Воровка - Александра Лисина Страница 55

– Трис? А, Трис? – заговорщицким шепотом спросил вдруг Яжек, наклонившись к самому моему уху. – А правда, что он заколдован? Брегол считает, что на самом деле он когда-то человеком был. А потом его за что-то р-р-аз… и обратили вот в этого монстра!

– Может, и обратили.

– Трис! Ну, ты ж его лучше всех знаешь!

– Я?! – неподдельно изумилась я. – Ты в своем уме?!

– Да? – обиделся юноша. – А в Приграничье тебе тогда что понадобилось? Тоже ведь в Кроголин собралась? А зачем, как не найти нужного колдуна, способного вернуть твоему зверю человеческий облик?

Тьфу ты, демоново племя! Мне больше делать в этой жизни нечего, кроме как всяких заблудших котов из помойной ямы вытаскивать! Да даже если он и заколдован, то я этого знать не знаю и вмешиваться не буду. Своих проблем по горло, чтобы еще заниматься чужими неурядицами. Скоро додумаются до того, что станут изображать клыкастого монстра жертвой… ну, например, несчастной любви! Да только злобный колдун наложил на неугодного жениха страшное проклятие, и теперь ему надо стоптать три пары сапог… тьфу ты, когтей!.. съесть три пары железных хлебов, преодолеть горы, стоячую воду и море-окиян, и тогда он найдет великого мага, способного избавить от чужого заклятия! А то и еще лучше – решат, что невеста – это, стало быть, я и есть. А несчастный влюбленный теперь преданно следует по моим стопам, чтобы…

Яжек аж вперед подался, прямо пожирая меня горящими от возбуждения глазами. Причем, судя по его восторженно-глупому лицу, последняя моя догадка была весьма недалека от истины. Ох, зря я не прислушивалась, о чем они там шепчутся долгими темными вечерами. Думаю, узнала бы о себе много интересного.

– Трис…

– Да, ты прав: я действительно иду к магу, – сухо ответила я. – К хорошему и сильному магу, потому что мне очень нужна его помощь.

– Правда? – неподдельно обрадовался парень, даже про камыши позабыв. – Я так и знал!

– Да. Мне позарез надо узнать у него заклятие пожизненного молчания.

– Чего? – озадаченно потер затылок Яжек, не сразу поняв, в чем подвох. – Зачем это?

– А чтобы наложить его на одного болтуна. На всю оставшуюся жизнь, если ты меня понимаешь.

Он совсем смешался и непонимающе округлил глаза.

– А-а-а… и кто же этот бедняга, позволь спросить?

Я оставила камыши в покое и выразительно на него посмотрела. Долго так, внимательно, недобро. И смотрела до тех пор, пока парень не покраснел, как вареный рак, и не пробормотал смущенно:

– Да ладно, чего ты… я ж просто спросил.

Глава 14

Переправа, как следовало ожидать, затянулась надолго. Да и как иначе, когда на восемь тяжелогруженых подвод приходилось всего два десятка человек? Причем из них – две хрупкие девушки, плюс один ребенок и один раненый, на которого рассчитывать не приходилось?

Неудивительно, что мы не один час потратили, чтобы перебрать многочисленные товары, накрепко привязать то, что можно было привязать, переложить мягкими тканями уцелевшие кувшины с розовым маслом, закутать самое ценное в парусину, тщательно увязать оставшиеся тюки и потом все это аккуратно перетащить на другой берег.

Каждую повозку, во избежание неожиданностей, крепко держали сразу несколько мужчин: один вел в поводу упирающегося коня, двое других цепко держали деревянные борта, следя за тем, чтобы телегу не опрокинуло волнами. Двигались медленно, осторожно, стараясь не увязнуть в придонном иле, старательно отплевывались, потому что течение действительно было бурным. Помогали уставшему животному взобраться на крутой берег, а потом возвращались обратно и, не успев как следует просохнуть, брались за следующую телегу. По очереди. Сперва с ними возились Яжек с двумя зиггцами, потом в дело вступили северяне на пару с Велихом или Шиксом, а потом все повторилось. Остальные, в том числе и здоровяк Бугг, шли на подхвате – в десять рук помогали вытаскивать тяжелые возы и сноровисто выводили их на сухое.

Я вперед не лезла и не стремилась как можно быстрее попасть на другой берег. Помогала, чем могла, вязала и перевязывала узлы, придерживала тюки, успокаивала тревожно фыркающих скакунов, которым совсем не хотелось лезть в стремнину. Потихоньку навьючивала оставшихся без седоков лошадей, потому что упускать такую возможность облегчить повозки было глупо. Сочувственно поглядывала на мокрых мужчин и настороженно косилась по сторонам: Ширра признаков агрессии по-прежнему не проявлял. Напротив, лениво наблюдал за мучениями караванщиков, вот только и помогать никому из них не спешил.

Леха заставили перебраться на ту сторону в числе первых: толку с него здесь немного, а на той стороне кому-то надо заниматься испуганными лошадьми. Так что он тоже мне беспокойства не доставил. Лука собрался было подойти, но Велих ловко подхватил его за шкирку, второй рукой подцепил супругу и так, на могучем жеребце легко преодолел реку.

Наконец все до одной повозки благополучно перебрались на ту сторону. Зита спешно раскладывала на полотняных крышах то, что успело подмокнуть; Лука непривычно тихо сидел в сторонке, настороженно поглядывая на родных; полуголые мужчины беззлобно подтрунивали друг над другом, особенно веселясь, если мокрые подштанники начинали сохнуть на ком-нибудь крайне любопытными пятнами. Велих, в очередной раз вернувшись на берег, подхватил поводья оставшихся скакунов, заставляя их войти в неспокойную воду. А там и я со вздохом поднялась, закидывая на плечо перевязанные веревкой сапоги.

Ну что, с богом?

Куртку я благоразумно спрятала в мешок. Тот, в свою очередь, закрепила на конской спине. Обуваться не стала, потому что мочить сапоги было глупо (на той стороне обуюсь), да и воды в реке было не так много, чтобы паниковать. Ездок из меня, конечно, аховый, но и бурный поток смыть с лошадиной спины не должен – разве только штаны по пояс намочит, и все дела.

Следом за неутомимым Велихом я направила жеребца в воду, краем глаза отметив, что и оборотень зашевелился. Интересно, он, как любой кот, тоже старается лишний раз не лезть в воду? Впрочем, о чем это я? Какая, в сущности, разница? Если бы он передумал и повернул назад, я бы не расстроилась, но нет – поднялся, заноза мохнатая. Шкура блестит, как шелковая, усищи растопырил, глаза сияют, словно две золотые плошки…