес — уставился на нее, старея на глазах. — Вы недавно спросили меня, коллега, — мертвым голосом промолвил он, — почему никогда, ни при каких обстоятельствах, вы не сможете оказаться настоящим Антоном Треплевым… Отвечу… Только между нами… — И он через силу поднял на собеседника исполненные скорби глаза. — Потому что настоящий Антон Треплев — я…

Нет, это уже было слишком!

— У вас — шрамики, — пристально глядя на самозванца, сказал Антон.

— Что?..

— У вас на лице — шрамики, — раздельно повторил Антон. — Пластическая операция?

— Нет, — печально отозвался пожилой сотрапезник. — Не было никакой пластической операции… А шрамики — да. Шрамики пришлось сделать…

Кажется, должна была последовать исповедь. И она последовала.

— Во-первых, коллега, — поведал с тоской смотритель, — забудьте все, чему учат в школе. Теракт я совершил в одиночку… Подполье возникло уже потом…

Успевший настроиться на иронический лад Антон Треплев не ожидал такого начала. Сказанное вполне соответствовало действительности… Хотя… Музейный работник… Наверняка имеет доступ к архивам — там и раскопал всю правду… часть правды… Да вот и Иоганн Себастьянович давеча сболтнул нечто похожее: дескать, сдать подполье с потрохами ему даже не предлагали — видно, сдавать еще было нечего.

— А как же, простите, подвал? — поддел Антон. — Сами же сегодня говорили, что Треплев собирал в нем своих боевиков…

— Да мало ли я что говорил!.. — вспылил смотритель. — На сходке-то!.. — Тут же угас и разлил еще по одной. Махнул водку залпом, помотал редеющей шевелюрой. Собутыльник помоложе ограничился тем, что тронул губами краешек рюмки и снова отставил, — весь внимание.

За черным ночным окном беззвучно мельтешили крылышками две караморы. Интересно, могут они подслушивать сквозь стекло?

— А вы, тезка, — с нетрезвой назидательностью промолвил выпивший, старательно выговаривая слова, — привыкайте… привыкайте к двойной жизни… Такая уж у нас работа: на публике — одно, с коллегами — другое…

«Когда-нибудь стану таким же, — мрачно думал Треплев, изучая морщинистое испитое лицо. Мешки под глазами — как застывшие наплывы свинца. — Если доживу, конечно, до его лет…»

— Давайте вернемся к теракту!

— Ну а что теракт?.. — с отвращением проговорил коллега. — Кстати! Знакома вам такая фамилия — Джедаев?

— Где-то слышал, — слегка покривил душой Антон.

— Только слышали?.. Ну, значит, ваше счастье!.. А мне вот от него прятаться пришлось по хуторам… лет десять, если не больше…

— Он кто?

— Жертва теракта!

Ну вот теперь история заболевания (или симуляции, что вернее всего) начинает помаленьку высвечиваться. Горемыку перепутали с Треплевым. А потом он и сам себя с ним перепутал. Собственно, почему бы и нет? За десять лет метаний и страха вполне можно вообразить себя тем, за чьи грехи вот-вот придется ответить.

— Купил у бомжа паспорт, — уныло повествовал смотритель, — уехал в глубинку, прижух, стал ждать…

— Чего?

— Когда срок давности истечет… Когда буча поутихнет… Ага! Утихла она… Такое поднялось!..

— А где сейчас Джедаев?

— Там же, где и все Джедаевы! За границей. В бегах…

— От кого?

— В том числе и от Интерпола.

— Убил кого-нибудь?

— Да. Четверых. И все убитые, что характерно, Треплевы… С первой могилы по пятую. Четвертый ухитрился погибнуть самостоятельно… Но это, учтите, опять-таки между нами… Документы из музея изъяты, а сам я — под подпиской о неразглашении…

Несколько секунд Антон сидел неподвижно. При мысли о том, что бы случилось, останься он в прошлом, прошиб озноб. Дрогнувшей рукой взял со стола свою рюмку,