Искры на ветру - Илья Витальевич Карпов Страница 49

Грегорион ринулся в сторону ненавистного голоса, и вдруг пол исчез у него из-под ног, будто он выпал из окна. На мгновение он подумал, что так оно и случилось, вот только воздух вокруг был неподвижен, словно бы он завис на месте. Откуда-то донеслось приглушённое «Прощай, земляной червь!», а сознание инквизитора начало мутиться, пока совсем не угасло.

— Видимо мне предстоит самому догадаться, что означает этот подарок от Беаты, — сквозь головную боль Грегорион услышал спокойный холодный голос. — Кажется, я не давал указания отправлять ко мне инквизиторов. Поднимите его.

Инквизитор почувствовал, как чьи-то руки подхватили его и поставили на ноги. Он непременно бы упал снова, если бы его не держали крепко и, кажется, со всех сторон. Ледяная корка отвалилась и больше не сковывала глаза. Взгляд понемногу прояснялся, а кожа ощущала ледяной ветер.

— Как твоё имя, инквизитор?

— Гре… Грегорион, — распирающая голову изнутри боль мешала даже думать.

— Зачем ты пришёл в академию, Грегорион? — голос звучал словно через толщу воды.

— Мне нужно было увидеть архимага. Я… уполномочен…

— Полагаю, церковь заинтересовалась делами Академии? Что ж, если тебе нужен архимаг, то я к твоим услугам.

Титаническим усилием инквизитор поднял голову и сфокусировал зрение. Его взгляду предстал седовласый старик с худым вытянутым лицом. Голубые глаза глядели пристально и невозмутимо, а уголки губ были приподняты в лёгкой улыбке.

— Итак, полагаю, ты был в моём кабинете?

Ответом стал кивок.

— И, разумеется, видел мои записи. Если же нет, то ты, определённо, не самый внимательный инквизитор.

— Видел… — промычал Грегорион, борясь с болью.

— Вижу, тебя потрепала моя ученица. Или же охранные чары? Хотя, думаю, и то, и другое, судя по этой седой пряди в волосах. Вытягивание тепла и жизни сопряжено с обесцвечиванием волос и кожи, а также ослабляет сопротивляемость тела магии. Впрочем, не стану утруждать себя объяснением деталей. Сейчас это совсем ни к чему.

— Вы… Некромант, — Грегорион попытался выпрямиться, глядя на мага.

— А ты чертовски проницательный инквизитор, — ответил Вингевельд. — Не стану спорить с представителем церкви. Спрошу лишь, что ты собираешься делать теперь, Грегорион?

— Именем Церкви… — начал было инквизитор, но тут же осёкся, услышав странное шипение у себя за спиной.

— Желаешь меня арестовать? — лицо Вингевельда по-прежнему выражало спокойствие и уверенность. — Но прежде спроси себя, хватит ли сил? Разверните его.

То, что держало инквизитора на ногах, заставило его повернуться. Взгляду Грегориона предстала ужасающая картина, от которой в жилах стыла кровь, а сердце замирало. По меньшей мере, полсотни отвратительных мертвецов стояли и глядели на него своими мёртвыми глазами. У некоторых из них на месте глаз лишь зияли чёрные провалы глазниц, а иные были лишены челюстей. Одетые и нагие, мужчины и женщины, они покачивались и издавали омерзительный хрип или шипение. Четверо из них, как только сейчас заметил инквизитор, поддерживали его на ногах. От ужаса и омерзения невесть откуда взялась сила, и инквизитор отшатнулся назад, вырвавшись из костлявых хваток.

— Впечатляет. Понимаю, — раздался голос архимага.

— Ты чудовище, — проговорил инквизитор, трясясь в бессильной злобе.

— Я? Нет. Чудовища те, кто ради собственной выгоды готовы поставить под удар целые страны, пролить реки крови ради мести, написать целые книги, полные лживых слов, и надеть кандалы на всех, кто способен их носить! Я же предлагаю иной путь. Присоединяйся ко мне, инквизитор.

— Став очередным умертвием? Никогда.

— Я сохраню тебе жизнь. Я сохраняю жизнь достойным и не желаю проливать кровь тех, кто этого не заслуживает. Ты храбр и силён. Твои хозяева лживы и слабы. Строя новый мир, я предлагаю тебе стать не камнем в его фундаменте, но его строителем!

— А все они? Их жизнь ты не сохранил.

— Эти люди давно мертвы. А некоторые из них, несмотря на живую плоть, были мертвы внутри. Только подумай! Мёртвые, которые строят лучший мир для живых! Энгата станет величайшей страной! Падут лишь те, кто встанет на пути её становления.

— Это кощунственно…

— Как предсказуемо. Когда у церковников заканчиваются доводы, они говорят о кощунственности, — вздохнул маг. — Полагаю, это означает, что ты отвергаешь моё предложение, инквизитор?

Грегорион лишь злобно посмотрел на архимага. В его взгляде, отчаянном и свирепом, читалась лишь непреклонная воля и готовность стоять до конца. Он тяжело дышал и был готов встретить судьбу.

— Что ж, — тихо произнёс Вингевельд, взмахнул рукой, и выросший прямо перед инквизитором ледяной шип вонзился в его могучую грудь. Грегорион ощутил ужасную, всепоглощающую боль, изо рта потекла горячая кровь. Ноги больше не слушались, он начал падать.

— Всю жизнь ты стоял на коленях, так хотя бы встреть смерть на ногах.

Голос архимага звучал для инквизитора словно издалека. Падать он перестал, ощутив, как толща льда сковала его тело до пояса. Стекавшая изо рта кровь окрашивала ледяную глыбу красным, а по телу расползался холод. Грегорион уже не чувствовал ни ног, ни рук, ни даже боли.

Мир медленно растворялся в холодной темноте. Последняя мысль в угасающем сознании Грегориона Нокса была о девушке, оставшейся в далёком Энгатаре. Он знал, что она молилась за него каждый день. И понимал, что никогда больше её не увидит.

Глава 16

Маркус Аронтил не привык долго ходить пешком. Разумеется, живя на острове, он не сидел в башне безвылазно, и постоянно перемещался из одной части Академии в другую, к тому же нередко выбирался в порт, находившийся в полумиле от её стен, да и, бывало, прогуливался по отвесным утёсам острова. Но вот длинные переходы, подобные тому, что сейчас, давались ему с трудом.

Шагавший рядом Тиберий на первый взгляд уставшим не выглядел. Всякий раз, как маг обращался к нему, тот отвечал с неизменной жизнерадостной улыбкой, но стоило аэтийцу отвернуться, как она тут же слетала с его лица, но только внимательный взгляд опытного преподавателя мог это заметить.

— А ты неплохо справляешься с пешими переходами, друг мой, — попытался приободрить Маркус, — но не хочешь ли отдохнуть? Я могу понести поклажу.

— В детстве дядя рассказывал, как они в легионе за день преодолевали десятки миль, да ещё и в полной выкладке, — ответил Тиберий, поудобнее положив мешок с припасами на спину. — Кираса, шлем, оружие и принадлежности для лагеря… При всём уважении, если я скину поклажу на вас, то мой покойный дядя наверняка явится мне во сне и скажет, что я позорю дом Валерианов.

С обозом Брюммера Ганта они расстались в полдень, а сейчас солнце уже касалось жёлтым боком далёких гор на западе. Если им не посчастливится найти ночлег, то придётся идти всю ночь. Маркус предпочёл бы это ночёвке на земле хотя бы потому, что так венатору будет сложнее застигнуть их врасплох. Этим же вечером удача показала свою двойственную натуру. Найти постоялый двор им повезло, вот только хозяин, смерив усталых путников самодовольным взглядом, запросил столько, что магу пришлось отдать половину найденного после кораблекрушения серебра. Ему совсем не хотелось обращаться к тем деньгам, что Тиберий выиграл у наёмников, но такими темпами дело дойдёт и до них.

Комнатушка оказалась тесной и с одной единственной кроватью, так что Тиберий вызвался лечь на полу, а Маркус не стал с ним спорить. Всю ночь маг ворочался и то и дело просыпался, прислушиваясь к шорохам и вглядываясь в ночной мрак.

На следующее утро, через полмили от постоялого двора их догнала телега, гружёная бочками. Правивший ей улыбчивый старичок ловко остановил двух лошадей и спросил, куда путники направляются. Услышав слово «Дракенталь», он крякнул и предложил поехать с ним. Долго уговаривать после вчерашнего Маркуса и Тиберия не пришлось.

— Лошадёнки-то они не шибко разговорчивые, да и слушать толком не приучены, всё знай себе фыркают да ржут. А вы, погляжу, люди приличные. Я сперва даже подумал, из зажиточных, а потом встрепенулся: где ж то видано, чтобы зажиточный человек да пешком тракт топтал? Эх, дурень старый! Даже имён не спросил! Вы уж простите, коли обидел…

Моросил мелкий дождь, но Маркуса это не беспокоило. Он с удовольствием нежился в полудрёме, пока старичок, найдя благодарные уши в лице Тиберия, выкладывал тому, кажется, историю всей его долгой жизни.

Добравшись к вечеру до замка Алый брод, старичок, сославшись на скверную память, вдруг заявил, что ему немного в другую