Противоборство Тьме - Максим Владимирович Виноградов Страница 29

Вдоль проезжей части расположены разделительные полосы, засаженные травой и кустарником. Дорогу застилает слой давно не убранной опавшей листвы. Красно-желтые деревья и такой же ковер внизу создают сказочную картину – мы пробираемся по волшебному тоннелю, ведущему в неизвестность. Каждый порыв ветра срывает новую порцию листьев, они кружатся и неспешно падают на землю.

В других обстоятельствах я бы любовался листопадом, наслаждался зрелищем засыпающей природы. Сейчас неестественная тишина и сильнейшее напряжение, разлитое в воздухе, заставляет сжаться в комок и нервно закусить губу.

Стук полуоткрытой двери, колыхаемой ветром, каждый раз пробирает до дрожи. Обходим источник шума, делая большой полукруг, и оставляем его за спиной. Напряжение не отступает, появляется ощущение постоянной слежки – словно кто-то скрытно наблюдает за каждым шагом.

Иногда я готов поклясться, что вижу какое-то движение в окнах домов – но каждый раз настолько мимолетно и смутно, что не успеваю даже сфокусировать на нем взгляд, не то что показать своим спутникам.

Становится жарко. Несмотря на невысокий темп, тяжело дышу и потею. А еще хочется спать – за ночь успел подремать часа три, не больше. Впрочем, это касается и моих спутников, но они держатся бодро, только я почему-то клюю носом.

Всю ночь провели в самолете. Когда Ханс вывел с Грюневальдского поля, мы с Анжелой успели только-только заскочить по домам, чтобы переодеться и захватить вещи в дорогу. В воздушном порту команду дожидался специально выделенный самолет, ярко горели огни на взлетно-посадочной полосе, экипаж был готов к вылету.

Вообще-то полеты ночью считаются очень опасными. Пилотам приходится лететь, ориентируясь по приборам, а они этого очень не любят. Велик риск сбиться с маршрута, заблудиться и оказаться вынужденным сажать машину в поле. Велик риск потерять высоту и разбиться о что-то высокое – гору, к примеру. Велик риск залететь слишком высоко, попасть в облака, заморозить двигатели. Много всяких неприятностей может случиться, поэтому пассажирские рейсы летают днем.

Делают исключение только для военных, спасателей и экстренных случаев. В какую категорию попали мы – не знаю, может даже, во все три одновременно.

На этот раз, как мне показалось, экипаж волновался вовсе не за время вылета, а за пункт назначения. Похоже, какие-то слухи об эпидемии успели просочиться. Пилоты курили, стоя возле кабины, и нервно перешептывались, пока мы подходили к планеру. Босс быстро переговорил с летунами, скрепив разговор крепким рукопожатием. После вернулся к нам.

– Семь часов! – пояснил он, показав оттопыренные пальцы, – Загружаемся!

Впечатляет! Через всю страну за семь часов – это мощно!

Едва успели разместиться на жестких сиденьях и пристегнуть ремни, как громкоговоритель в салоне буркнул что-то вроде «Приготовились!», и самолет пришел в движение.

Летать на планерах мне раньше не доводилось, и я, вероятно, был бы сильно взволнован, если бы не предельное утомление и то, что с головой ушел в раздумья.

Самолет сноровисто вырулил на полосу, по корпусу пошла дрожь, когда включились реактивные толкатели. Стоило пилоту отпустить тормоз, как всех вжала в сиденья ощутимая перегрузка. Планер побежал по асфальту, шум и тряска усилились в разы. Взлетали с максимальным ускорением, летун оторвал крылатую машину от земли буквально через пару секунд после начала разгона. Тут же раздался звук складывающихся шасси, судно пошло вверх под значительным углом.

Пять минут грохота, тряски и небольшой паники. Потом самолет выровнялся, звук двигателей стих. Ощутимый прыжок вверх – толкачи отработали ресурс и сброшены на землю. И почти сразу послышалось шуршание электродвигателей. Все, вышли на нужную высоту, планер набрал крейсерскую скорость. Теперь семь часов относительно скучного и безопасного перелета.

Садились на полосу на военной базе и в военном стиле. Пилоты явно торопились, планер ухнул вниз, почти к самой земле, желудок чуть не вывернулся наизнанку. Повезло, что в тот момент я дремал. Как только самолет остановился, на крылья сразу принялись навешивать свежие толкатели. Команда едва успела дойти до здания штаба, а стальная птица уже отправилась в обратный рейс.

И вот, спустя еще три часа, мы здесь – почти в центре мертвого Севежа. Именно тут становится очевидно, что произошла катастрофа. Это не декорации, не какой-то розыгрыш, реально случилось нечто страшное.

На проезжей части – большой затор, видны несколько аварий. Около десятка мехмобилей сгорели, от них остались только металлические остовы. Аккуратно протискиваясь между стальными скелетами, выходим на перекресток. Дома отдаляются, напряжение несколько спадает, но тревожность никуда не исчезает.

Краем глаза замечаю движение справа, дергано отпрыгиваю в сторону. Там, притаившись за деревом, сидит инфицированная женщина. Не удивительно, что ее никто не заметил, настолько она цветом одежды слилась с корой. К тому же, они, зараженные, могут долгое время находиться абсолютно без движения, замерев на месте. Я уловил чужое присутствие, только когда женщина повернула голову в мою сторону.

Все признаки Темного Бешенства в наличии, как и предупреждал Григорий. Ничего не выражающий взгляд; сильно, почти на всю радужку, расширенные темные зрачки; застывшая маска из одеревеневших мышц на лице; челюсть, отпавшая вниз; струйка слюны с обеих сторон рта; грязные, спутанные волосы.

Я успеваю подробно ее рассмотреть. Потом инфицированная встает и шагает навстречу. Движения резкие, дерганые, рубленные. Неуклюжие, но на удивление быстрые. Прежде чем успевает сделать хоть пару шагов, ее отбрасывает назад выстрелом.

Тяжелый стальной арбалетный болт почти разносит зараженной голову, пригвоздив к стволу дерева. Рука поднимается в тщетной попытке дотянуться до меня. Шух! – второй снаряд врезается женщине в грудь, разрывая сердце. Стрелок мрачно сплевывает, неторопливо начиная перезаряжать арбалет.

Происходит все это почти в абсолютной тишине – слышны только завывание ветра, тихий скулеж инфицированной и тяжелое дыхание моих спутников. Все, не сговариваясь, остановились полукругом и смотрят на бедную женщину. Одно дело знать о зараженных, совсем другое – увидеть воочию.

Несмотря на тяжелейшие повреждения, она продолжает шевелиться. Инфицированным не нужен ни мозг, ни сердце, чтобы… функционировать. Жизнью это уже не назовешь. Впрочем, теперь женщина не сможет ориентироваться в пространстве, да и двигаться будет сильно замедленно, так что для нас опасности не представляет.

С тяжелым чувством продолжаем путь. Не могу удержаться и щипаю себя за руку – больно! – значит, не сплю. Химик оглядывается на меня с Анжелой и пускает по кругу небольшую бутыль с темным снадобьем. Делаю глоток, мир вновь обретает четкость, возвращаются краски, отупение и отчуждение отступают. Передаю напиток дальше.

Отдохнуть в самолете удалось мало, сказалось возбуждение, оставшееся от дневных событий. В голове никак не укладывались мысли о происшедшем. Я понимаю, что если не выясню все до конца, то точно не усну.

– Как тебе удалось? – пересиливая ровный гул моторов, спрашиваю я Босса, – Как ты смог это спланировать?

– Что именно? – Ханс невозмутим.

– Ярмарка, драка Анжелы с магами, военное положение и присвоение ей звания магистра! И к чему поражение Стрелка на соревнованиях?

– Стрелок тут вообще ни причем.

– Он украл мое удостоверение!

– Всего лишь незначительный штрих, – морщится Ханс, – Все сложилось бы и без этого.

– Но откуда ты знал, что так выйдет? Такой план нужно готовить минимум за несколько дней! А ты ведь не мог знать заранее, что объявят военное положение и все сработает. Ты не мог… – в голове невольно зарождается сомнение.

– Я и не знал. Глеб, смотри на вещи шире. В запасе имелось пять разных вариантов развития событий, что приводили бы к нужному результату. В остальном я импровизировал, действовал от обстоятельств.

– Но как? Все эти люди! Не говори мне, что они оказались там случайно! Это была специально организованная ловушка. Неужели никто не заподозрил неладного? Магистр Сенна не поняла, что ее используют?

– Ох, Глеб, – вздыхает Босс, – Я иногда забываю, как много тебе еще нужно постичь. Неужели не слышал о так называемом парадоксе преданных слуг?

– Понятия не имею, о чем ты!

– Представь себе какую-нибудь важную персону, ну там графа или князька. И пусть у гипотетического графа есть слуга, преданный и верный. Сможешь ли ты приказать слуге убить господина, да так, чтобы тот исполнил приказ, не задумываясь?

– Если слуга действительно предан и его нельзя подкупить или запугать, то, очевидно, нет.

– Хорошо! А если